Наше преступление - И. Родионов

— Ну, што, Ѳедоръ, какъ почивалъ на казенной кватерѣ? Хорошо?

— А почему не хорошо?! Люди такъ-то по цѣлымъ годамъ живутъ и ничего,—мрачно и уклончиво отвѣ-тилъ Рыжовъ, не поднимаясь съ своего мѣста и скольз-нувъ ненавистнымъ взглядомъ мимо толстаго, заспан-наго лица Сашки, съ красными глазами, угрюмо, на-смѣшливо глядѣвшими исподлобья.

— А я такъ здорово выспался на казенныхъ пухо-викахъ, братцы, — своимъ медлительнымъ голосомъ продолжалъ Сашка, не слушая Рыжова, закусивъ ко-нецъ цыгарки зубами и пряча кисетъ съ табакомъ въ карманъ штановъ.

— Ничего... хорошо... на работу вставать не на-доть... Выспаться можно всласть... — отозвался, по-тягиваясь, Ларіоновъ.

Этотъ парень такъ же, какъ и Рыжовъ, никогда не питалъ къ Ивану никакого враждебнаго чувства и свое участіе въ убійствѣ тоже приписывалъ опья-пѣнію. «Пьянъ былъ... — говорилъ онъ Рыжову, — вотъ и впутался въ это дѣло... ежели бы былъ тверезый, не впутался бы»... — Съ нимъ при избіеніи Ивана слу-чилоеь то же, что бываетъ съ собакой, которая, за-слышавъ злобный лай сосѣдокъ, сперва присдуши-

вается, потомъ поднимается, опрометыо бросается на прохожаго и прпнимается рвать его такъ же ожесто-ченно, какъ и ея товарки. Оставаясь наединѣ съ са-мимъ собою, Ларіоновъ трусилъ и страшнлся пред-стоящаго судебнаго возмездія и хотя временами жа-лѣлъ Ивана, но болыпе жалѣлъ себя. Совѣсть же совсѣмъ не безпокоила его. За то въ присутствіп Саш-ки и другихъ двухъ главныхъ соучастниковъ пре-ступленія онъ всецѣло поддавался ихъ настроенію и чувствовалъ себя такимъ же удалымъ и преувели-ченно-беззаботнымъ, какъ и они.

— Не робѣй, робя...—не сразу снова заговорилъ Сашка, желая ободрить товарищей и пыхнулъ цыгар-кой, потомъ вынулъ ее изо рта, выпустилъ дымъ и не-торопливо продолжалъ: —посидимъ денька три, много четыре, а тамъ выпустятъ, потому противъ насъ нѣтъ свидѣтелевъ...

— А Иванъ Деминъ — не свидѣтель? отозвался Рыжовъ,

Отъ злости ему хотѣлось, во что бы то ни стало, перечить Сашкѣ.

— А чего Ванька можетъ? Чего? Енъ землей за-клялся. Это, братъ, не шутка. Да нѣ-ѣ... Енъ побоится. А другихъ свидѣтелевъ нѣту...

— Нѣту? А Степку Рудогб забылъ? Енъ рази не свидѣтель? Ротъ ему не завяжешь веревочкой...

Сашка свистнулъ, хитро подмигнулъ глазомъ и ухмыльнулся во весь свой большой ротъ, показавъ екверные зубы изъ-за толстыхъ губъ, едва обросшихъ рѣдкими, рыжеватыми волосами.

— Я же вамъ сказывалъ, што съ Степаномъ-то я еще въ воскресенье это дѣло обладилъ. Енъ мнѣ давно дружокъ, ёнъ не пикнетъ, не такой малый... Енъ мнѣ въ воскресенье-то прямо сказывалъ: «Я, Са-ша, вотъ какъг какъ мы промежъ себя дружки Хри-стовы и панредкн Ш^ШЖ^Уе-ІЩ ■кІ^ак.Гн

105

не Ѣхалѣ тогда йо дорогѣ-то, Кйкѣ у васъ дѣлб-то это самое вышло, и иичего не видалъ, такъ и на судѣ покажу, ежели дѣло коенется, вотъ тебѣ хрестъ». И при мнѣ вынулъ изъ пазухи хрестъ и гіять разовъ подъ рядъ поцѣловалъ. А ужъ ёнъ што скажетъ, то вѣрно.

— Этогь парень вѣрный, Степанъ-то, — отозвался и Лобовъ, —и насупротивъ насъ ему стать не рука, потому, почитай, что кажный день черезъ нашу де-ревшс ' за товаромъ въ городъ проѣзжаетъ, а другой дороги ему нѣту-ти. Стань ёнъ въ евидѣтели, проѣзду не дадимъ... Енъ это въ башкѣ прикинулъ.

— Нѣтъ, Степанъ не выдастъ, — подтвердилъ и Горшковъ, — а вотъ Ванька Деминъ ненадеженъ, брат-цы. Тверезый ничего, а какъ выпьетъ — шабашъ.

— Ему одному не повѣрятъ. И какой ёнъ свидѣ-теііь? Ровно, какъ дуракъ, — сказалъ Лобовъ.

— А какъ повѣрятъ, тогда напляшешься, — опять ворчливо вставилъ Рыжовъ.

— Чего? — сказалъ Сашка. — Ежели и засудятъ, такъ наказаніе будетъ легкое, потому какъ всѣ были пьяные. Ужъ я это знаю. Мы его билц, и ёнъ насъ билъ, Значитъ, драка сторона на сторону: За это на-казаніе легкое. А мы еще не въ совершенныхъ годахъ. Кэго на призывъ не гоняли, всѣ считаются не въ со-вершенныхъ годахъ, все равно, какъ не въ полномъ умѣ. Ну, ежели што, угонятъ года на два...

— Значитъ, заработали мы себѣ, робя, теплую

квартеру, да казенный хлѣбъ. Ха-ха-ха! — засмѣялся Лобовъ. •

— И на дееять годовъ въ каторгу угонятъ, такъ не откажешься, — сказалъ Рыжовъ. — Вонъ шипин-

скому Яшкѣ и '"семнадцати годовъ не было, а его за

отца па шесть годовъ засудили.

— Такъ то отца топоромъ зарубилъ, полна изба народу была. Ему попятиться некуда было; всѣ про-тивъ его показывали; а противъ насъ свидѣтѳлевъ '■ѣху... Олять жс о■^«п;.Срйкю^п1гз;вx■щаг;;X'>I^,..

— объяснилъ Сашка. И, цомолчавъ, съ ехидной ус-мѣшкой взглянувъ на Рыжова, добавилъ: — я знаю, почему такъ Ѳедоръ спужался...

— Почему? — поепѣшно, съ .любопытствомъ спро-силъ Рыліовъ, приподнявъ немного съ наръ голову съ закинутыми за нее руками.

— Насъ-то не засудятъ строго, а ужъ ему пощады не дадутъ, потому не маленькій, ужъ и солдатчину отбылъ и на войну сходилъ...

Сашка и остальные парни покатились отъ смѣха.

— И ежели бы было за што, — стараясь сохранить серьезность, продолжалъ издѣваться Сашка. — Мы хошь десятку отъ Ваюохи заработали, а ёнъ хошь бы што... •

Парни помирали отъ хохота.

Послѣдняя выходка Сашки и смѣхъ парпей пере-полішли чашу терпѣнія Рыжова.

«Мнѣ на руку не плюнули, забрали всѣ Вашо-хины деньги да еще всякія издѣвки зачинаютъ. По-годите, я вамъ покажу».

Внутри у него кипѣло. Ему стало до слезъ обидно, что онъ ничѣмъ не можетъ отомстить товарищамъ и рѣшилъ совсѣмъ не вмѣшиваться въ ихъ разговоръ.

«Вотъ ужъ одинъ день потерялъ на заводѣ, — со-ображалъ онъ, — а они мнѣ прогулъ не заплатили. И почему? Вѣдь не ихнія деньги, а Ванюхины... Все бы еебѣ только... вѣдь вмѣстѣ «работали»... Ежели такъ-то не скоро выпустятъ, такъ и мѣсто совсѣмъ потеряешь. Тогда хошь «стрѣляй!»... >)

Парни, посмѣявшись надъ Рыжовымъ и видя, что на него ихъ шутки не производятъ желаемаго впечат-лѣнія, оставили его въ покоѣ.

— Вотъ будетъ штука, робя, ежели Ванюха от-чикнетъ... Тогда бѣда... не отвиляешься... — сказалъ Ларіоновъ.

‘ Ю7

На минуту парни примолкли; лица ихь выражали не спойственную имъ серьезную озабочепность.

Наконецъ, Сашка мотнулъ головой. «Что, молъ, вздоръ-то городить!»

— Не такъ мы его обработали...—хвастливо про-тянулъ Лобовъ.—Ужъ ежели кто кънамъ въпередѣлку попадетъ, такъ не отчикнетъ. Навѣрно, подохъ теиерь...

Рыжова взорвало, и хотя онъ только что рѣшилъ не вмѣшиваться въ разговоры, тутъ не утерпѣлъ.

— Небось, не собака ёнъ. Што ему подыхать? Со-бака дохнетъ, а человѣкъ помираетъ, — наставитель-но замѣтилъ онъ. .

— А не все ли равно, што человѣкъ, што собака? — поспѣшно спросилъ Лобовъ, живо переворачиваясь на нарахъ со спины на бокъ, лицомъ къ Рыжову.

— Извѣсно, все едино, — подтвердилъ Сашка. — Одинъ чортъ... подохнутъ, одна падаль останется.

— Нѣтъ, не все едино: у человѣка-то душа, а у собаки души нѣту-ти...

— А ты видалъ человѣчью душу? — возбужден-нымъ голосомъ опять поспѣшно спросилъ Лобовъ.

— Душу никто не видалъ. Богъ ее даетъ, Богъ и отнимаетъ.

— А ты Бога видалъ? —уже съ азартомъ приста-валъ Лобовъ.

Это былъ его конекъ. Въ деревнѣ за кощунствен-ныя и богохульныя рѣчи его прозвали «блажнымъ».

—Бога никто не видалъ.

— Такъ и не говори, разъ не видалъ. Нѣтъ Бога. Какой тамъ Богъ? Разъ не видалъ никто, значитъ, Его нѣту-ти. Нонче только дураки въ Бога вѣрятъ.

—А тебя кто создалъ?

— Батька да матка на постели приспали... Вотъ' кто... — употребивъ непечатное ругательство, отвѣ-тилъ Лобовъ.

Взрывъ 'одобрительнаго^^гвеюгшвxа,ф.Гкви 108 .

— Да ГШ чего, Ѳедоръ, — встаВилъ евое замѣчаніе Сашка, — ты думаешь, л«ивешь-живешь, ѣшь, пьѳшь, помрешь и еще потомъ твоя душа жить будетъ?

— А какъ же. И отвѣтъ Богу за свои дѣлапонесу...

— Вотъ што собака, што мы всѣ, додохнемъ и дѣлу конецъ... Никакого Бога, никакой Божьей Матери нѣтъ... 'Вшь, пей, гуляй съ дѣвками, веселись всласть, вотъ и все, братцы... — говорилъ Лобовъ и, упоминая имя Божіей Матери, онъ разражался такими кощунствен-нымн словами, что парни ржали огь удовольствія, а Рыжову становилось страшно и жутко.

Лобовъ долго богохульствовалъ, изрыгая гнуснѣй-шія ругательства. Рыжовъ нѳ выдержалъ, плюнулъ, вскочилъ съ наръ и заметался по каморкѣ. Онъ клоко-талъ злобой на парней, особѳнно на Лобова, и, прой-дясь нѣсколько разъ, вдругъ, озаренный внезапной мыслью, опять тихо взобрался на нары и легъ. Мысль, которая его поразнла и которую онъ хотѣлъ, и ко-лебался привести въ исполненіе, это — предать това-рищей и вылѣзть самому сухимъ изъ воды. Онъ, не шевелясь, съ закрытыми глазами пролежалъ до тѣхъ поръ, пока для повѣрки ни зашелъ къ нимъ полицей-скій надзиратель.

Колебавшійся Рыжовъ мгновенно рѣшился. Онъ заявилъ, что яселаетъ дать начальству дополнитель-ныя показанія по дѣлу.

Его въ тотъ же день отправили къ слѣдователю.