ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА - ХОВАРД ФАСТ

В то время шерифом Доджа был Бэт Мастерсон, коренастый решительный человек, скорый на расправу и твёрдо помнивший о том, что большинство его предшественников умерло в сапогах и с пистолетом в руке. Должность шерифа в Додже не была ни выгодной, ни почётной, она была связана с постоянным риском, с почти верным проигрышем в игре, которую нечестно вели другие. Каждый шериф Доджа обещал очистить город от преступных элементов, сделать его местом, где порядочные люди могли бы чувствовать себя в безопасности. Но Бэт Мастерсон был первым, как будто имевшим какие-то шансы прожить достаточно долго, чтобы довести своё намерение до конца.

Теперь же, прислушиваясь к болтовне Эрпа с владельцем ранчо, Мастерсон осторожно опустил своё кресло на все четыре ножки, кивнул головой, взял сигару, понюхал её и откусил кончик. Каждое его движение было обдуманно, рассчитанно, медлительно. Это были движения человека, который жив только благодаря своей осмотрительности и чья жизнь так хрупка, что её нужно охранять днём и ночью.

Он наклонился над спичкой, зажженной Блэком. Но Эрп отрицательно покачал головой и начал сосать сигару, не закуривая. Эрп, жилистый, весь подобранный, напоминал своей настороженностью боевого петуха; его пальцы непрерывно играли пистолетом, он постукивал ногтями о металл.

– Ну, как дела? – спросил Блэк.

– Всё спокойно.

– Спокойствие – вещь хорошая.

– Неплохая, – сказал Эрп.

– А что слышно о рыночных ценах? – спросил Мастерсон.

– Поднялись на доллар двадцать центов.

– Это хорошо.

– Могло быть и лучше, – сказал Блэк. – Теперь на скоте не наживёшь состояния.

– Всё-таки дело… – протянул Эрп, покусывая стрелу. – Мне так надоело блюсти мир и тишину, что я, кажется, готов наняться в ковбои за двадцать долларов в месяц.

– Имей я жену и детей, – задумчиво проговорил Блэк, – я бы удрал отсюда. А теперь я никак не могу решить, сидеть ли мне у себя на ферме, ожидая, когда она загорится, или перебраться в Додж.

– До вас дошли эти истории об индейцах? – вздохнул шериф.

– Я как раз хотел узнать, а вы слышали их?

– Чёрт возьми, конечно!-с кислой улыбкой отозвался Эрп. – Трудно не слышать. Каждый лохматый бродяга, которому не удалось убить бизона, или поторговать виски, или стянуть деньги, жаждет поиграть со скальпом.

– Тоже вояки! – пробормотал Мастерсон.

– Это один способ смотреть на дело, – согласился фермер. – Ас другой стороны, вы можете приехать к себе домой и увидеть, что дом сожжен, скот угнан… и вам ещё повезло, что вас самих тут не оказалось.

– Но ведь они ещё ничего не сожгли.

– Глупая манера рассуждать, – сказал Блэк.

– Ну ладно, ладно!… Чего же вам хочется? Ополчения? Армии волонтеров? И где они, эти Шайены? Вы их видели? А я даже не знаю, сколько их ушло и куда они идут. Конечно, и я мог бы бегать вместе со всеми по городу, размахивать ружьем и вопить: «Бей проклятых краснокожих!» Но для чего? Это никогда не приводило ни к чему хорошему. Я стараюсь поддерживать спокойствие.

– Может быть, вы перестараетесь.

– Возможно. Но я и впредь буду его здесь поддерживать. В прериях и так хватит солдат.

– А здесь, в Додже, хватит трусов! Мастерсон пристально взглянул на Блэка. Эрп свистнул, и Мастерсон сказал вполголоса:

– Мы ведь давно знаем друг друга, Блэк! Несколько минут прошло в молчании. Они не двинулись и тогда, когда у дверей замер четкий топот копыт. Мастерсон лишь слегка повернулся, когда приехавший ворвался в комнату. Эрп сказал:

– Хелло, Джимми!

Лицо парня показалось Блэку знакомым.

– Они напали на Фуллеров! – задыхаясь, крикнул парень.

– Кто напал?

– Спокойно, Джимми, – сказал Эрп.

– Проклятые индейцы!

Блэк улыбнулся, а Мастерсон резко сказал:

– Садись, Джимми! Что за чертовщину ты городишь!

– Я же сказал вам! Они напали на Фуллеров, стреляли целый день и сожгли дом и всех, кто в нём был.

– Когда это случилось?

– Сегодня ночью! – Ты сам видел?

– Чёрт возьми! Я не видел, но Ленни Рэнд видел. Он загнал свою лошадь, и разрази меня гром, я загнал мою! Ленни ехал к Фуллерам и вдруг услышал такую пальбу, точно там шло настоящее сражение. Он уже не поехал туда, но, по его словам, стреляла по крайней мере тысяча ружей, никак не меньше того. Он видел зарево на небе, точно от пожара в прерии.

– Где это было? – спросил Блэк.

– На Реке Целительной Палатки.

– Да, это могло быть у Фуллеров, – согласился Эрп. – Но отчего, чёрт бы его взял, этот болван Ленни не поехал поглядеть поближе? Чтобы захватить папашу Фуллера, индейцам незачем было начинать сражение… Ты уверен, что Ленни слышал стрельбу?

– Истинный Бог, уверен!

– Эти негодяи могут начать стрельбу и без всякого повода, – заметил Блэк.

Мастерсон поднялся с утомлённым видом, подошёл к конторке и пристегнул к поясу два револьвера.

– Я пойду посмотрю, что там делается,-сказал он Эрпу. – Вы же поезжайте в форт и переговорите там. В Додже всегда найдутся головорезы, готовые отправиться в погоню за индейцами, и уж лучше, если с ними будет одна или две роты.

Телеграфист, всё ещё потирая зашибленную скулу, сидел в редакции газеты и слушал, как редактор диктует передовую статью прямо наборщику. Помимо своей работы в телеграфной компании Уэстерн Юньон, Стенли Гарбург был канзасским корреспондентом «Нью-Йорк тайме». Он не числился штатным сотрудником, но когда ему попадался какой-нибудь интересный материал, он посылал его в газету в надежде, что там его используют. Если события того стоили, обработку поручали опытному журналисту. Стенли берег, как сокровище, те номера, в которых печатались его краткие заметки.

Разглядывая теперь похожие на две платяные щётки бакенбарды редактора Аткинса, он раздумывал о назревающих событиях, о сенсационной истории, о которой он напишет, об этом великом шансе на успех и вместе с тем надеялся, что его предположения не осуществятся. Он вспоминал точки и тире, принесшие ему извещение о побеге индейцев, об атаках и контратаках, о постепенной концентрации войск со всех концов штата, о сети, которая плелась и в которой, видимо, не окажется уже ни одной спущенной петли. Он мало знал об индейцах, так как каждый живущий в прериях утверждал, что его рассказы о краснокожих самые достоверные; однако он знал, что индейские войны-дело прошлое, что индейская проблема разрешена раз и навсегда. Но теперь было что-то иное…

Он услышал, как Аткинс продиктовал:

– До каких же пор свободные американцы будут жить под тенью этого смертельного страха? До каких же пор эта индейская угроза будет держать их дома, их очаги, их близких в долине мрака? Мы заявляем: хватит! Мы заявляем, что не будут больше наши близкие гибнуть в жадно разверстой пасти варварства! Мы обращаемся к свободным людям: подымайтесь и уничтожьте краснокожих! Мы говорим: граждане Додж-Сити, защищайте ваши очаги, подымайте оружие за дело мира и свободы! Ударьте по ним с такой силой, чтобы они поняли: это гнев Господень обрушился на них! Дайте им такой урок, который на веки вечные отучит их переступать границы своих резерваций…

Гарбург слушал, усмехаясь. Он слышал, как те же призывы, заклинания и проклятия произносились по поводу охотников за бизонами, бандитов, скотокрадов, торговцев виски, техасцев.

Аткинс никогда не менял текста своих передовиц, а если бы менял, то порядочные люди в Додже, может быть, всё-таки читали бы их. Но при данном положении дела никто их не читал, за исключением тех случаев, когда эти статьи перепечатывались газетами восточных штатов, стремившимися показать воинственный пыл пограничной прессы.

Кончив диктовать, Аткинс подошёл к телеграфисту, ухмыляясь и посасывая свою старую трубку.

– Задал я им перцу, а? – сказал он.

– Разве вы так ненавидите индейцев?

– Ненавижу? Да я никогда не знал ни одного, никогда не говорил ни с кем из них, кроме метиса Микки. Но они, как и бандиты, мешают прогрессу, а прогресс не может останавливаться.

– Всё же я не печатал бы этого, – сказал Гарбург.

– Почему?

– И так достаточно шума. Зачем же ещё добавлять? Индейцы не подошли к Доджу, и нет никаких доказательств, что они грабили или творили безобразия. У них, вероятно, одно-единственное желание – уйти к себе на родину, на север.

– А нам надо убираться с земли, за которую мы сражались? Сказать им: идите сюда, идите с миром?

– А почему бы и нет!

– Эх!… – Редактор сплюнул. – Уходите! Дыхание трусости жжёт нестерпимо. Убирайтесь отсюда!

Отряд из форта Додж выехал с наступлением темноты и, следуя точно на юг, направился в сторону Уитмена, вместо того чтобы двигаться на юго-восток, к Ридеру и Реке Целительной Палатки. Седберг решил, что отряд из форта Рино или уже перехватил Шайенов, или совершенно утерял их.

Тот факт, что индейцы могли уйти от кавалерии, уже настигшей их, ему и в голову не пришёл. А если бы Мэррей вступил с ними в соприкосновение, то сведения об этом уже были бы получены в Додже. Таким образом, вероятнее -всего, что отряд из Рино окончательно потерял след индейцев. Если отряд продолжит свой марш на север от Сан-Сити, он будет прикрывать восточный фланг, так же как и воинские части, патрулирующие железную дорогу на открытых платформах. Тем не менее инстинкт мог заставить Шайенов уклониться к западу, подсказать им, что в наименее населенной части штата скрыться легче всего. Больше никаких данных у Седберга не было. И он ночью повел наугад в южном направлении свою посаженную на мулов пехоту.