Журнал «Вокруг Света» №11 за 1977 год - Вокруг Света

Одиннадцатый день. Конец дня и рабочей недели. С севера неожиданно прорывается резкий, холодный ветер — он рвет разрыхленную землю, песок бьет в глаза, забивается под одежду, хрустит на зубах. Два часа до конца работы. Всего лишь два часа — и, смыв с себя «пыль веков», можно будет отдохнуть от грохота дизелей, напряженного наблюдения за обнажающейся под ножами скреперов стратиграфией кургана, порывов осточертевшего ветра. И вдруг в свежем срезе почвы — венчик глиняного сосуда.

Техника немедленно переводится на другую половину кургана — здесь же пошли в ход ножи, совки, кисточки... Еще один глиняный сосуд. Сверкнула золотая бляшка. Вторая. Третья. И через несколько минут ясно — перед нами, судя по всему, неграбленое погребение. Но надвигается ночь, мечется ветер, да и в довершение всего начинает накрапывать дождь.

Невесть как о находках узнали строители и жители соседних сел — не обращая внимания на непогоду, стоят, смотрят, как все явственней и явственней «проявляется» уникальное по богатству погребального инвентаря древнее захоронение женщины.

...Золотая налобная повязка — диадема и массивная, 900-граммовая, гривна из кованой золотой проволоки. На ее концах — грифоны, мифологические крылатые чудовища с львиными туловищами и орлиными головами. На груди погребенной — золотая брошь, на руках и ногах браслеты. Кисти рук покоились в серебряных чашах. Бронзовое зеркало. Следы деревянной шкатулки, в которой лежали золотые перстни, флаконы для благовоний, бусы, застежка из горного хрусталя в виде дельфина, остатки деревянного саркофага.

Большинство найденных изделий украшены драгоценными камнями — изумрудом, гранатом, хризолитом, цитрином, яшмой, сапфиром, янтарем, сердоликом, агатом. Как считает геолог В. Супрычев, хризолит-оливин привезен с острова Забергет в Красном море, агат из Малой Азии (Лидия), сердоликовый оникс из Йемена, изумруд и сапфиры из Египта, шпинель, или гранат, вероятно, с Востока, а жемчуг, которым украшены браслеты, не исключено, из Персидского залива. А вот кулон из агатовой яшмы, встречающейся только в Крыму.

Основная работа по тщательному научному изучению драгоценностей Ногайчинского кургана еще впереди, но уже сейчас ясно, что по своему происхождению их можно разделить на три большие группы: вещи собственно сарматского производства, изделия, изготовленные по заказам и вкусам сарматской аристократии в мастерских Боспорского царства или других античных центров Северного Причерноморья, и изделия как бы «импортного» (производства, попавшие к сарматам в качестве военной добычи, подарков, предметов торговли.

Конечно же, такой уникальный по богатству и размерам курган не мог быть воздвигнут над погребением обычной женщины. Все — и гривна, и налобное украшение (символы высокого достоинства), и положение рук в серебряных сосудах, как бы подчеркивающее знатность погребенной, и, наконец, само обилие украшений из золота и драгоценных камней общим весом более двух килограммов — дает основание считать, что перед нами захоронение царицы или жрицы, жившей где-то в пределах конца II века до нашей эры — I веке нашей эры.

Вряд ли когда-нибудь можно будет точно установить, чьи именно останки скрывал Ногайчин-ский курган. Но обращает на себя внимание одно любопытное и интригующее совпадение с письменными источниками.

У античного писателя Полиэна, жившего во II веке до нашей эры, есть такой рассказ.

...У царя сарматов Мидоссака была жена по имени Амага — женщина умная и воинственная. Сам Мидоссак все свое время отдавал разгулам и пьянству, и Амага сама чинила суд и расправу, отражала набеги врагов. Слава о ней разнеслась по всей Скифии, так что жившие на Таврическом полуострове херсонеситы, обижаемые царем соседних скифов, попросили ее принять их в число союзников. Сначала Амага послала скифскому царю приказание прекратить свои набеги на Херсонес, когда же он не послушался, она выбрала 120 человек, сильных душою и телом, дала каждому по три лошади и, проскакав с ними в одни сутки 1200 стадий (190—220 километров), внезапно явилась ко двору царя и перебила всех стражей, стоявших у ворот. Скифы пришли в смятение от неожиданности и вообразили, что нападающих не столько, сколько они видели, а гораздо больше. Амага же, ворвавшись с отрядом во дворец, убила царя и бывших с ним родственников и друзей, страну отдала херсонесцам, а царскую власть вручила сыну убитого, приказав ему править справедливо и, помня печальную кончину отца, не трогать эллинов и варваров.

Как считают некоторые исследователи, эти события происходили в 165—145 годах до нашей эры.

Именно в это время и был насыпан «наш» курган — самый богатый из всех раскрытых на территории Северного Причерноморья сарматских курганов. И на той же земле, где правила царица Амага...

А. Щепинский, начальник Северо-Крымской экспедиции Института археологии АН УССР

Льды не страшны каноэ

Квебек непохож ни на одну из остальных девяти провинций и двух территорий, составляющих конфедерацию под названием Канада. И дело вовсе не в том, что он занимает второе место в стране по уровню экономического развития и первое по мощности электростанций и производству алюминия.

Куда важнее, с точки зрения квебекцев, что ни морозы и метели, ни превратности судьбы не охладили галльский темперамент, унаследованный от предков. И лучшим свидетельством этому, опять же по мнению квебекцев, может служить число различных празднеств и фестивалей: в год их набирается целых 230! Чему только они не посвящаются: поэзии и изобразительному искусству, треске и сельди, народным французским песням и современному джазу, клубнике и яблочному сидру. Но ничто не может сравниться с гонками каноэ на реке Св. Лаврентия во время традиционного зимнего фестиваля, который длится целый месяц и заканчивается за две недели до поста.

Правила соревнований достаточно просты: команда, которая сумеет первой пересечь туда и обратно реку Св. Лаврентия у городка Леви, неподалеку от Квебека, считается победительницей. На первый взгляд задача не столь уж трудная для пяти опытных гребцов, составляющих экипаж каноэ, ибо ширина реки в этом месте всего три четверти мили. Но, как полушутя-полусерьезно утверждают квебекцы, главное вовсе не в том, чтобы занять призовое место: возвращение к месту старта уже само по себе вполне заслуженная награда для спортсменов. Ведь в феврале, когда проводятся соревнования, 20-градусные морозы одевают реку Св. Лаврентия ледяным панцирем. И только посредине в результате совместных усилий океанских судов, поднимающихся к Монреалю, и прилива, дважды в сутки достигающего 6-футовой отметки, остается некое подобие чистой воды, по серо-свинцовой поверхности которой стремительно плывут большие льдины. Каноистам же во время соревнований, помимо этого адского крошева, нужно еще четыре раза преодолеть полосу берегового припая!..

— «Только сумасшедший может по собственному желанию ввязываться в такую авантюру», — заметил стоявший чуть в стороне толстяк, поглядывая в мою сторону. Судя по количеству фото- и киноаппаратов, это был приезжий американский турист, — рассказывает журналист Ник Карас. — Я демонстративно отвернулся, сделав вид, что поглощен наблюдением за тем, как Франсуа Лачанс и три его брата готовят каноэ. Мишенью же столь нелестных высказываний я стал потому, что упросил Лачанса взять меня в состав его экипажа на тренировку.

Правда, Франсуа настоял, чтобы я сначала выступил в роли балласта, сидя, по возможности, неподвижно на дне каноэ.

— Если душа не уйдет в пятки, на обратном пути доверю тебе весло, — пообещал капитан.

Стартовой площадкой служил крутой, покрытый снегом береговой откос у лодочного затона. Для победы в соревнованиях нужны прежде всего скорость и физическая сила. Плюс мастерство капитана-рулевого.

Едва я устроился на дне каноэ и покрепче ухватился за борта, как почувствовал, что стремительно несусь куда-то вниз и вперед. Оказывается, пока я внутренне готовился к предстоящему испытанию, Лачанс дал сигнал к старту, и теперь все четверо, схватившись за планширы, гигантскими прыжками мчались по склону. Сильнейший удар, от которого лодка, казалось бы, должна разлететься вдребезги, свидетельствовал о том, что со снега мы перешли на лед.

Не снижая скорости, каноэ на своем металлическом киле, словно сани с одним полозом, заскользило к выходу из затона. Только теперь я по достоинству оценил необычную обувь гребцов — высокие сапоги со стальными шипами на подошве, которые позволяли им бежать по льду с такой же легкостью, как если бы это была дорожка стадиона. Чувствовалось, что местами ледяной покров прогибается под тяжестью 22-футового каноэ и пятерых здоровенных мужчин. Но прежде чем он успевал треснуть, мы были уже далеко впереди.