В недрах ангелы не живут - Василий Федорович Биратко

абсолютный лед, и нечего придумывать нового. Просто надо подумать, как согреть Лоно, возможно, оно замерзает или, может, тот мир – мир нерестилища?

Я запнулась, побелела: надо же высказать такую ересь! Все афалии думают, что на том конце бог Юпитер, и, с моих слов, он замерз. Приготовилась бежать, посматривая по сторонам.

– Мой ты милый отрок, как ты прав в своих речах, – старик погладил мои локоны.

Все вокруг оживились, не узрев кощунства, окружив меня, восторженно ликовали.

– Плывем в Город, мы соберем вече и попросим дать объяснения вплоть до свержения этого выскочки из Дома Знаний.

Это меня и сгубило почти, я уже не могла уйти от них. Они, взяв меня в кольцо, вынудили присоединиться к ним. С трудом уговорила их оставить мой шарик, как трофей. Пришлось пофантазировать, придумать историю борьбы с камелией, и удачный исход, почти удачный, ведь она поломала мне ребра, сжимая в кольца, исколола тысячами ядовитых игольчатых зубов все тело, отчего оно вздулось большими нарывами, которые покрывали меня с ног до головы. Только за два цикла до встречи с ними они прошли, лишь остались на груди два отдельных волдыря. Повредила ноги, так что они торчали в разные стороны, и раны на них с ладонь. Афалии охали в ужасе и смотрели недоверчиво. Отчасти это правда, когда я отвязала повязку с ноги, то одна афалия упала в обморок, когда из широкой раны выползли мелкие черви. Факт глубокой раны не оспоришь, и всем пришлось поверить. Старший группы принялся за обработку раны, они по очереди мочились на нее и протирали платком гнойные образования. Такие муки мне не к чему, и я выпала в осадок. Лекарь снова и снова протирал рану, обрезая отмершие края, и в завершении наложил легкий бандаж. Из-под него через трубочку надул кислорода с пыльцой древесного алоэ, помещая рану в воздушную капсулу. Сознание вернулось, и сквозь сон я услышала, как они обсуждают мое тело.

– Мне кажется это и есть тот уродец, он не похож на нормального, фигура, словно точеная, талия узкая, а плеч нет, таки хилые, – произнес подозрительный тип.

– Не выдумывай, посмотрел бы на тебя после такой передряги. Вот места живого нет, вся шкура изодрана, рана на ноге, еще немного и вообще лишился бы мышц, – пошел в защиту старик. – И второе колено, словно злобоеж.

– Он не выживет, – произнес мой целитель, который обрабатывал раны. – Температура растет, синие пятна пошли.

– Это синяки от ударов, – предположил смутный тип. – Интересно, чем камелия смогла их наставить? Она мягкая, как резина.

– Чем ты слушал, – возмутился старец. – Он на вулкане работал, когда напала камелия. Я сам копателем был, условия, я скажу, незавидные, постоянно ошпаренный и битый камнями. Смотри, какие шрамы, а здесь…

– Я про синеющую ногу говорил, – отвлек целитель от исследования моего тела. – В Городе ее отрежут наверняка. Если доживет, нам до него еще пять циклов, – тяжело вздохнул. – не доживет горемыка.

– Нашли, о ком горевать, это он, я отвечаю. Опухоль не проходит, все кругленько, и без горячки, да и под набедренной повязкой слишком пусто. Давай посмотрим, пока в отключке? – предложил тип.

– Это противоречит всем нормам этикета.

– Да ну вас с вашими нормами, на кону жизнь нашего сообщества. – Вспылил мутный.

– Короче, везем его в Город, желательно побыстрее, там разберутся, кто есть кто, – остановил полемику лекарь. – Тихо, приходит в себя…

Приходить в себя я не хотела, но нечаянно моргнув, выдала пробуждение. Немного потянувшись, с глупым видом открыла глаза, будто потеряв память и не знаю, где нахожусь.

В последующий цикл путешествия я «вернула» память, и убалтывала их своими рассказами, как умудрилась добыть необычное копье, как дралась с злобоежами и т.д. Про водоворот ни слова, ведь там преисподняя, и туда убегают уродцы. Моих бесконечных рассказов, выдуманных и правдивых, хватило на длинную дорогу к Городу.

Здоровье пошатнулось, в голове мутило, ноги с трудом двигали ласты. И к всеобщей радости афалий, только не моей, синяки и шишки прошли, а так удобно за ними было скрывать «бугры» на груди. Когда все отошли ко сну, потихоньку перемещаясь от медузы к медузе, я наполнила воздушный шар. Добавила странных камней лекаря в свой балласт. Шарик смог вместить солидное количество кислорода, пока не оторвал меня он живого островка.

– Извините, но я не согласна в лабораторию для опытов, – с этими словами бесшумно вспарила к небосводу.

Блуждать в холодных водах не пристало такой больной. Приспуская кислород, нашла хорошее течение в направлении Города. Внизу мелькнула верхушка знакомого потухшего вулкана, значит, пора погружаться, там в глубинах ждет меня убежище: в теплоте, без воды мои раны разбухать не будут, должна выжить. Теперь я знаю свое предназначение, пусть и самое ужасное.

Теряя рассудок, добралась до грота, и снова меня поджидал сюрприз, будто предугадывая мое появление, стая гистамин заполнила все пространство, медленно поднималась из глубин. Это сезон миграционных атак, когда несколько выводков созрели и собираются в стаи, устремляясь вверх на охоту и размножение. В течение трех циклов они нападают на всех, кто попадается на пути. В это время вся живность жмется к холодному небосводу, афалии реже вылазят из своих убежищ, и только группами.

Отступать поздно, наверх не успею, кислород иссяк. Из всех сил рванула к пещере, живот подтянулся от голодовки и напряжения, набедренная повязка ослабла выпуская затянутые концы. Вначале гистамины просто плыли рядом, сгущаясь, затем резко облепили всю, сковав движения. Пришлось остановиться, кислород в крови исчез. Одним движением конечностей стряхнула больше половины наездников. Рывок вперед, и пещера в двух метрах. Снова живые оковы остановили.

– Гибу-у-ук! Вспомнила запрещенное Валерионом слово, выдавила последние остатки СО2 с кровью из легких, кислород давно в них отсутствовал.

Гистамины в радиусе двадцати метров лопнули в одночасье, окрасив в розовый цвет воду. Голова слегка вспухла. Теряя силы, потянулась к краю карниза и соскользнула, наткнувшись на попавшуюся прилипалу, в это время десятки новых гистамин повисли на ноги.

– «Все, не успела, и вновь я коматозник, нет, на сей раз мертвец. Зря они толпой, одного я бы выносила, и был бы у меня воспитанник», – черным юмором отозвался внутренний голос.

– Мне бы еще разок крикнуть, да нечем.

Один гистамин и впрямь протиснулся под набедренную повязку, руки потянулись к ней, натыкаясь на десятки соратников. Гистамин, борясь с повязкой, как и в прошлый раз, довел меня до экстаза. Затем проник в брюшную полость, второй, третий, четвертый, на пятом остановились, остальные, как по команде, отцепились.

«Опа, оказывается у них есть