Утешение странников - Иэн Макьюэн

Кэролайн тоже обращалась исключительно к Мэри:

— Видите ли, мы тоже уезжаем. И нам очень не хотелось этого делать, не повидавшись с вами.

— Почему? — внезапно спросил Колин.

Роберт и Кэролайн улыбнулись, и Мэри, для того чтобы загладить эту маленькую неловкость, вежливо поинтересовалась:

— А куда вы едете?

Кэролайн взглянула на Роберта, который сделал шаг назад и оперся рукой о стену.

— Ну, дорога дальняя. Кэролайн уже сто лет не виделась со своими родителями. Мы вам об этом еще расскажем. — Он вынул из кармана платок и вытер лоб. — Но сперва я должен закончить в баре одно маленькое дело. — Он посмотрел на Кэролайн: — Пригласи Мэри в дом и угости ее чем-нибудь. Колин пойдет со мной.

Кэролайн попятилась через порог и жестом пригласила Мэри следовать за ней.

Мэри, в свою очередь, потянулась, чтобы забрать у Колина пляжную сумку, и совсем уже собралась что-то ему сказать, но тут между ними встал Роберт.

— Заходите, — сказал он. — Мы недолго.

Колин тоже попытался было заговорить с Мэри и даже вытянул шею, чтобы из-за спины Роберта перехватить ее взгляд, но дверь уже закрывалась, и Роберт ненавязчиво подталкивал его к лестнице.

В здешних краях между мужчинами было принято идти по улице, держась за руки, — или под руку; Роберт держал Колина за руку крепко, переплетя пальцы и довольно туго сдавив, и для того, чтобы вырвать ее, нужно было сделать целенаправленное усилие, рискуя при этом обидеть Роберта и, уж во всяком случае, показаться эксцентричным. Они пошли каким-то другим, незнакомым маршрутом, по улицам, относительно свободным от туристов и сувенирных магазинчиков, через квартал, в котором, судя по всему, вообще не было женщин, поскольку везде — в попадавшихся на каждом шагу барах и уличных кафе, на стратегических углах и мостах через каналы и в паре залов с игровыми автоматами, мимо которых они проходили, — им встречались только мужчины, любого возраста, по большей части в одних рубашках, маленькими разговорчивыми группами, хотя то там, то здесь попадались и одинокие, тихо дремлющие над газетой фигуры. На периферии маячили маленькие мальчики, с важным видом скрестив на груди руки — совсем как отцы и братья.

Казалось, все здесь знают Роберта, а он как будто нарочно шел так, чтобы встретить по пути как можно больше знакомых: то переводя Колина на другой берег канала, чтобы перекинуться парой слов с парнями возле бара, то возвращаясь на маленькую площадь, где группа пожилых мужчин стояла вокруг неработающего фонтана с чашей, переполненной смятыми сигаретными пачками. О чем они говорили, Колин не понимал, хотя время от времени ему чудилось, что звучит его собственное имя. Когда они развернулись, чтобы расстаться с одной особенно шумной компанией возле зала для игры в пинбол, кто-то сильно ущипнул его за ягодицу, и он яростно крутанулся вокруг своей оси. Но Роберт утянул его прочь, и до конца улицы их провожал громкий смех.

Если не считать нового управляющего, широкоплечего человека с татуировками на руках, который встал из-за столика, чтобы поздороваться с ними, когда они вошли, бар Роберта ничуть не изменился; все тот же синий свет от музыкального автомата, на сей раз не работавшего, рядок табуретов вдоль барной стойки, с черными ножками и красными пластиковыми сиденьями, неизменность и неподвижность освещенного искусственным светом зала, невосприимчивого к смене дня и ночи на улице. Было около четырех часов, и в заведении обреталось не боле пяти-шести завсегдатаев, все как один стояли у стойки. Что изменилось или, может быть, просто бросилось на этот раз в глаза, так это изрядное количество больших черных мух, которые молча, как хищные рыбы, барражировали между столиками. Колин пожал руку управляющему, попросил стакан минералки и сел за тот же столик, за которым сидел в прошлый раз.

Роберт извинился и пошел вместе с управляющим за стойку, чтобы просмотреть какие-то разложенные на прилавке бумаги. Судя по всему, они подписывали договор. Официант поставил перед Колином заиндевевшую бутылку минеральной воды, стакан и подал пакетик фисташек на блюдечке. Заметив, что Роберт оторвался от своих бумаг и посмотрел в его сторону, Колин приветственно поднял стакан, однако Роберт, несмотря на то что по-прежнему смотрел в его сторону, даже бровью не повел, а потом, кивнув какой-то собственной мысли, снова уставился в бумаги. Один за другим немногочисленные посетители у стойки тоже стал и оборачиваться, чтобы посмотреть на Колина, и сразу же возвращались к своим разговорам и напиткам. Колин глотнул воды, с трудом открыл пакетик, съел орешки, сунул руки в карманы и качнулся на стуле назад, поставив его на две задние ножки. Когда очередной завсегдатай посмотрел через плечо на Колина, а потом обернулся к своему визави, который, в свою очередь, тоже подвинулся так, чтобы перехватить его взгляд, Колин встал и с решительным видом направился к музыкальному автомату.

Он постоял, скрестив на груди руки, разглядывая список с незнакомыми именами и непонятными названиями, как будто всерьез задумался над тем, какую выбрать песню. Посетители у стойки теперь уже смотрели на него все до единого с нескрываемым любопытством. Он бросил в автомат монетку. Конфигурация светящихся символов решительным образом поменялась, и на экране начал пульсировать красный прямоугольник, побуждая его сделать выбор. За спиной у него, возле стойки, кто-то громко произнес короткую фразу, которая вполне могла быть названием песни. Колин пристальнее вгляделся в напечатанный на машинке список, проскочил и тут же вернулся к единственному более или менее внятному названию пластинки — «Ха-ха-ха» — и, пока он набирал цифры, а громоздкий аппарат вибрировал под его пальцами, уже знал, что это та самая мужественно-сентиментальная песня, которую они слышали здесь в прошлый раз. Когда Колин шел обратно к столику, управляющий поднял голову и улыбнулся. Посетители потребовали сделать погромче, и, когда в зале раздался первый оглушительный аккорд, человек, который тут же принялся выстукивать по стойке четкий, едва ли не маршевый ритм, заказал всем выпить.

Роберт подошел, сел рядом с Колином и, пока не кончилась пластинка, продолжал просматривать документы. Когда автомат щелкнул, он широко улыбнулся и указал на пустую бутылку из-под минеральной волы. Колин покачал головой. Роберт предложил ему сигарету, нахмурился, когда Колин довольно-таки резко от нее отказался, прикурил сам и сказал:

— Вы понимали то, что я говорил людям на улице, пока мы сюда шли?

Колин покачал головой.

— Ни единого слова?

— Нет.

Роберт снова улыбнулся: этакая простодушная радость.

— Каждому, с кем мы останавливались поговорить, я объяснял, что вы мой любовник, что Кэролайн очень к вам ревнует и что мы идем сюда, чтобы выпить и забыть о ней.

Колин заправлял футболку в джинсы. Он пригладил рукой волосы, поднял глаза и спросил:

— Зачем?

Роберт расхохотался и весьма близко к оригиналу воспроизвел нарочитое замешательство Колина:

— Зачем? Зачем? — Потом наклонился вперед и дотронулся до руки Колина: — Мы знали, что вы вернетесь. Мы ждали, готовились. Нам казалось, что вы придете раньше.

— Готовились? — переспросил Колин, отдергивая руку.

Роберт сложил бумаги, сунул их в карман и посмотрел на него с ласковым собственническим выражением на лице.

Колин открыл рот, поколебался немного, а потом быстро спросил:

— Зачем вы меня фотографировали?

Роберт снова расплылся в улыбке. Он откинулся назад, излучая довольство собой.

— А мне казалось, я не дал ей времени как следует рассмотреть этот снимок. Мэри все схватывает на лету.

— И все-таки зачем вы это сделали? — настаивал Колин, но тут к музыкальному автомату подошел только что появившийся в баре посетитель, и «Ха-ха-ха» завелась еще громче прежнего.

Роберт встал, чтобы поздороваться с компанией проходивших мимо столика приятелей.

По дороге домой, на сей раз по менее людной, идущей под горку улице, которая в какой-то момент вывела к морю и дальше пошла вдоль берега, Колин снова попытался добиться от Роберта сколько-нибудь внятного ответа насчет фотографии и смысла, который он вкладывал в слово «готовились», но тот был жизнерадостно уклончив и вместо ответа указывал на цирюльню, которой пользовались его дед и отец, а теперь пользуется он сам, или принимался горячо и многословно, почти на грани фарса, объяснять, как городские стоки влияют на заработки рыбаков и вынуждают их переквалифицироваться в официанты. В конце концов Колину это надоело и он остановился как вкопанный, но Роберт — правда, немного сбавив свой привычно энергичный шаг и удивленно обернувшись — пошел дальше, так, словно подчинение чужой воле для него в данном случае было бы равнозначно потере лица.