Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов

– Вот то, что мне нужно! – воскликнул Сальери; он останавливает экипаж и просит Кроммера сойти, чтобы исполнить канон на четыре голоса.

Старый музыкант охотно соглашается, и князь имеет удовольствие присутствовать на концерте под открытым небом, неожиданность которого делает его еще приятнее.

Наконец, Буше приходит к Бетховену, который встречает его с распростертыми объятиями и приглашает его послушать свои последние произведения. С этой целью маэстро просит его войти с ним в большой акустический ящик, заказанный им вследствие глухоты, и там, наедине с этим великим гением, Буше имел счастье слушать в исполнении автора увертюру «Прометея», его отрывок из оперы «Фиделио» и несколько необыкновенно красивых симфоний. Восхищенный скрипач попросил у него на память прядь волос и несколько строк музыки. Бетховен уступил его желанию и тотчас же набросал на бумагу свое минутное вдохновение в блестящих пассажах, снабженных такой скромной подписью: «29 апреля 1822 г. г. Буше, великий скрипач, оказал мне честь своим посещением. Людвиг ван Бетховен». Однако надо думать, что, перечтя эти несколько слов, быстро написанных, великий композитор, прекрасно знавший наш язык, нашел одно выражение настолько неподходящим, что несколько раз изменял и зачеркивал, пока появился ряд неразборчивых букв…»

Приезжих концертантов было в это время мало, виртуозы не отваживались заглянуть в столицу музыкального мира, и если весной 1820 года Моцарт-сын решился выступить перед венской публикой, то надеялся привлечь слушателей своим громким именем. В разговорной тетради Бетховена кто-то завел по этому случаю беседу с композитором: «Похож ли молодой Моцарт на отца своего?.. Он до сих пор не навестил вас, это не делает чести ему… Здесь его примут хорошо, но едва ли он займет видное место… Впрочем, говорят он очень хороший пианист; он очень честолюбив…» Через месяц опять разговор касается Моцарта-сына: «Моцарт не был у вас?.. Хуммель тоже?.. У последнего инструмент совсем не поет; он хорошо исполняет только пассажи; Гете не любит этого… Гете сказал, что, только прослушав вашу игру, он понял прелесть фортепиано… Хуммель пустой человек…»

Гебауер, основавший в 1819 году духовные концерты, вел дело также безуспешно и принужден был вскоре заменить платных посетителей знакомыми и своими приятелями. Обращаясь к издателю Штейнеру за билетами на один из этих концертов, Бетховен посылает записку, полную присущих ему острот, игры словами (Bauer – крестьянин и т. п.), едва поддающимися соответственному переводу.

Знаменитейшей музыкальной фирме в Европе Штейнер и Ко,

в переулке Патерностер (miserere).

Прошу у Geh’Bauer’a несколько билетов, так как некоторые из моих друзей желают послушать эту подпольную музыку. Если у вас самих имеются такие отхожие билеты, так пришлите мне один или два.

Ваш Amicu Бетховен.

Государство принадлежит хору, в котором мужик имеет голос.

Антонио Сальери

Компаньоном Гебауера по устройству концертов был Фердинанд Пирингер, с которым мы встретимся в дальнейшем изложении; это был комик, вызывавший смех иногда одной лишь игрой лица и часто забавлявший Бетховена. «Вы только генералиссимус, – говорил он композитору, – а царь музыкантов – Моцарт». Один из последних концертов, данных Бетховеном, состоялся весной 1818 года в Редуте, с участием К. Черни, игравшего Es-dur концерт. Опера «Фиделио» ставилась редко, и автор почти потерял надежду на сборы и лавры в храме Мельпомены. Пенсия, получаемая от триумвирата меценатов, благодаря низкому курсу австрийской валюты, скупости наследников кн. Кинского и банкротству кн. Лобковича, имущество которого было взято под опеку, сократилась в значительной степени. Небольшая сумма, которую приберег композитор в былые времена, была обращена в процентные бумаги, завещанные им племяннику и потому хранившиеся неприкосновенно. При таких условиях Бетховену приходилось часто отказывать себе в предметах первой необходимости или прибегать к займам; бывали дни, когда он не мог заказать обеда и довольствовался кружкой пива с булочками в трактире. В дневнике композитора 19 апреля 1820 года записано: «О, скверный день…» А в августе того же года было «четыре тяжелых дня, 10, 11, 12 и 13 числа, когда обедали в Лерхенфельде». Вероятно, в то же время подчеркнуты в персидских песнях Саади следующие слова: «Вы считаете меня скупым? Дайте мне возможность быть расточительным…» Принимая во внимание склонность Бетховена к фантастическим, почти несбыточным мечтам и проектам, понятно, что тяжелое, почти бедственное положение не мешало ему носиться с мыслью о выезде из Вены, где его не ценили, где порой осыпали его комплиментами, но не заботились о его средствах к существованию; он мечтал о поездке в Лондон, где, пожалуй, англичане несколько утешили бы его своей щедростью; но еще страннее мечта композитора с пустым кошельком о путешествии по Италии; в разговорной тетради за 1820 год Петерс напоминает ему:

«Если мы не уедем через неделю, то пропустим страстную неделю в Риме и Miserere».

Если бы издатели, к которым обращался в это время композитор, приняли его условия и поспешили выполнить их, то, быть может, он осуществил бы свои намерения, но, как увидим из переписки с ними, назойливые предложения великого симфониста, вызванные нуждой, принимались неохотно, даже с недоверием к исправному выполнению обязательств, что озлобляло композитора. Главное, почти единственное произведение, которое Бетховен предлагал в это время издателям, была месса, начатая в 1818 г.

Упадку энергии способствовал ряд событий и условий жизни, сыпавших свои беспощадные удары на нашего героя, чрезмерно впечатлительного и порой до болезненности чувствительного к таким невзгодам обыденной жизни, которые не оставляют следа на иных, заурядных натурах. После целого ряда отвергнутых сердечных увлечений он переносит всю свою безграничную любовь на племянника, а в то же время этого племянника стараются различными средствами вырвать из его рук, и этот племянник оказывается неблагодарным повесой, бездарным лентяем, лгуном и развратником. После долголетних стремлений обеспечить свое существование должностью при казенном театре или иным «артистическим» положением он лишается значительной части даже того пансиона, который служит ему главным источником существования. После создания восьми симфоний и десятков других бесподобных произведений инструментальной музыки, после блестящего внешнего успеха в дни Венского конгресса о нем все забывают, им пренебрегают. Бетховену еще нет пятидесяти лет, но физические недуги отравляют его организм, и уже напрасны мечты об исцелении… Безропотная покорность судьбе и отчаяние – вот два возможных эпилога к этой грустной повести. Бетховен, испивший всю эту горькую чашу и некогда благословлявший надежду (ор. 94), все еще пытается воспеть радость (или свободу? – финал 9)!.. Склонность к отвлеченному мышлению парализует отчаяние. Бетховен покоряется судьбе!..

В период времени между 1818 и 1824 годом в печати появились следующие произведения, часто упоминаемые в переписке