Изумрудная муха - Ольга Львовна Никулина

Люба пожала плечами. Что она могла сказать? Что ей тоже хочется в свои почти пятьдесят сидеть в обнимку с любимым человеком… И больше ничего не надо. А жизнь проходит в ожидании просто звонка, хотя бы этого несчастного звонка… И что она в этом понимает, её старая мамаша? А у неё было не так? Или она забыла, как бегала к телефону, когда отец всё не ехал и не ехал из командировки и не звонил? А какие истерики ему потом закатывала. Или это была не любовь, а инстинкт собственницы?.. Темна вода во облацех, как говорит Елизавета Ивановна.

Голос Елизаветы Ивановны прервал её мысли:

– …Вскочили, наскоро что-то поели и сразу куда-то усвистели, – продолжала Елизавета Ивановна. – Я даже не успела спросить, куда и когда она вернётся домой. Беда с девкой. Совсем от рук отбилась.

Катерина пришла домой в десять, разогрела оставленные ей макароны, налила себе компоту.

– Что-то ты поздно стала приходить домой, – миролюбиво сказала ей Люба.

– Десять часов – это поздно? Наши девчонки и позже приходят. Мы были на Красной площади. Там вроде митинга, что-то вещают, потом стали танцевать. Да, чуть не забыла. Тебе днём Эдик звонил. Он по рассеянности думал, что сегодня уже суббота. Говорил с бабушкой. Сказал, что будет звонить завтра утром. Или вечером. Я слышала по отводной трубке. Тебе бабуля не передавала? Она никогда ничего не передаёт. Вроде как забывает. Говорю ей: записывай. Или из вредности. Ха-ха!

Поздно вечером во время привычной процедуры растирания поясницы скипидарной мазью Елизавета Ивановна, кряхтя под Любиной ладонью (требовала, чтобы Люба втирала «как следует»), говорила с чувством:

– Какая безграничная низость, какое падение! Мы с твоим отцом были просто потрясены. Он был глубоко возмущён. Её поступок убил в нас все родственные чувства. Воспользоваться общим замешательством, горем в семье! Я не склонна думать, что это запоздалое раскаяние, вряд ли. В любом случае твоя позиция должна быть твёрдой: мы в курсе дела, мол, вещь принадлежит нашей семье, а оказалась у вас. Считаю, что муха должна вернуться к нам, и только при таком условии может идти речь о какой-либо форме общения. Будь твёрдой: никакой интеллигентской размазни! Никаких розовых слюней! Никаких сантиментов! Верните похищенную вами вещь! Нажми на неё, некоторая доля шантажа необходима. Если они взывают о помощи, значит, у них безвыходное положение. Намекни, что не будешь им поставлять диетические продукты, не стесняйся. Нашли себе вьючного осла! Надо отстоять в очереди задолго до открытия магазина, там постоять, нервничать – хватит на тебя или не хватит, потом ехать в толчее в электричке… Отдайте нашу изумрудную муху! И кончен разговор! Завтра поедешь? Обещала? Тогда иди спать, надо будет встать пораньше.

Наутро Елизавета Ивановна пробудилась поздно, когда в доме уже никого не было. Она плохо спала в ту ночь.

– Бонжур, ангел мой. Это вы звонили, душечка? Я не успела снять трубку, бежала из клозета, извините за интимные подробности, мон шер… Да?! И сколько ей стукнуло? Это событие! Принимает поздравления, это приятно. Отмечать будете? О! Застолье за общим столом, с тортом… Как мило! И с шампанским?! От ВТО? И с цветами? Ну шикарно. И вечером узким кругом у неё в комнате? Говорите, до сих пор хороша. Совсем не старая перечница? Хе-хе. Я помню, как она прекрасно пела в «Живом трупе». Да, её приглашали озвучивать… Она ведь наполовину цыганка? Ах, украинка. Очень музыкальная. Обещала исполнять цыганские романсы? И кто ей будет аккомпанировать? Ну, конечно, он, кто же ещё. Я забыла, что он тоже в Доме ветеранов сцены теперь обитает. Представляю, какой это будет потрясающий концерт. Очень вам завидую, прелесть моя… А что вы ей подарите? Ту, кружевную? Это её вещь, она оценит… Идёте на прогулку? Да, последние хорошие деньки осени, вчера дождик пыль прибил, воздух свежий. «Хапен люфт», как любила говорить красавица Раиса Романовна Рейзен, она играла старых княгинь с восточной кровью, помнится. У неё была младшая сестра Мария Романовна, балерина, не прима, «у воды», что называется, но красотка. Кокаинисточка, в период декаданса и позже многие пристрастились. Говорила, что после революции это спасало от голода. Танцевать уже не могла, была в мимансе. Выходила в роли королев, маркиз, герцогинь. Очень была эффектна на сцене, великолепно двигалась, умела носить костюмы. Величественная осанка. Всегда имела поклонников. Жила в Столешниковом. Когда-то занимала целую квартиру, потом её уплотнили. Оставили ей большую комнату и закуточек для кухни. Мебель у неё была роскошная, я бывала там, кое-что у неё купила. Потом жильцов стали расселять по новым районам. Кажется, она не успела переехать, умерла от кровоизлияния в мозг. Пусть земля ей будет пухом. Мёртвый в гробе мирно спи, жизнью пользуйся живущий… Наслаждайтесь предстоящим концертом. Помните, какие у нас были музыкальные вечера? Мы пели старинные романсы: «В час роковой, когда встретил тебя…», «Эй, ямщик, гони-ка к Яру…», «Невечерняя», «Пара гнедых…». Как изумительно подпевали и подыгрывали нам на гитарах Сашин-Никольский и Аркадий Смирнов… Замечательные артисты. Аркаша был моим сокурсником в Щепкинском, у Николая Федосеича Костромского, нашего педагога. И педагог, и актёр был милостью божией! В «Любови Яровой» прекрасно профессора играл. Помните: «Пустите, пустите Дуньку в Европу!»? Однако я опять заболталась! Приятной прогулки, моя радость. Да, и обязательно передайте юбилярше мои самые сердечные поздравления! Многая лета, многая лета, многая лета!.. – Елизавета Ивановна положила трубку и, грустно покачав головой, произнесла:

– «Были когда-то и вы рысаками…» – мечтательно улыбаясь, тихонько пропела Елизавета Ивановна и будничным тоном продолжила: – Да-с! Были когда-то и мы рысаками… Увы, всё в прошлом…

Тяжело поднявшись с кресла, Елизавета Ивановна перебралась в кухню. Усевшись у окна, она устремила взор на любимые старые Кадашевские переулки внизу. Ей хотелось отвлечься от горьких мыслей и полюбоваться картиной золотой осени в лучах неяркого осеннего солнца. Вместо этого её взору предстали обнажившиеся ветви деревьев и под ними мерзость запустения во дворах и садиках и обветшалый храм Воскресения в Кадашах. А над всем этим холодная надмирная роскошь дворцовых зданий, храмов и башен Московского Кремля на Боровицких холмах.

2

Народа в электричке было немного. Жители из подмосковных посёлков уехали с утра пораньше отовариваться в Москву и ещё толкались там в очередях, добывая провизию для своих семей. Наплыв людей с торбами, авоськами и рюкзаками, возвращающихся с добычей, должен быть после трёх – эти сведения