Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

Не впустить их Эллейв не могла, но встала к двери комнаты спиной, отвернувшись к окну. Одушевлённый дом открыл дверь, и послышалась поступь нескольких пар ног. Конечно, Эллейв понимала, что встрече быть, что она неизбежна, но не ожидала, что это произойдет так скоро.

Шаги замерли, Эллейв с бьющимся сердцем стояла спиной к гостям. Послышался голос госпожи Эльвингильд, в котором слышалась ласковая укоризна:

— Голубушка, ты нам не рада? Даже взглянуть на нас не хочешь?

Эллейв обязана была приветствовать наместницу государыни по уставу, хотя та и являлась её бабушкой. Пришлось повернуться кругом и встать по стойке «смирно». Стоя навытяжку и вскинув подбородок, она встретилась с взглядом госпожи Эльвингильд. Та не смутилась, не дрогнула, смотрела всё так же ласково... А рядом с ней стояла Онирис с полными слёз глазами и дрожащими губами.

— Матушка Эллейв!

Ниэльм выбежал вперёд, но замер в трёх шагах. Эллейв не шелохнулась, поскольку разрешения встать вольно не слышала.

— Ну, обнимитесь же вы! — проговорила госпожа Эльвингильд. — Ниэльм, обними матушку Эллейв и поцелуй крепко-крепко! Пусть не думает, что спрятаться от нас было хорошей идеей.

У Ниэльма тоже подрагивали приоткрытые губы. Он сделал ещё шаг и потянулся к Эллейв, и та подхватила и подняла его одной рукой. Мальчик тут же уцепился за неё своей обычной хваткой. Он держался бы на ней, даже если бы у неё отсутствовали обе руки. Их губы встретились и вжались друг в друга. Ощущая на себе объятия его рук, Эллейв прикрыла глаза.

— Родной мой... Радость моя...

Губы Ниэльма принялись чмокать всё её лицо, а ладошки гладили голову.

— Матушка Эллейв... Господин Реттлинг мне рассказал, как ты выбралась из брюха хераупса! Ты самая смелая, самая ловкая, самая-самая! Я очень-очень тебя люблю!

— И я тебя люблю, дружище ты мой ненаглядный, — выдохнула Эллейв, прижимаясь щекой к его мягкой и гладкой детской щеке. — Я соскучилась по тебе, мой милый...

Онирис улыбалась сквозь неукротимые рыдания, глядя на их встречу. Был бы здесь дядюшка Роогдрейм, они ещё и звук сморкания непременно услышали бы. Но дядюшка остался ждать Эллейв дома, поэтому Онирис сейчас плакала за двоих — разве только не сморкалась оглушительно.

Игтрауд... Матушка Игтрауд стояла и смотрела на Эллейв с хрустальным светом глаз-бокалов. Знала ли хозяйка сада, что волк вспомнил её? Он предпочёл бы, чтобы она не знала. Он уже не мог целовать её в губы, поэтому поцеловал лишь руку, опустившись перед нею на колено — так Эллейв всегда выражала свою любовь-преклонение перед родительницей. Увы, она уже не могла подхватить матушку в объятия и покружить... И та заплакала, осознав это, но тут же принялась унимать и вытирать свои слёзы.

— Хвала богине... Ты дома, дитя моё! — шептала она, покрывая лицо Эллейв немного влажными и солоноватыми поцелуями.

Одной рукой прижимая хозяйку сада к себе и касаясь дыханием её лба, волк прикрыл глаза... А открыла их Эллейв. Наконец в её объятиях очутилась Онирис, и Эллейв пронзила её испытующим взглядом, но та не смущалась, не отводила сияющих любовью глаз, а по её щекам катились слёзы. Объятия, которыми она обвила шею Эллейв, оставались объятиями любящей супруги, без стыдливой неловкости или попыток скрыть, что ей неприятно касаться искалеченного тела Эллейв. Она выдержала испытание взглядом, поцелуем и объятиями, но сейчас на обеих была одежда, а предстояло ещё супружеское ложе, когда одежды уже не будет и увечье предстанет во всей «красе».

Госпожа Эльвингильд также обняла и поцеловала внучку, а потом обратилась ко всем трём капитанам:

— Ну что ж, отважные наши герои, поздравляю вас с блестящим завершением этого величайшего в истории дела! Я уполномочена Её Величеством вручить вам заслуженные вами ордена, но сделаю это не прямо сейчас, а завтра в полдень, в главном зале дворца городского управления. Денежные выплаты вы также получите в полном обещанном объёме. Команды ваших кораблей тоже получат вознаграждение. Эллейв, если ты опасаешься, что тебя попросят выйти в отставку из-за руки, то зря. Ты ещё послужишь стране. Тебе будет присвоено звание бригадного офицера флота, и ты получишь возможность вступить в подразделение «стражей» для борьбы с пиратством, как ты и мечтала. Тебе немного не хватает выслуги лет для этого, но в связи с твоими выдающимися заслугами для тебя будет сделано исключение. В морском ведомстве уже известно о твоём ранении, но главнокомандующего Тоннбранда это не смущает. Службу ты, разумеется, продолжишь на «Прекрасной Онирис». Также тебе предоставляется трёхмесячный отпуск для хорошего отдыха и восстановления перед предстоящей непростой службой. В подразделении «стражей» служат шесть месяцев через четыре, это довольно непростой для семейной жизни распорядок, но я уверена, что у вас всё будет хорошо.

— Думаю, за это стоит выпить, — заметил Реттлинг, поглядывая на бутылку «крови победы», стоявшую на столике.

Были поданы дополнительные чарки, и содержимое бутылки полностью разошлось по ним.

— За наших героев и счастливое завершение экспедиции! — провозгласила госпожа Эльвингильд.

Все выпили, только Онирис символически пригубила. На этой торжественной ноте «делегация» забрала Эллейв домой; та поехала в повозке госпожи Эльвингильд — разумеется, с прилипшим к ней Ниэльмом. Эвельгер с Реттлингом по приглашению Игтрауд снова присоединились к ним.

Когда повозки остановились у ворот, первым звуком, услышанным их седоками, стал трубный звук носа дядюшки Роогдрейма. Сей сентиментальный господин уже бежал к ним, на ходу роняя платочки из карманов. Налетевший озорной ветер раздувал их, и дядюшка сперва пытался их ловить, охая и бормоча досадливые восклицания, а потом махнул рукой и устремился к повозкам. Онирис смеялась до слёз, а Эллейв сказала Ниэльму:

— Ну-ка, милый, помоги дядюшке! Он растерял все свои платочки.

Мальчик бросился собирать платки, а Эллейв обнялась с их растроганным владельцем.

— Ох, дядюшка, родной ты мой, — промолвила она с мягким смешком. — Ты всё такой же добросердечный и милый! Как я рада тебя видеть!

Тот в ответ опять протрубил носом: один платочек у него в руке всё же остался. Ниэльм, успешно выполнив поручение, подбежал и вернул дядюшке его «стратегический запас», и тот принялся аккуратно сворачивать и рассовывать платки по местам. Всех развеселила эта сцена, дядюшка и сам смеялся над своей неловкостью.

Эллейв обнялась с остальными членами семейства. Батюшка Гвентольф, осматривая и ощупывая внучку, охал и цокал языком:

— Родненькая ты моя! Дитятко моё! Исхудала-то как! Ну ничего, ничего, откормим!

Мальчиков он погнал в сад собирать к обеду ягоды,