Подари мне жизнь - Александр Трапезников

Эдуард Резник, Александр Трапезников

Подари мне жизнь

Глава первая

«Архангел Константин» приходит на помощь

Санитары тоже люди. Как, впрочем, бомжи и олигархи, клоуны и депутаты, мошенники и прокуроры. Ничто человеческое не чуждо даже последней скотине на земле, если она имеет мысли и душу, где как в ядерном реакторе идут непрерывные цепные реакции самоуничтожения или самоочищения. Рано или поздно происходит взрыв, способный либо погубить вокруг все живое, либо, напротив, подарить жизнь. А подарить жизнь гораздо труднее, чем отнять ее. Сделать это может далеко не каждый…

В больничном закутке санитары пили пиво. Было их трое да еще смазливая медсестра с длинными ногами, которые неизменно поднимали давление у больных гипертоников. Часы показывали полночь. За окном шел снег. Один из санитаров лениво перебирал струны гитары и монотонно бубнил напевчик из «Фабрики звезд»:

— …круто ты попал на Ти-Ви… ты звезда… ты звезда… давай народ удиви…

И так без конца, других слов он просто не помнил.

— Костя, кончай нудеть! — сказал санитар-толстяк и громко зевнул: — Ты не на Ти-Ви попал, а к негру в попу в виде клизмы. Зарплату нам и в этом месяце задержат. Нет, уйду работать в другое место.

Костя отложил гитару.

— Куда, Митенька? — спросил он. — Всюду ты будешь той же самой клизмой, поскольку ни образования, ни богатого дядюшки во Флориде. Вон, Катька хоть может на панель пойти, у нее ноги сто восемьдесят сантиметров, прямо из шеи растут, а ты? Впрочем, ежели тебе в гей-клуб податься…

Толстяк бросил в него жестяную пробку. Третий санитар, длинный и тощий, открыл последнюю бутылку пива. Медсестра пересела на колени к Косте, обвила рукой его шею.

— А ты мои ноги измерял? — воркуя, спросила она.

— У меня глазомер хороший, — отозвался тот.

— А что еще у тебя хорошенького имеется? Печень, почки в порядке? Давай я тебя обследую.

— Ага, в реанимационном кабинете, — усмехнулся Митя. — Он сейчас как раз пустует.

— Кать, отстань! — сказал Костя. — У тебя ведь муж есть.

— Муж… объелся груш с макаронами, — ответила Катя, теребя и лохматя его волосы. — Я, Костик, тебя люблю. Ты у нас такой умный, красивый, целеустремленный. Врачом хочешь стать, в медицинский готовишься, не то что эти олухи! Так и будут жмуриков таскать, пока сами на носилки не улягутся. А в тебе есть нечто… сумасшедшее!

— Сказанула! — произнес третий санитар. — К психу на колени села.

— Вы не понимаете, — откликнулась медсестра. — Мужчина должен быть немножечко безумен, только тогда он способен достичь высот. Он должен совершать самые невероятные поступки… Поражать. А трезвый, холодный, расчетливый ум — это лишь заливное к рыбе. Да еще без соли. И перца.

— Какой-то гастрономический подход к мужскому полу, — пожал плечами Митя. — Ты еще корицы с базиликом добавь, тогда идеальный портрет выйдет.

— Мужчина двадцать первого века, весь в петрушке, лавре и других специях! Эх, Катя, многих ты, видно, за свою короткую жизнь съела. Вот только Костю не трожь.

— Я не вкусный, — согласился тот. — А насчет трезвости ты права: пиво закончилось катастрофически быстро. Не пора ли сходить?

Он легко приподнял Катю и пересадил ее со своих коленей на потертый кожаный диванчик. Медсестра обиженно надула губки.

— Метнем жребий? — предложил Митя.

— Да ладно, я сам слетаю, проветрюсь, — ответил Костя и сладко потянулся. — А то засыпать начинаю.

Он собрал со стола деньги, сунул их в карман белого халата и перешагнул через длинные ноги медсестры, загораживающие проход.

— Отрезать их тебе, что ли? — пробормотал он. — Запнуться можно и сломать голову.

— А ты запнись, запнись! — подразнила его медсестра. — А голову тебе мы починим. Вправим вывих.

— Не сомневаюсь, — сказал Костя и вышел из закутка.

Он прошел пустынными коридорами в зал приемного покоя, который был не слишком ярко освещен в ночное время, кивнул охраннику в черной форме с табличкой «секьюрити» на груди.

— За пивом? — оживился тот. — Купи мне сигарет.

— Курить вредно, — ответил Костя. — Я тебе лучше чупа-чупс принесу. Или морковки.

Выскочив за широкую стеклянную дверь, он на мгновение замер, подставив лицо крупным хлопьям снега и раскинув руки, будто собирался охватить всю эту звездную ночь и лежащую перед ним площадь. Блестели в лунном свете стекла домов, трамвайные рельсы, верхушки деревьев. Искрилось вокруг все, словно пронизанное электрическими разрядами.

— Здорово-то как! — тихо проговорил Костя и, нисколько не ощущая холода, побежал через безлюдную площадь к одинокой палатке. Дремавшая продавщица открыла на торопливый стук окошко.

— Люся, дай мне шесть «Балтики» номер девять и пачку «JIM», — попросил Костя, а в это время позади него продребезжал и остановился, очевидно, последний трамвай. Судя по голосам, из него высыпала изрядно подвыпившая компания. Тотчас же загорланили песню. Но санитар даже не обернулся.

— Ишь, опять козлы эти приехали! — произнесла Люся, выглядывая из окошка.

— Крутые? — спросил Константин.

— Отморозки, — ответила продавщица, махнув рукой. — Надо палатку закрывать, а то разнесут вдребезги.

Она быстро выставила на прилавок пиво и заперла окошко. Санитар убрал бутылки в полиэтиленовую сумку, сунул сигареты в карман и посмотрел на площадь. Трамвай уже укатил дальше, а на остановке теперь куражилась компания из пяти человек. Были они лохматые, меховые, похожие на каких-то диких зверей. Один из них повалил урну и закатил ее на рельсы. Другой пытался вырвать из земли скамейку. Трое остальных орали на манер «Тату»:

— Нас не догонишь! Нас не догонишь! Нас не догонишь!

— Да на хрена вы кому сдались — догонять вас, — пробормотал себе под нос санитар. — К финишу все равно не доползете…

В это время на площадь выскочила машина «скорой помощи» с проблесковым маячком. Она затормозила перед проездом к больнице, поскольку пьяная компания оказалась как раз на пути. Отморозки загородили дорогу, один из них даже лег ничком на капот, раскинув руки. Его приятели стали дергать дверцы «скорой». Костя, подхватив сумку с бутылками, пошел к месту действия. Глаза его стали сужаться от злости. Он чувствовал, как в нем растет, зреет, наливается бешенство. Внутри было холодно и противно. Между тем шофер «скорой» пытался урезонить отморозков.

— Ребята, ну куда вы лезете? — говорил он, опустив ветровое стекло. — Дайте проехать-то, у меня больной в машине загинается!

— И я больной! И мне плохо! — орал самый главный из придурков, похожий на щетинистого хряка. — А ну вытряхивайся! Я сам твою колымагу поведу! Нам тут недалеко — два квартала!

— Не боись, потом на место пригоним! — хохотал другой, с мордой гиены. — Дай покататься-то!

— Не то хуже будет, — мрачно пригрозил третий, комодообразный. — Под колеса положим и газанем.

— Точно! Так и сделаем! — завизжали от восторга четвертый и пятый. — В блин раскатаем!

Шофер увидел приближающегося Константина. Пытался что-то сказать, но не смог — губы его тряслись.

— Дядя Федя, что тут у вас? — звонко спросил санитар, заходя за капот.

— А это еще что за Снегурочка? — уставился на него главарь. — Иди отсюда, пока фуфель не начистил! Чмо болотное.

— Ты пургу-то не гони, — спокойно отозвался Костя. — А за базар ответишь? Говноед сраный.

— Чего-о? — опешил хряк — Ну, братан, сейчас мы тебя мочить будем!

— Братья твои в крысятнике, — сказал Костя и, крутанув полиэтиленовым пакетом, обрушил все шесть пивных бутылок на голову хряка. Шесть — это много даже для такой крепкой тыквы. Отморозок рухнул на снег, как подкошенный. В то же мгновение левой рукой санитар нанес короткий удар снизу в нос стоявшей рядом «гиене». Что-то хрустнуло, и тот завизжал от боли. Константин, подхватив удобнее пакет с бутылочным стеклом, влепил им в лицо комодообразному. Тот остался на ногах, хотя и схватился за голову. Санитар носком ботинка ударил его по надкостнице. «Комод» вновь устоял. Очевидно, он был бесчувствен к боли. Двое оставшихся отморозков пытались поднять с земли «хряка». «Гиена» полз к скамейке.

— Да что ж ты за истукан такой? — подивился Константин и нанес удар туда, куда обычно бьют женщины, пытаясь избавиться от насильника. Но и это мало повлияло на комодообразного.

— Так, — произнес Костя, бросив бесполезный пакет с крошевом и пятясь к машине. — Дядя Федя, газуй, пора на процедуры!

Он на ходу запрыгнул через отрытую дверцу и «скорая» понеслась к больнице. В зеркальце Костя видел, как «комод» крутит головой, пытаясь, видимо, сообразить, в какой точке земного шара он находится?

— Ничего, — произнес санитар. — Кутузов тоже отступал, и не считал это зазорным. Пива вот только жаль. Что я ребятам скажу?