Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

но Ниэльм не хотел расставаться с Эллейв ни на минуту. Что делать? Выход оставался один: Эллейв отправилась в сад с ними. Она приподнимала и держала ветки кустов, а Ниэльм снимал урожай.

— Как будто сам не можешь, — добродушно ворчал на него батюшка Гвентольф. — Эллейв-то, небось, отдохнуть хотелось бы, а не в саду трудиться...

— Родной мой, для меня это лучший отдых, — с улыбкой заверила та. — Нет на свете места прекраснее, чем наш сад.

— И то правда, — согласился батюшка Гвентольф. — Я и сам его люблю, душой в нём отдыхаю! Что, строиться-то с Онирис будете? Сад обязательно заведите, я вам на первых порах помогать, подсказывать стану.

Ниэльм сразу навострил уши, заслышав о стройке.

— Ты разве не слышал, что Эллейв заработала много денежек? — сказал батюшка Гвентольф. — Ей за это плавание целое состояние заплатят! И они наконец заживут с Онирис своим домом. Недалеко от нас, конечно.

Ниэльм вскинул на Эллейв тревожно-вопросительный взгляд.

— А я... Я буду жить с вами?

— Милый мой... — Эллейв опустилась на колено и вжалась в его щёку губами. — Конечно, с нами, где же ещё? И батюшку Тирлейфа с Веренрульдом с нами жить возьмём. Думаю, батюшке понравится заниматься садом. Если что, дедуля его всему научит.

Ниэльм, подумав, спросил:

— А ты не рассердишься, если Онирис позовёт господина Эвельгера в мужья? Когда мы с господином Реттлингом гуляли в саду, я видел, как они в кустах... гм, разговаривали. — Ниэльм вовремя поймал чуть не вылетевшее слово «целовались», потому что не хотел уподобляться Эрдруфу, совавшему нос не в свои дела и регулярно огребавшему то от матушки Бенеды, то от сестрицы Збиры. — Господин Реттлинг сказал, что господин Эвельгер очень любит Онирис...

Эллейв не успела ответить: батюшка Гвентольф, заслышав такие новости, сразу оживился.

— О, так у нас свадьба на носу? И детишки! Ну, вот и славно, вот и замечательно! Чем больше у нас в семье детишек, тем веселее! А мне, старику, внуки да правнуки — отрада!

Ниэльм всё ещё смотрел вопросительно. Эллейв устроила его на своём колене, как на стуле, и приподняла ветку, на которой покачивались грозди ягод.

— Собирай давай, — сказала она, чмокнув его в щёку. — Поживём — увидим.

Ягод они набрали много. Из половины батюшка Гвентольф велел одушевлённому дому приготовить мармелад, а остальные были поданы в свежем виде на десерт. После обеда Эллейв с Онирис и Ниэльмом прогулялись на участок, подаренный госпожой Игтрауд.

— Вот здесь и будет наш дом, родной мой, — сказала Эллейв, окидывая рукой это прекрасное место.

— И сад с ягодами? — спросил мальчик.

Эллейв присела на пушистую, покрытую густой травой кочку и привлекла его к себе на колени.

— Обязательно. Всё будет, милый. Непременно поставим для вас с Веренрульдом качели и сделаем пруд с рыбками.

Ниэльм обнял её за шею и прильнул всем телом. Понимал ли он, какой дорогой ценой ей далось это будущее семейное гнёздышко? Оно было оплачено пустым рукавом мундира, прицепленным спереди к пуговице. Впрочем, Эллейв не хотелось, чтобы он об этом думал и печалился. Она нежно взъерошила пальцами его светлые кудри, и они поцеловались. Онирис присела на траву рядом с ними и любовалась ими с влажным блеском в любящих глазах.

— Матушка Эллейв... А в желудке у хераупса очень страшно? — спросил Ниэльм.

— Приятного мало, радость моя. — Эллейв прильнула губами к его виску и обнимала одной рукой, поглаживая по плечу. — Вонь там стоит просто тошнотворная. И валяются целые груды костей морских животных, которых хераупс съел.

Мальчик поёжился, прижимаясь к ней.

— Ты вспорола ему брюхо подарком Йеанн?

— Им самым, — кивнула Эллейв. — Отличный оказался клинок. Если бы не он, мы с тобой сейчас не сидели бы тут и не любовались красивым видом.

— А пиратов из команды Йеанн помиловали? Они же спасли нас! — желал знать Ниэльм.

— Да, им смягчили приговор, — сказала Эллейв. — Вместо казни — штраф. Или заплатить, или, если денег нет, отработать. Сына Йеанн, чтобы вручить ему посмертную награду его матушки, пока не нашли, ищут.

— Я хочу, чтобы его разыскали, — проговорил мальчик, прижимаясь к ней и задумчиво глядя в небо: может быть, он хотел увидеть плывущий в облаках сияющий корабль? Хоть Йеанн и просила не плакать о ней, у него выступили на глазах слёзы. — Он должен узнать, что его матушка вовсе не какая-то обычная разбойница. Что она отдала свою жизнь, чтобы спасти много жизней.

— Разыщут, обязательно разыщут, — легонько встрепала его кудри Эллейв. — Её Величество поручила это дело целой команде сыщиков. О Йеанн известно мало, но она всё же не безродная, не взялась из пустоты. Кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал или помнит, где-то остались какие-нибудь следы. Найти можно что угодно, если хорошо искать. Ну что, искупаемся?

Второй осенний месяц лёйфолльмоанн разыгрывал первые аккорды прелюдии; даже в околополуденные часы уже не было летней палящей жары, погода стояла чудесная, тёплая и мягкая, поистине бархатная. В это время на Силлегские острова ехали отдыхать те, кто не любил зноя или кому не удалось выбраться летом. Бывали и такие отдыхающие, кто приезжал ближе к зиме, а отбывал домой только весной. Хоть зимние месяцы здесь и отличались сырой погодой, но зима на Силлегских островах и зима на материке — два совершенно разных сезона. Самое холодное время года здесь и зимой-то можно было назвать с большой натяжкой: ни морозов, ни изнуряющих ледяных ветров и снегопадов... Прохладно и дождливо, но уж лучше дышать приятным влажным воздухом Гвенверина, чем стучать зубами от стужи в Ингильтвене.  

Ниэльм с удовольствием окунулся в ласковые волны, а Эллейв только сняла кафтан, разулась и закатала бриджи, чтобы постоять по колено в воде. Ей не хотелось раздеваться. Мальчик звал её купаться, но она с улыбкой отказалась. Встретив нежный понимающий взгляд Онирис, она сжала губы и сдвинула брови.

Вечером все наслаждались чтением у жаровни на веранде. К плечу Эллейв прильнула Онирис, на коленях устроился Ниэльм — чего ещё желать для счастья? Голос матушки Игтрауд журчал хрустальным ручейком, а глаза сияли как никогда вдохновенно, со светлой горчинкой и неземной, мудрой лаской. Пляшущий огонь жаровни разделял волка и хозяйку сада — настоящего сада, полного вечерних звуков и уютного света фонариков.