Половое воспитание Августа Флана - Александр Минчин

Все было наглядно, как в анатомической энциклопедии. Август, сидя на стуле в углу и ожидая своей очереди, не мог отвести взгляда от ее потрясающе стройной фигуры и великолепных, отшлифованных па, которые делала эта фигура. Точеные ножки безостановочно двигались, каждым движением еще больше подчеркивая энергию, умение и совершенство того, что хотела выразить в танце их обладательница. Больше всего в кружении наблюдателя завораживали ее почти зрелые бедра и ноги. А грудь, как у всех балерин, была плоская.

После репетиций Нина переодевалась в странные поношенные платья, а сверху надевала бесформенное, на вырост, с корявой опушкой пальто. Превращаясь из прекрасного лебедя… Даже барон Мюнхгаузен, великий фантазер и мечтатель, не смог бы представить, что под этой ужасной одеждой и уродливым пальто скрывалась одна из лучших фигур в городе.

Во время репетиций Август не пропускал ни одного движения этого уникального тела. Видимо, созданного Богом для одного лишь балета. У Нины не было поклонников, она ни с кем не встречалась, и никто не знал, что она делает вне зала.

Стояла зима, раскатанный снег превращался постепенно в гололед. И по улицам, чтобы не упасть, надо было скользить, а не идти. Особенно это опасно для балерины, для которой ноги и руки — жизнь. И Софич, практичная и рациональная, стала каждый вечер выделять одного из мальчиков провожать Нину-балерину до дома. Если б Нина упала и ушиблась — закрылась бы первая балетная постановка в городе. Этого амбициозная Софич никак не могла допустить.

Насколько Августу было приятно и тревожно смотреть на Нину, когда она кружилась по паркетному полу, настолько ему не нравилось видеть ее переодетой в заношенное, бесформенное, висящее на ней, как мешок, пальто. Он старался не смотреть на нее, когда она облачалась в эту одевку. Сразу терялась вся ее магия, тайна, талант.

По какой-то причине Софич никогда не предлагала ему проводить Нину. Шли слухи, что ее старшая — аристократически красивая — сестра Лина встречается или увлечена отцом Флана, пациенткой которого она, видимо, была. Возможно, за это мстительная Софич отыгрывалась на Августе, хотя он здесь был совершенно ни при чем.

Это первая причина. Второй вероятной причиной было то, что Августик расцвел: стал стройным, симпатичным и привлекающим к себе взоры мальчиком. Такие, как Софич, не любили чужой успех, не терпели привлекательных и симпатичных, — их мучили собственные комплексы, связанные с юностью и безответной любовью.

Репетиции продолжались с удвоенной силой, премьера должна была состояться в мае во Дворце пионеров. Был такой «дворец» в центре города. У Августа были сильные благодаря волейболу руки и крепкие ноги. Однако поддержки, когда надо было взбросить Аврору на плечо и пронести ее по диагонали через весь зал, были для него нешуточной нагрузкой.

Август стоял, опустив руки на ее бедра, ожидая начала музыки. (Балет — интересный вид искусства, пожалуй, самый сексуальный из всех.) Софич, как всегда, что-то говорила, он не слушал. Он ощущал запах, видел стройную шею, касался бедром ее ягодицы. При взбрасывании Нины вверх тела их терлись, соприкасаясь друг с другом. Он не знал, почему его это возбуждает и томит. В одежде — на нее невозможно было смотреть, раздетой — она была совершенством. В этом была какая-то своя патология: он мог смотреть на нее часами во время репетиций, в балетном трико, исследовать взглядом каждый изгиб, каждый сантиметр ее тела. Но куда исчезала ее классная балетная фигура, стоило ей одеться!

Прикосновения к ней, ее талии, бедрам — в зале, на глазах у всех, вызывали у него странное чувство, объяснения которому он не знал. Ему очень нравилось танцевать с ней, она была лучшей — ее прыжки, ее па, ее полеты, — и он выкладывался и старался максимально. Но к этому невольно, интригуя и завораживая, примешивалась какая-то физиология: объятия, касания, возбуждение.

Он любил ловить Нину, когда она летела к нему на руки… Делать с ней высокие поддержки, взбрасывая ее в па де ша над головой.

Август не знал, нравится он ей или нет. (Хотя другим нравился, и весьма.) Нина всегда была сосредоточена на танце и слушала только балетмейстера, которая относилась к ней с большой любовью. Флан даже был уверен, что Нина не знает, как его зовут. Она еще ни разу не обратилась к нему ни по имени, ни как-либо иначе. И он в свою очередь, едва заканчивалась репетиция, выходил из зала и забывал о ней начисто. Вечерами его всегда ждала Леночка в подъезде. Но только Нина опять входила в зал, переодевшись в тунику и пуанты, — он не мог оторвать взгляда от ее фигуры и чудеснейших ножек.

В это же время Август неожиданно познакомился с привлекательной, выше его ростом, девочкой. Которой предстояло впервые разбить маленькое сердце Августика Флана.

Лара Лавицкая была каких-то польских, смешанных кровей (и, видимо, эти капли ей не давали покоя). Стройная, изящная, с красивым породистым лицом и великолепной нижней губкой, чуть растянутой и слегка приоткрытой, которая сама как бы просила — поцелуй меня. Такие губы бывают только у полячек. О, сколько сладких мучений и мук ревности доставит Флану это лицо с точеным носом и неземными глазами, сверкающими, как изумруды. Это будет самое сильное увлечение в юности Августа. (Наверно, порок и недоступность влекут больше всего.)

Она была на год младше его, но по уму, фигуре, кокетству, изящности и сообразительности, чтобы не сказать хитрости, превосходила его как минимум на несколько лет. Август был наивен, смущался и, завороженный овалом ее лица и слегка подрезанными скулами, на первых свиданиях вообще не знал, что сказать.

Лара была роковой девочкой, скорее девицей. Она прекрасно уже знала себе цену, и своей завораживающей, потрясающей зрелой фигуре. (Конституция Лары была уже в постлолитном возрасте спелости.) О Ларе ходило много слухов, и длинным шлейфом тянулись разнообразные сплетни.

Она жила вдвоем с матерью, которая сильно любила мужчин и часто их меняла. В настоящее время ее любовником был Казбек Матиев, который снялся в известном фильме «Герой нашего времени» и стал большой знаменитостью в городе. Часто он оставался ночевать в их комнате-квартире общежитейского плана. Говорили, но лишь говорили, что он не только услаждал в ночных объятиях маму, но баловался ухаживанием и за дочкой. Как-то раз, стоя около единственного подъезда в