Хенкинс Камилла - Камилла Хенкинс

— Ты что! Мою прапрапрабабку чуть не спалили на костре, так что ко всем этим делам я отношусь вполне серьезно!

— Понимаешь… Ладно, была не была! В общем, считается, что в тот раз Великий Ягуар потребовал свою жертву не вовремя. Такое бывало, но очень редко. У племени просто не было… э-э-э… подходящих кандидатов. И тут появляюсь я, молодой глупый белый. Они меня любили, уважали моего отца, но я все-таки был чужим. Интересы племени выше всего. Они честно пытались меня отговорить, а когда не получилось, с чистой совестью приготовили меня, так сказать, на заклание. Я шел не на охоту, а на смерть.

— Но ты выжил! Ты победил!

Дон немного растерянно усмехнулся, посмотрел прямо на Дженни и медленно произнес:

— Великого Ягуара нельзя победить. Он бог. Он не принял мою кровь, но я пролил его. Трудно объяснить все эти верования… Одним словом, я что-то вроде… проклятого. Одержимого. Потому меня и назвали Сыном Ягуара.

Дженни смотрела на Дона широко раскрытыми зелеными глазищами, и в них не было ни насмешки, ни страха, ни недоверия. Пожалуй… сочувствие. И тревога.

— Дон? А чем грозит это проклятие? И как его можно снять?

Молодой человек помогал головой, словно стряхивая невидимую паутину, а затем произнес натужно-беспечным голосом:

— Ну, не будем же мы всерьез об этом говорить… Так, ерунда! Как и все эти первобытные культы, все замешано на крови и сексе. Якобы, Ягуар оставит душу своего Сына, когда тот возьмет в жены полюбившую его девушку, но в тот миг, когда они… короче, когда она перестанет быть девушкой, зверь вырвется на свободу…

Его голос упал до шепота. По странному стечению обстоятельств в этот момент в лесу наступила почти мертвая тишина, и у Дженни мурашки побежали по спине. Она зябко передернула плечами и вымученно рассмеялась.

— Надеюсь, ты не поэтому до сих пор не женат? Это ведь всего лишь легенда. Красивая, страшная и завораживающая легенда, не так ли?

Дон поднял голову. Его смуглое лицо внезапно исказилось от какой-то скрытой боли.

— Да. Конечно. Это просто легенда. Только вот дело в том, что…

— Что, Дон?

— Иногда со мной что-то творится, рыжая. Я не могу это объяснить. Такого не было, когда я рос здесь. Это началось после той охоты. Я ухожу в лес.

— Ты никогда раньше не уходил в лес?

— Не то… Как тебе объяснить, чтобы ты не приняла меня за психа…

В его голосе звучало такое отчаяние, что Дженни больше не колебалась ни секунды. Она шагнула к нему, схватила обеими руками его голову и заставила его взглянуть ей прямо в глаза.

— Дон! Посмотри на меня! Я уже говорила тебе, все беды людей от того, что они боятся говорить друг с другом. Невысказанные обиды превращаются в ненависть. Страхи — в манию. Я здесь. Я верю. Я слушаю. И я слышу тебя!

И он решился. Ровным и спокойным голосом он сказал то, что мучило его последние десять лет.

— Я убегаю в сельву. Голым. Без оружия. Неважно, что я здесь вырос. Голый белый человек в сельве не проживет и двух часов. Не змея, так ядовитый шип, тарантул, все, что угодно! Яномами ходят босыми, но они делают это с детства, у них подошвы тверже любой подметки… не то, не то. Другое меня пугает, Дженнифер. Я не помню, что я делаю в такие ночи в лесу. Ничего не помню. Но мне снятся странные сны. Нечеловеческие. Сны, в которых нет образов. Есть только запахи. Шорохи. Я не могу их описать, потому что человек не в силах их обонять и слышать, а потому у него нет для этого слов. Но один запах я помню. И это запах… крови!

Она не отвела взгляда. Не дрогнула. Не выпустила его виски, только начала слегка их поглаживать, словно успокаивая его.

— А когда ты просыпался? Что-нибудь напоминало тебе…

— Ничего. Никаких следов. Я всегда оказывался в своей комнате, в той самой, где родился, рос и жил всю жизнь. Сухие листья на полу. Все. Больше ничего. Теперь ты считаешь, что я псих?

— Нет. С какой стати? Ты просто можешь быть одержим этим злым духом.

— Дженнифер О'Хара, что ты несешь? На дворе двадцатый век!

— Ну и что? Можно подумать, мы сегодня знаем о Боге и дьяволе больше, чем наши предки пятьсот лет назад! Да, в космосе их не нашли, но их там, собственно, и не должно быть! Что им там делать?

— Все! Хватит. Пошли, а то мы никуда сегодня не доберемся!

Он решительно зашагал вперед, а Дженни молча пошла за ним. Отчаяние раздирало ее душу на сотню маленьких Дженнифер О'Хара. Теперь Дон Фергюсон стал ей еще ближе.

И еще желаннее.

Потому что теперь перед ней был живой человек, испуганный, растерянный, недоумевающий. И все же достаточно сильный, чтобы справляться со своими страхами.

Яномами очаровали Дженни с первой минуты. Во-первых, они появились как из-под земли, вернее, из травы, и сразу защебетали на странном и певучем языке, улыбаясь белоснежными улыбками и отчаянно кивая ей в знак приветствия. Самые высокие мужчины приходились Дженни примерно по грудь, а дети выглядели самыми настоящими эльфами. Опасения Дона насчет того, примут ли они ее, оказались беспочвенными — яномами были явно рады ее появлению.

В селении Дженни подвели к вождю — старенькому, сгорбленному, но очень шустрому старичку, одетому в шикарную хламиду из звериных шкур. По сравнению со своими подданными он выглядел очень одетым, потому что все остальные обходились практически без одежды. Дженни с грустью отметила, что красавиц среди девушек почти нет, во всяком случае, на взгляд европейца. Впрочем, все с лихвой возмещали природные добродушие и благожелательность индейцев. Все наперебой старались оказать гостье почет. Дон выглядел по этому поводу несколько озадаченным.

Улучив момент, она спросила его, о чем это толковали индейцы, показывая на ее волосы. Дон пояснил.

— У них рыжих нет. Это как дар бога. Сама понимаешь, какого.

— Какого?

— Бога солнца, какого же еще? Они называют тебя… ну неважно.

— Нет, скажи! Так нечестно!

— Хорошо, хорошо, только не шуми. Благословением они тебя назвали.

— Ого! А чьим?

— Ну… моим.

Дженни бросила на босса снисходительный взгляд и подбоченилась.

— Я и так это знала, Дон Фергюсон. Только ты, в слепоте своей, мог желать моего немедленного отъезда с твоего распрекрасного ранчо! Теперь сам видишь — мое упрямство спасло тебя от ошибки. Я — благословение!

Дон рассмеялся, а сам подумал о другом.

Рыжая, если бы я мог сказать тебе все, что я хочу!

Если бы я мог, рыжая, сделать все, о чем мечтаю, глядя на тебя.

Я хотел бы целовать тебя с утра до ночи и с ночи до утра, я хотел бы спешить к тебе в конце дня и мучиться от того, что приходится покидать тебя на целый день, я хотел бы…