Наваждение - Вениамин Ефимович Кисилевский

— Не велика беда, у меня заночуете! Поговорим по душам!

— Не могу, — загрустил Кеша, — должен быть у себя. Стемнело уже совсем, а мне через парк тащиться. Самое разбойное времечко, совсем хулиганье распоясалось.

— А я провожу, неужели одного вас, дорогого человека, отпущу? — напрашивался Андрей. — Да хоть волосок один с вашей головы… да я… Кеша, друг! — Его уже сильно развезло, глаза косили.

— С тобой, гляжу, не пропадешь! — рассмеялся Кеша. — Ну, а если вооружены они, чем отбиваться будем? Этим, что ли? — кивнул он на воткнутый в ополовиненную буханку нож.

— А что! — хорохорился Андрея. — Сгодится! Штуковина надежная, износа нет! Сам, еще в школьной мастерской, сработал! Урок труда называется! Золотые руки!

— Ну, если золотые, тогда наливай!..

Через полчаса из подъезда вышли двое. Оба нетвердо стояли на ногах. Тот, что повыше и поплотней, в мохнатой шапке и шубе, поддерживал второго, совсем захмелевшего.

— М-может, н-нам м-машину? — с трудом промычал Андрей.

— Лишнее, — возразил Кеша. — Пройтись немного надо, проветриться, чтобы голова посвежела. Перетрудились мы с тобой, кажись, Андрюша! Ну-ка, обопрись на меня, дружище, вдвоем не пропадем!..

В вечернем зимнем парке, который они пересекали, не было ни души. Откуда взялись те двое — Андрей не мог понять по сей день. И с чего началось — тоже. Кажется, попросили закурить, потом один из них содрал с Кеши шапку, бросился было наутек, но тот неожиданно резво, в два прыжка, настиг ворюгу, повалил, тут же, третьим сверху, подоспел другой грабитель.

Несколько секунд Андрей оторопело глядел на возящихся в снегу, потом закричал, качнулся к этой куче-мале, принялся, рыча от натуги, стаскивать верхнего. Тут же получил такой удар по челюсти — искры из глаз. Но еще сопротивлялся. С головой творилось что-то невообразимое, все куда-то летело, колыхалось; Уже упав, пытался лягнуть противника, но тот оседлал его, содрал с Андрея шарф, ухватился за горло.

— Нож, нож возьми! — откуда-то издалека донесся сдавленный Кешин вопль. — В кармане! Порешат ведь, сволочи!

Сознание мутилось. Рука Андрея скользнула в карман, нащупала гладкую костяную рукоятку…

Потом он сам удивлялся и тому, что все-таки, оказалось, сунул нож в карман, уходя из дому, и что умудрился как-то извлечь его, раскрыть. Но хорошо запомнилось, как снова пришел в себя, увидел тормошащего его Кешу, услышал испуганный, задыхающийся голос:

— Вставай, Андрюша! Вставай, Бога ради, бежать надо!

С Кешиной помощью он сумел подняться на ноги и — сразу протрезвел. На снегу, раскинув руки, черным крестом лежал один из парней. Куртка на его груди была расстегнута, скупого, от дальнего фонаря, света хватало, чтобы различить страшное, расползшееся пятно на сером свитере.

— Нож давай, чего выпучился? — торопил Кеша. И лишь сейчас Андрей заметил, что в намертво стиснутом кулаке зажат нож. Поднес его к глазам, коснулся тоже потемневшего, липкого клинка — и снова куда-то поплыл. Его стошнило, частая, болезненная икота сотрясала тело. Кеша разжал его пальцы, отнял нож, несколько раз окунул в снег, — очищая, потом, насухо вытер носовым платком, сложил и снова опустил в Андреев карман. Пугливо огляделся, встал перед лежавшим на колени, схватил его запястье, замер, прислушиваясь, затем повернул к Андрею белое пятно лица:

— Мамочки, готов… Как же ты так?..

Андрей заплакал. Зарыдал, сотрясаясь всем телом, давясь и захлебываясь.

— Я не хотел… Я же… Что же это такое…

Кеша тяжело разогнулся, отряхнул с колен снег, еще раз воровато посмотрел по сторонам, чувствительно хлопнул Андрея по щеке:

— Все! Хватит! Возьми себя в руки! Теперь ничего не вернешь, спасаться надо, пока не поздно!

Судьба благоволила к ним. Встретилась, правда, уже на выходе, какая-то парочка, но вряд ли обратила на них внимание. Как по заказу, подъехало такси. Кеша был настолько внимателен, что сначала отвез полубессознательного Андрея домой. Ночь Андрей провел ужасную. Самую, без сомнения, страшную ночь в жизни. И долго еще грызла, покоя не давала мысль, что парень тот мог лишь сознание потерять, остаться живым, а они бросили его в снегу, даже в скорую не позвонили…

Всему на свете приходит конец. Закончилось и мое дежурство. Еще и половины девятого не было — успевал, только бы колеса какие-нибудь нашлись. Помчался к автобусной остановке и — награда за все мои страдания — увидел «Жигули» нашего замредактора. Хороший мужик, он притормозил, помахал мне рукой — не каждый, между прочим, удостоится. Больше того, ублажил меня, утешил, похвалив напечатанный рассказ. Мой барометр устойчиво показывал «ясно», хорошее начало обнадеживало, придавало оптимизма. Счастлив человек, ибо не может знать, что ждет его впереди… Без пяти девять я подбежал к кинотеатру. И вдруг услышал Светкин голос. Если бы не звала меня по имени, вряд ли узнал его — громкий, непривычно радостный, даже какой-то отчаянный. Увидел ее — и похолодел.

Светка была не одна. Стояла, прижавшись спиной к стене, ее окружали трое. Та самая, воскресная троица… Разделяли нас шагов десять. Преодолевая их, я лихорадочно раздумывал, как себя повести. Подойти, как ни в чем ни бывало, уверенно взять, не обращая на них внимания, Светку за руку и потянуть за собой? Налететь на них с видом собственника: нечего, мол, на чужой каравай рот разевать? Напустить на себя «в доску свой» вид: хорошо вас, ребятки, понимаю, но ее уже застолбили, придется вам поискать что-нибудь другое?..

Чернющие, на пол-лица Светкины глаза стремительно приближались. Они, все трое, услышав ее возглас, оглянулись на меня, приценочно щурились. Вожачок держал руку на Светкином плече.

Сеанс вот-вот должен был начаться, людей у входа было мало, не больше десятка. Теперь героем заварушки стал я, зеваки, как я вчера, с интересом наблюдали за происходящим.

— Что здесь такое? — хмуро сказал я вожачку. — Убери руку.

— А ты откуда такой прыткий взялся? — недобро улыбнулся он. Я понимал, что в дискуссию вступать бесполезно, готовился к худшему.

— Убери руку!

— А то что будет? — Вожачок игриво заулыбался. Даже не игриво, а как-то ласково, призывно, явно провоцируя меня на взрыв, на скандал. Он, я видел, хотел драки, искал, как мы пацанами говорили, приключений. Я же, изо всех сил стараясь выглядеть мужественно, не уронить себя ни в Светкиных глазах, ни в глазах этих мерзавцев, процедил сквозь зубы:

— Много на себя берешь, понял? И вообще эта девушка не про вас.

— Почему же не про нас? — Вожачок не прочь был немного потрепаться, покуражиться. — В самый раз, то, что нам нужно. Мне, например, такие цыганистые всегда нравились! — И по-хозяйски провел ладонью сначала по Светкиной щеке, а потом груди.

Я перехватил эту поганую руку,