Ежедневные вечера танцевальной культуры и отдыха в Парке имени железнодорожников - Юлия Юрьевна Устюгова

– Папа, расскажи!

– С удовольствием послушаю! – озорно сверкнул на Ваню глазами Капитонов.

Ваня покраснел и вместе с Ольгой свернул с дорожки. Здесь белый Калинин светился посреди круглой, окружённой кустами клумбы. Огромная красная звезда была выложена вокруг бюста геранью. А остальное пространство заполнял душистый, цветущий белыми звёздочками мох, над которым даже ночью сладко гудели насекомые. На дорожке в голубых лучах фонаря перекатывались яркокрасные ранетки с невидимых в темноте яблонь.

– Осень… – Ольга завернулась в голубую кофту. – Ваня, послушай! Помнишь, ты говорил про Испанию? Что хочешь туда поехать, помогать испанским республиканцам? – они вышли вновь на главную аллею, и Ольга замолчала.

Все аллеи в парке имени Железнодорожников вели к танцплощадке. Все гуляющие стремились туда. Вот и хороший человек, старший лейтенант Коля Пономарёв, вдруг возник из темноты, изза плеча Ивана, махнул рукой на Ванин привет, щёлкнул каблуками, поздоровался мягко с Ольгой – и вместе со всеми и своей девушкой пошёл на звуки музыки. Но слышно было, что танцы только еще начинались, хотя музыканты вокзального духового оркестра уже пришли из сквера у театра с кирпичным портиком и из кинотеатра с раскрашенной аркой.

– Сегодня я точно буду танцевать! – шепнул художник, наклоняясь к Ивану.

«Чего это он передо мной отчитывается? Заговорщик нашёлся!» – подумал Ваня, теснее прижав к себе Ольгу.

– Полуночный вальс! – пролаял в жестяной рупор распорядитель с коротким чёрным галстуком на белой летней рубашке.

– Разрешите! – и, к вящему Ваниному восторгу, Ростислав Капитонов подхватил в объятия ту самую мечту целого города – Валечку Кузнецову. И повёл её, легко кружа, по краю мрамора. Следом за ним сорвался старший лейтенант, многие знакомые и сокурсники, и Степан с Таней. Только дети остались завидовать и есть мороженое. Ибо неписаный закон танцплощадки гласил: никого младше шестнадцати на танцплощадку не пускать. Иван медлил, потому что заметил на другом конце площадки едва узнанного им в гражданском Зайнуллу. И с тревогой ждал, подойдёт ли к нему Маруся. Та подошла, перебежав через всю площадку. И Зайнулла с чернокосой тоже, скорее обнимаясь, чем танцуя, соскользнули на белый круг. Здесь были все. Абсолютно все. И все танцевали.

Обыкновенно в это время, на вечерах танцевальной культуры и отдыха, оркестр играл «Память цветов», но сегодня отчегото был «Полуночный вальс». Ивану всегда он казался какимто лязгающим. Он даже снился ему последнее время в кошмарах.

Вот и сейчас – будто зубы лязгали при каждом шаге у Капитонова. А тот смотрел, улыбаясь, в удивлённое и румяное лицо упоительной Валечки.

«А действительно полночь!» – вспомнил Иван, и ему снова стало невыносимо, нестерпимо грустно.

– Пойдём танцевать! – схватил он за руку Ольгу.

– Я не хочу! Я хочу с тобой поговорить! – встрепенулась Ольга, но покорно опустила светлую голову на его плечо. – Помнишь Испанию? – шепнула она.

– Да.

– А помнишь рыбный магазин?

– Да, – сказал Иван, чувствуя, что ему не по себе от звуков лязгающего вальса. И одновременно чувствуя себя и Ольгу под защитой этой жутковатой музыки.

– Я тогда хотела тебе сказать, что хорошо знаю не только итальянский, но и испанский, что тогда была в отчаянии и тоже написала письмо, что хочу в Испанию, на войну.

– Кем?..

– Переводчицей. Я должна ехать завтра. То есть уже сегодня.

– С Капитоновым? Ты с ним? В его поезде?

– Нет. Не с ним. Но тем же поездом. В Москву… В другом вагоне. В таком, знаешь, который цепляют отдельно. С бархатными диванами и цветами в вазочках. А дальше – туда. Прости. Я очень этого хотела, потому что была в отчаянии, не знала, что делать. Я больше этого не хочу. Но отказаться ехать в Испанию нехорошо. Ты понимаешь?

– Понимаю, – сказал Иван. Он действительно её понимал, потому что сам бы уехал, если бы его направили, но…

– Прости. Мне казалось тогда, что я нашла выход. Уехать туда, откуда можно и не вернуться. Но теперь мне так не кажется, а скоро надо уезжать. И всётаки это хорошо, что я сейчас уеду от тебя и ты меня завтра не увидишь, – говорила Ольга, сверкая слезами.

«Ах ты партизанка! – думал Иван. – Обвела меня вокруг пальца. Что делать? Или Ольга права, что уезжает? – Неет! Врёшь! Не сдамся!»

«Полуночный вальс» кончился. Остановившийся рядом Капитонов медленно, с грустным сожалением выпустил из рук пальчики Валечки Кузнецовой, задержавшись на ней пожирающим взглядом, и отвернулся к Ивану и Ольге.

– Ладно. Прощайте! Прощайте, я ухожу!

– Куда?

– Совсем. На вокзал. Я устал.

Промокнув лоб платком, художник двинулся по танцплощадке к тёмной Вокзальной аллее. И пошёл по ней напрямик в белом своём костюме.

Отвернувшись задумчиво, Иван сошёл с белого мраморного круга и стал под фонарём спиной к Ольге.

– Вань, не надо! – тихо попросила она. Ей вдруг показалось, что страшнее всего будет то, что будет сейчас. Страшнее даже, чем оставаться в городе с Иваном вместе и положиться на судьбу.

– Полькамазурка! – объявил распорядитель.

Старший Стёпин отпрыск схватил со скамейки брошенный им зелёный, блестящий вмятинами рупор и смотался в кусты.

Иван поднял голову и напряжённо прислушался.

Жизнь! Это жизнь!

Только жизнь и больше ничего!

Жизнь! Просто жизнь!

Просто жизнь и больше ничего!

На Вокзальной аллее пронзительно закричала вдруг какаято девушка. Оркестр, загороженный прозрачной волнистой эстрадой, не переставал играть полькумазурку. Но чтото произошло, и все побежали туда.

Иван решился. Он схватил за руку Ольгу и побежал с ней туда, где их никто не найдёт, в тёмные глубины. В самое сердце парка имени Железнодорожников. В самую полночь.

Всю дорогу он чувствовал, как говорят их руки, и её жар гнал его вперёд.

– Нас никто не разлучит! – сказал Иван, оборачиваясь и целуя её.

И сразу же в ужасе понял, что это не она, не Ольга, а какаято совсем другая, незнакомая темноволосая девушка. Видимо, второпях он перепутал руки.

Иван стоял, не понимая, как он мог так ошибиться.

Даже сквозь мрак было видно, что девушка смотрит на него, испуганно дрожа. Стоя в двух метрах от нее, Иван чувствовал жар её волнения.

– Вы правда хотите быть со мной всегда? – спросила девушка, всхлипывая. И Ване ничего не оставалось делать, как обнимать её, и успокаивать, и вести всё дальше по аллее парка имени Железнодорожников, в ужасе чувствуя, что всё больше и больше теряет себя, что Ивана больше нет. Что он остался там, в парке, около танцплощадки. Они уходили вглубь. Всё дальше и дальше от полькимазурки.

«Я так и не придумал слов на припев, – подумал Иван. – Ладно, пусть остаётся просто тамтамтитам – так ведь тоже делают в песнях».

Иван шёл, поминутно оглядываясь и всматриваясь в ночь, туда, где затерялась в необъятных просторах парка имени Железнодорожников Ольга. И не знал уже ничего. Кроме летнего вечера, и звёзд, и ветра, шуршащего листвой.

(В оформлении обложки использован рисунок автора книги «Ежедневные