Время пастыря - Николай Еленевский

И далее автор рассуждает о том, для чего все это написано, почему все лучшее и положительное в русском народе подвергается насмешке. Насмешка над купцом, над мужиком. И над всем этим стоит призыв громить гнилые устои общества.

Статья весьма большая. Практически детальному анализу подвергнуто все, что написано Горьким в жанре малого рассказа до 1902 года.

Скажу, что я впервые посмотрел на творчество, как еще совсем недавно говорили, великого пролетарского писателя – у меня в домашней библиотеке целая полка отведена его многотомному изданию – глазами человека, радеющего за веру, за отечество, за жизнь в самых добрых ее проявлениях, посмотрел взглядом православного священника. Над многими вещами такой взгляд заставил задуматься, заставил даже переосмыслить то, что в некоторой степени считал важным, терпимым и даже неприкосновенным.

Таких глубинных подходов, такой боли за народ, за его долю, таких переживаний за его будущее, которые я ощутил в этой статье, переживаний, пропущенных через авторское видение литературы и ее влияния на людей, переживаний верующего человека крайне мало, на мой взгляд, сейчас.

…Платон Тихонович был принят в семинарию на своекоштный счет. Вся учеба оплачивалась вычетами из жалованья отца. На тот момент оно составляло около 300 рублей в год. Но если учесть, что семья к этому времени состояла из шести человек, то каждый рубль был на особом учете. Хотя по тогдашним меркам священнику с таким годовым доходом было по силам оплачивать учебу в семинарии. На казенный счет в большинстве своем принимались сироты, а также дети из семей дьячков и псаломщиков, жалованье которых было в три, а то и в четыре раза ниже, чем у настоятеля прихода.

Деньги, выделяемые Платону, уходили на питание, наем жилья, пошив семинарской одежды и обуви. Особенно дорогим был наем жилья. Вот что гласила докладная записка инспектора семинарии:

«И хотя своекоштные ученики жили на частных квартирах у хозяев, известных семинарскому начальству доброю нравственностью и честностью, помещения на этих квартирах были не так удобны, как в семинарии. Комнаты в них были тесны, особых спален не было, вентиляция была недостаточная. Единственное преимущество, которым пользовались ученики, жившие на квартирах, состояло в том, что содержатели квартир кормили учеников значительно лучше, чем в семинарии».

Но зато и плата за квартирное содержание была значительно больше. Так, если за семинарское общежитие воспитанники платили на то время по 35–40 рублей, то за квартиру на 10–15 рублей больше. Причем за стирку белья и освещение полагалась особая плата.

Но уже после первого курса Платон Тихонович вошел в число самых успевающих воспитанников и был переведен на полуказенный счет. Что это значило? Например, каждому казеннокоштному воспитаннику полагался суконный костюм, состоящий из сюртука, теплой фуфайки или жилета с рукавами и панталон – все сроком на три года, а также летний нанковый или люстриновый костюм – на два года, и картуз – на три года. Теплых шинелей не полагалось. Ученики ходили в город в зимнюю пору в суконных сюртуках, под которые надевались фуфайки. Сюртуки шились длинные, так как в зимнюю пору они заменяли пальто.

Семинария училась и жила в режиме строгой экономии. По решению ректора семинарии архиепископа Иануария

«в интересах сохранности одежды и сокращения расходов было решено отбирать одежду, не выслужившую определенного срока как у учеников, оканчивающих семинарию, так и у тех, которые лишаются за безуспешность (неуспеваемость – прим. авт.) казенного содержания или не удостаиваются перевода в следующий класс».

Кроме того, казеннокоштным ученикам выдавалось белье: в один год по три пары, в другой – по две, а также шейный платок на два года, а сапоги – ежегодно по две пары новых и одна с головками.

Так вот, половину этой одежды семинарист Тихонович теперь получал бесплатно. Сюда добавился и один бесплатный обед в день. В обыкновенные скоромные дни, в будни, подавалось по два блюда за обедом и ужином, обыкновенно щи и кашица в оба раза. Постный праздничный обед составляли щи с грибами, похлебка из рыбы соленой или вяленой с картофелем и кашей с постным маслом. Иногда вместо праздничного рыбного блюда выдавалась каждому пшеничная булка в 2,5 копейки или селедка – одна на троих.

С 1857 года происходит значительное улучшение семинарского стола: так, в первые дни Святой Пасхи полагался завтрак из кулича, окорока и двух яиц, в первые дни Рождества Христова, в дни Нового года и Крещения давалась на завтрак жареная колбаса с капустой. В дни заговенья на ужин полагались три блюда: щи, жаркое и каша. В сырную неделю дважды давались на завтрак блины с маслом, а на ужин добавлялось холодное блюдо из свежей рыбы.

Хотя, как отмечали проверявшие семинарию лица из духовно-учебного управления, порции вследствие того, что на казеннокоштном содержании было больше воспитанников, чем отводилось для них мест, установленные нормы питания не всегда выдерживались. По сметному назначению полагалось на семинарию 100 казеннокоштных вакансий, в действительности на семинарской пище содержалось по 350–400 человек. По определению Святого синода главными кандидатами на казеннокоштное содержание были сироты из семей духовного звания, но сверх того могли быть принимаемы дети заштатных священников, многосемейных отцов и низших членов притча, не получавших жалованья и не имевших церковной земли.

Как следует из семинарской истории,

«практикою установился обычай – из трех священнических сыновей и двух дьячковских по одному принимать на полное казенное содержание, остальных по усмотрению правления семинарии, на полуказенное или пансионное. Иногда за отсутствием свободных казеннокоштных вакансий из троих священнических детей двое принимались на полуказенное содержание, а третий на пансионное, равно как и оба дьячковских сына принимались на полуказенное содержание вместо определения одного из них на полное казенное».

Прошения о принятии на казенное или полуказенное содержание подавались родителями учеников на имя Преосвященного, затем с его соответствующими резолюциями препровождались в семинарское правление. Там делалось примерно следующее заключение:

«Правление семинарии примет во внимание 200-верстное расстояние места жительства просителя от г. Минска и его семейное положение».

При этом нередко принимались во внимание успехи самих учеников. Так на прошении Матвея Каминского, священника Вылазской церкви Пинского уезда, стояла такая резолюция преосвященного Антония:

«Принять обоих сыновей просителя на полуказенное содержание, если они числятся во 2-м разряде по успехам».

Иногда резолюции сопровождались внушениями и замечаниями по адресу родителей учеников. На прошении ученика М. Данкевича из Слуцкого уезда преосвященный Антоний написал:

«По причине скупости отца просителя, заглушающей в нем родительское чувство, правление семинарии отнесется в Консисторию для взыскания с оклада, получаемого священником Данкевичем, нужного количества денег на полукоштное содержание сына, коего должно поместить в семинарию».

Особо учитывались и заслуги родителей перед Святой Церковью. Преосвященный Михаил в 1855 году на прошении ученика К. Загоровского писал:

«Отец просителя своим поведением и усердием заслужил на внимание Епархиального начальства к оставленным им сиротам. Семинарское правление примет просителя на полное казеннокоштное содержание, если не встретится важных препятствий».

Такими препятствиями могли быть только неудовлетворительная учеба и плохое поведение.

За учебу и поведение в семинарии был очень строгий спрос.

Грубость, в какой бы то ни было форме, каралась постоянно. Так, в 1857 году архиепископ Анатолий подал в правление записку следующего содержания:

«Сколько раз ни приходилось помощнику инспектора Ив. Пигулевскому посещать квартиру Сорочинской, ученик высшаго отделения К. Кон. постоянно встречал его или насмешками, или неблагопристойными выходками, а 11 февраля, усевшись на кровати, вздумал здороваться с ним, а затем насмешливо покивал перед его носом тетрадью. Явившись на другой день ко мне, объяснялся резко и назвал помощника инспектора клеветником и ябедником».

По определению правления ученик К.К. ввиду хороших успехов наказан только карцером (на два дня на хлеб и воду) и оставлен в семинарии на усмотрение начальства.

Или вот записка инспектора:

«Ученик начального отделения И. Зданович вторую треть не ходит в класс, а А. Роздзялович перестал ходить на лекции после Пасхи. Накануне же (14 июня) в 9 часов утра они в одних халатах отправились на Переспу, где повстречали помощника инспектора и, не постеснявшись его, стали купаться. Кроме того, второкурсные словесники бурлачат (работали на реке, на складах – прим. авт.), шатаются по ночам и проделывают над мещанами разные смешные и дерзкие выходки. Я становлюсь в тупик перед озорством их и прошу содействия мне в инспекторской должности».