Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

что Кебильхайм сперва был настроен более миролюбиво, пытался даже пойти навстречу бооренвейгцам и пускать к Волчице их паломников, но Бооренвейг вёл себя коварно, возобновляя попытки силового захвата островов. Идея совместного владения островами тоже не увенчалась успехом. Словом, нет хуже врагов, чем бывшие братья...

Но это было, конечно, религиозное объяснение такого «везения» бооренвейгского флота. Сами они предпочитали думать, что хераупсам просто что-то особенно нравится в очертаниях и внешнем виде их кораблей, вот и продолжали искать новые формы, новые конструктивные решения. Они украшали свои суда устрашающими деревянными фигурами, пытались строить корабли некрасивыми или странными (в разумных пределах и не в ущерб мореходным качествам, конечно), наносили на паруса жуткие рисунки, придумали громко и страшно рычащее звуковое устройство для отпугивания... Чего только не делали, как только не извращались, все способы перебрали! Всё тщетно. Мастера-кораблестроители у них были искусные, да вот только всё их мастерство не помогало флоту Бооренвейга отделаться от влюблённых в него морских созданий. Мысль, что не в кораблях дело, а в самих бооренвейгцах, была слишком уж неудобной... Ну конечно, проще же корабли по-другому построить, чем что-то в себе изменить.

Можно сказать, Силлегские острова были своего рода реликтовой землёй, напоминавшей о том, какой в древнюю и более светлую, благословенную эпоху была вся Навь. Сейчас она вышла из эры тьмы и упадка духовности, начала понемногу возвращаться к былым ценностям, но пока в полной мере не обрела тот вид, какой был ей когда-то присущ. Чтобы вся Навь уподобилась Силлегским островам — до этого ей предстояло ещё трудиться и трудиться. Прежде всего, в духовном смысле.

Наконец Эвельгер пришёл к Онирис во сне и сообщил радостное известие: скоро они будут дома — буквально через несколько дней. В этот раз она уже сама его поцеловала, и его глаза стали такими пристально-нежными, серьёзными, сияющими, что сердце её заколотилось.

«Драгоценная моя госпожа Онирис», — прошептал он, и его руки осторожно и почтительно обняли её стан.

Встреча их оказалась недолгой, Онирис не успела расспросить его об Эллейв. Вероятно, его что-то отвлекло и разбудило. Повторно, чтобы сообщить более точное время прибытия, он не пришёл, и семья не знала, когда им идти встречать корабли. Ниэльм ожидал с радостным волнением, а Онирис глодала изнутри тревога.

Утром, когда семья садилась завтракать, у ворот дома остановилась повозка. С сильно бьющимся сердцем Онирис вскочила из-за стола и бросилась во двор. Из повозки первым вышел Эвельгер; Онирис с волнением ждала появления Эллейв, но вместо неё показался какой-то незнакомый одноглазый капитан. Колени ослабели и задрожали, нутро заливало волной мертвящего холода, а Эвельгер шёл к Онирис по дорожке, не сводя с неё серьёзных и суровых глаз. С каждым его шагом, с каждым бликом его начищенных сапог сердце мертвело, обращаясь в съёжившийся комочек обмороженной плоти.

Остановившись перед Онирис, Эвельгер сперва, как всегда, церемонно склонился в поцелуе над её рукой, а потом промолвил тихо и невесело:

— Госпожа Онирис, милая... Ты надеялась на меня, уповала на мою поддержку... Увы, плохим я оказался другом для Эллейв, не смог её уберечь...

— Что? — сипло и сдавленно прохрипела Онирис, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

Сад завертелся, зашептал, заколыхался, горестно звеня: «Эллейв, Эллейв... Самый родной на свете волк...» Онирис уже не почувствовала, как Эвельгер подхватил её, падающую, на руки, и не слышала, как одноглазый капитан, качая головой, сказал:

— Дружище, не в обиду тебе будет сказано, но сообщать серьёзные новости дамам — явно не твой конёк.

Пришла Онирис в себя на диванчике в гостиной. Вокруг столпились взволнованные домочадцы, а Эвельгер, уже без шляпы, с гладкой сверкающей головой, сидел рядом и с сокрушённым, виноватым видом покрывал поцелуями её руки.

— Госпожа Онирис, бесценная моя... Прости меня, косноязычного! Реттлинг прав, я не силён в произнесении речей... Моя неуклюжая попытка сообщить тебе не слишком весёлое известие была истолкована тобой превратно... Госпожа Онирис, Эллейв жива! А не уберёг я её от получения увечья, увы. Это я и пытался тебе сообщить.

Обморочный холод медленно отступал, кровь согревалась, а похолодевшие руки Онирис грел Эвельгер своими ладонями и губами.

— Увечье? — хрипло пробормотала она. — Что с ней?

— На обратном пути мы подверглись нападению хераупса, — сказал Эвельгер. — В попытке отбиться от него Эллейв довелось побывать у него в желудке, но благодаря её неслыханной отваге и ловкости, а также подарку Йеанн ей удалось вспороть брюхо чудовища изнутри и освободиться. К сожалению, её левая рука получила непоправимые повреждения желудочной кислотой, и пришлось её отнять намного выше локтя.

— Где она, почему не с вами? Почему не поехала домой?! — вскричала Онирис, садясь.

— Она предпочла остановиться у меня, а нас отправила сообщить вам и подготовить вас, — ответил Эвельгер. — В целом самочувствие у неё удовлетворительное, но ей трудно показаться перед родными в её нынешнем виде. Отчасти пострадало и лицо, но не слишком сильно, мне удалось уменьшить последствия ожогов.

Онирис потребовалось выпить чашку отвара тэи, чтобы немного прийти в себя. После этого она воскликнула:

— Эллейв следовало ехать прямо домой! Неужели она думает, что нас смутят её раны и увечья?! Здесь её любят и ждут, тревожатся о ней! Здесь — её дом, здесь её примут любой! Хоть всю с головы до ног покрытую шрамами, хоть без рук и ног! Любую!

Под конец её голос дрогнул, а на глазах выступили слёзы. Платочка не нашлось, и дядюшка Роогдрейм, у которого всегда при себе имелась куча платочков, рассованная по всем карманам, заботливо и предупредительно подал ей один из своих. Расчувствоваться он мог в любой миг, потому и носил с собой стратегический запас. Вот и сейчас он одновременно с Онирис вытирал намокшие глаза и громко трубил носом, приложив к нему большой белый платок.

— Я пытался убедить её примерно такими же доводами, госпожа Онирис, — сказал Эвельгер. — Но она предпочла поступить именно так... Сейчас она у меня, отдыхает. Глаза Волчицы мы уже передали жрицам в храме, они знают, что с ними нужно делать.

— М-да, учудили вы с Эллейв, — укоризненно покачал головой Арнуг. — Вместо того чтобы, как ты изволил выразиться, подготовить Онирис, перепугали её...

— Кляну свою косноязычность! — сокрушённо вздохнул Эвельгер. — Плохой из меня получился вестник, признаю. По дороге я долго думал, вертел в голове разные слова, но так и не подобрал нужных. Ещё раз прошу простить меня.