ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА - ХОВАРД ФАСТ

Вэнест слушал, но не слышал. Мысль о побеге полностью завладела им, и сердце его колотилось от страха, что дезертировать придётся этой же ночью.

Он опомнился, услышав слова полковника:

– Ты отправишься сегодня же с капитаном Седбергом. Он препроводит тебя в твой отряд.

Макгрет и Сеттон расположились в баре «Аламо» и потребовали виски. Они сразу же выпили по три стакана, почувствовали себя лучше и с жадностью набросились на красный сыр и бисквиты.

– Проголодались? – добродушно спросил бармен. Это был пузатый, сутулый человек с лысой головой, белой и гладкой, как яйцо. – Могу предложить вам ветчины и яиц. А то, может быть, хотите холодной курятины? – добавил он. Мясо было не в почете в Додж-Сити. – Приехали сегодня?

Они кивнули. Затем выпили ещё и опять налегли на сыр и крекеры.

– Закуска за счёт бара, – пояснил бармен.

– Я видел бесплатные завтраки и получше.

– Возможно, но только не в Додже, – сказал бармен. – Вы приехали из Колдуотера?

– Да вам-то какое дело! – крикнул Сеттон.

– Ну, не сердитесь.

– Ладно, ладно, всё в порядке, – ухмыльнулся Макгрет. Он решительно чувствовал себя лучше.

Они допили бутылку и продолжали поедать сыр и крекеры, пока тарелка не опустела.

Чтобы наложить ещё, бармен нагнулся под стойку.

– Я слышал, Шайены идут сюда, – сказал он.

– Может быть, и идут. Выпрямившись, бармен продолжал:

– Я добавил тут кусок курицы. Разделайтесь с ним, пока не пришёл хозяин. Сеттон хрипло пробурчал:

– Ох, и саданул бы я разок из ружья в этих краснокожих чертей!

Бармен поставил на стойку вторую бутылку. Макгрет взял её и, расплатившись за выпитое, направился к одному из столиков.

– Я принесу ещё сыру и крекеров, – сказал бармен. Сеттон тяжело опустился на стул, и Макгрет опять налил себе и приятелю. Сеттон пил с медлительным упорством человека, которому хочется напиться, но это ему никак не удаётся.

Макгрет пил вдвое меньше и насвистывал под звуки рояля. Он не спускал глаз с двери, наблюдая за каждым, кто входил в бар.

Стойка тянулась через всё помещение – в ней было футов сорок, и она упиралась в разбитое, дребезжащее пианино. Маленький лысый человечек, раскачиваясь на табуретке, наигрывал всё один и тот же плясовой мотив. Ряды грязных стаканов на стойке отзывались звоном на его игру; возле него стоял липкий кувшин, до половины наполненный скверным пивом. Столики стояли в густом слое грязных опилок, образуя как бы барьер вокруг площадки для танцев, также посыпанной опилками. Человек пять-шесть толпилось у стойки и с десяток расположилось за двумя карточными столами.

В противоположном углу помещались рулетка и стол для игры в кости. Пахло чем-то кислым, спёртым, отвратительным.

Сеттон понемногу пьянел.

– Эта страна должна быть для белых людей, а выходит, что нет, – заявил он.

– Правильно, – поддакнул Макгрет. Он всегда соглашался с этим здоровенным малым, когда тот был пьян.

– Да… – глупо улыбаясь, проговорил Сеттон. – А знаешь, что я сделаю со скальпом?

– Что?

– Пришью его прямо к локтю. Чёрт возьми, прямо сюда, к локтю! – Он схватил бутылку и, шатаясь, направился к стойке.

Макгрет последовал за ним.

– Да ты сядь, – сказал он.

– Всю страну опоганили…

– Пойди сядь, – повторил Макгрет. Высокий белобрысый парень украдкой взглянул на бармена и затем тронул Сеттона за локоть.

– Сэр? – сказал он.

Сеттон с воинственным видом медленно обернулся. Макгрет предусмотрительно отступил назад, всё ещё ухмыляясь. Красное лицо высокого человека было покрыто пятнами.

– Где вы их видели?-тревожно пролепетал он.

– Кого?

– Шайенов.

– Отстань! – прорычал Сеттон. – Я не видел их. Они едут сюда, к Доджу.

– Откуда же вы знаете?

– Откуда я знаю? Вот чудно!

Остальные посетители столпились вокруг них.

Человек за стойкой вытирал стакан, с тревогой наблюдая за Сеттоном.

Пианино, задребезжав, умолкло. Маленький лысый человечек повернулся на табурете и налил себе стакан выдохшегося пива.

Плотный, хорошо сложенный, нарядно одетый человек с поседевшими головой и усами – вероятно, фермер или шулер, а может быть, инженер – сказал свысока и слегка презрительно:

– Если вы, мистер, видели индейцев, так расскажите нам.

Пианист, потягивая пиво, пробирался к группе, окружавшей бродяг.

– Мы приехали сюда с одним солдатом, – поспешно вмешался Макгрет. – Он и сказал нам.

– Шайены? А сколько их?

– Целое племя, верхами, будь они прокляты! – сказал Сеттон и, повысив голос, хрипло повторил: – Целое племя!

– А вы откуда приехали сюда?

– Из Ридера, если это вас касается, чёрт бы вас взял!

– Может быть, и так, – кивнул хорошо одетый человек, неторопливо оглядывая своими голубыми глазами Сеттона, его рваные штаны, синюю рваную, грязную блузу, лицо в шрамах, заросшее, небритое, и всю его крупную, коренастую фигуру.

Сеттон пытался уничтожить незнакомца вызывающим, дерзким взглядом, и Макгрет схватил своего партнера за рукав. Незнакомец спокойно встретил взгляд Сеттона, а худой краснолицый малый в коричневых штанах и расстегнутой рубашке – вероятно, железнодорожный служащий, а может быть, телеграфист – набрался решимости и сказал:

– И чего ради волновать людей этими разговорами об индейцах?

Он сказал это мягко и вполголоса, но упрек привел Сеттона в ярость. Бродяга с размаху ударил краснолицего, и тот растянулся на полу. Незнакомец не двинулся, но не сводил глаз с Сеттона. Человек в коричневых штанах всё ещё лежал на полу: у него не было оружия; на четвереньках отполз он в сторону и выбрался из круга.

Незнакомец повернулся к Сеттону спиной, тем самым выражая ему своё пренебрежение, подошёл к лежащему на земле, помог ему подняться на ноги и вместе с ним ушёл из салуна.

– Нашёлся умник! – сказал Сеттон. – Откуда я знаю про Шайенов… – Он потёр суставы пальцев.

– Я сам бы охотно излупил их! – возбуждённо крикнул бармен.

Пианист хихикнул и хлопнул себя по ляжке. На улице краснолицый человек, потирая слегка дрожащей рукой челюсть, сказал:

– Спасибо вам, мистер Блэк.

– Додж кишит подобными лодырями, – сказал тот. – Но лучше с ними не связываться, они подолгу не живут здесь.

– А он правду сказал относительно индейцев. Об этом было получено сообщение сегодня утром.

– Военный набег?

– Видимо. Это Шайены, которые ушли из своей резервации. Предполагают, что они направляются на север, но, кажется, никто ничего достоверно не знает. Я пока помалкивал об этом сообщении. Люди просто с ума сходят, когда слышат разговоры об индейцах.

– Эти разговоры пробуждают охотничьи инстинкты, – задумчиво заметил Блэк, – как крупный зверь, а в этой стране всегда сезон для охоты за краснокожими… Ну, мне надо обратно на ферму.

– Они говорили о трёхстах. Это много для индейцев.

– Было бы неплохо отправить против них отряд ополченцев, – заметил Блэк, думая при этом о своём ранчо, о лошадях, скоте, о доме, постройка которого обошлась ему в шесть тысяч долларов. – В какую сторону они движутся? – спросил он.

– Вот этого-то я и не знаю. Да и не моё это дело. Здесь находится полк солдат, пусть и занимается ими.

– Много сделали эти солдаты для Доджа!

– И всё же они являются представителями закона, мистер Блэк. А вы должны согласиться, что закона-то у нас и не хватает. – Краснолицый человек криво усмехнулся, потирая себе скулу. – Хорошо, если человек умеет сражаться, а если нет, то любой закон лучше, чем никакой. Представьте себе, что ополченцы отправятся убивать индейцев. Ведь это всё-таки только слепая толпа! В чём же тогда различие – идёт ли толпа линчевать одного человека, или сотню, или три сотни!

– Они защищают свои домашние очаги, – рассеянно сказал Блэк.

– Домашние очаги в Додже? Где же они, эти очаги? Блэк пожал плечами. Они зашагали по улице, и когда поравнялись с редакцией газеты, телеграфист, пробормотав что-то, отошёл от Блэка. Тот даже не заметил его ухода.

День клонился к вечеру, и Додж гостеприимно встречал всех прибывающих. Они въезжали поодиночке, парами, группами.

Кучка железнодорожных рабочих прикатила на дрезине, сняла её с путей и поставила перед салуном Келли.

Многочисленная семья шведов в маленьком громыхающем фургоне медленно тащилась по Главной Улице, рассматривая всё вокруг широко раскрытыми глазами. Во многих домах слышались дребезжащие звуки фортепиано, сулившие веселье.

Фермер направился в контору шерифа – тесный дощатый ящик с треснувшим зеркальным стеклом в окне. Шериф находился здесь; он дремал, развалившись в кресле. Тут же присутствовал судебный исполнитель Эрп; он вырывал листы из старых записных книжек и делал остроносые стрелки. Блэк извлек пригоршню сигар из кармана.

В то время шерифом Доджа был Бэт Мастерсон, коренастый решительный человек, скорый на расправу и твёрдо помнивший о том, что большинство его предшественников умерло в сапогах и с пистолетом в руке. Должность шерифа в Додже не была ни выгодной, ни почётной, она была связана с постоянным риском, с почти верным проигрышем в игре, которую нечестно вели другие. Каждый шериф Доджа обещал очистить город от преступных элементов, сделать его местом, где порядочные люди могли бы чувствовать себя в безопасности. Но Бэт Мастерсон был первым, как будто имевшим какие-то шансы прожить достаточно долго, чтобы довести своё намерение до конца.