Сёгун - Джеймс Клавелл

– Вонь как на Биллингсгейт[42] во время отлива, – пробормотал он, прихлопнув на щеке очередного москита. Все его тело стало липким от пота.

Тут он услышал приглушенный расстоянием отрывок разухабистой морской песни на голландском – и все его недовольство исчезло: «Винк?» Сразу повеселев, он заторопился на звуки голосов. Факельщики заботливо освещали ему дорогу, самураи торопились следом. Подойдя ближе, Блэкторн увидел одноэтажное строение, частично в японском, частично в европейском стиле. Оно возвышалось на сваях, было огорожено высоким покосившимся бамбуковым частоколом, обозначающим границы участка, и казалось новым по сравнению с хижинами, сгрудившимися вокруг него. Ворот в заборе не было – только маленькая щель; крыша из соломы; передняя дверь очень прочная; стены толстые; на окнах ставни, похожие на голландские. Повсюду из щелей струился свет. Пение и веселая болтовня в доме стали слышнее, но голосов он еще не узнавал. Каменные плиты вели через неухоженный сад прямо к ступеням веранды, где у входа был привязан короткий флагшток. Блэкторн остановился и рассмотрел его: небольшой, сшитый вручную флаг Нидерландов висел тряпкой. Но при виде его сердце Блэкторна забилось чаще. Передняя дверь резко распахнулась от толчка, на веранду легла полоса света. У порога появился пьяный Баккус ван Некк, с полузакрытыми глазами, он споткнулся, стащил гульфик и стал мочиться высокой изогнутой струей.

– Ах-х-х… – выдохнул он с наслаждением, – что может быть приятнее…

– Что такое? – по-голландски окликнул его Блэкторн от ворот. – Почему не пользуешься парашей?

– А? – Ван Некк близоруко мигал, всматриваясь в темноту и не видя Блэкторна, который стоял под факелами. – Бог мой, самураи! – Он, ворча, собрался с силами и отвесил неуклюжий поклон в пояс: – Гомэн насай, самурай-сама. Итибан гомэн насай всем обезьянам-сама. – Баккус выпрямился, выдавил из себя болезненную улыбку и пробормотал почти еле слышно: – Видно, я здорово пьян. Показалось мне, что этот негодяй, этот сукин сын говорит по-голландски! Гомэн насай, нэ? – Он привалился к стене, почесываясь и что-то нашаривая в гульфике.

– Эй, Баккус, ты не придумал ничего лучше, чем гадить у себя в доме?

– Что? – Ван Некк вздрогнул, огляделся кругом и слепо уставился на факелы, изо всех сил пытаясь что-нибудь рассмотреть. – Капитан?! – выпалил он. – Это вы, капитан? Черт бы побрал мои глаза, ничего не вижу!.. Капитан, ради Бога, это вы?

Блэкторн захохотал. Старый друг казался таким беззащитным, неодетым, таким глуповатым со своим свисающим членом.

– Да, это я! – Потом он обратился к самураям, наблюдавшим за этой сценой с плохо скрываемым презрением: – Маттэ кудасай. (Подождите меня, пожалуйста.)

– Хай, Андзин-сан.

Блэкторн подошел ближе и в падающем из двери свете разглядел раскиданный повсюду мусор. Он брезгливо скинул сандалии и взбежал по ступенькам.

– Эй, Баккус, ты стал еще толще, чем перед отплытием из Роттердама, верно? – Блэкторн тепло похлопал старого приятеля по плечу.

– Боже мой, это правда вы?

– Ну конечно я.

– Мы давно уже считаем вас мертвым. – Ван Некк подошел и потрогал Блэкторна, желая удостовериться, что не спит. – Боже мой, ты услышал мои молитвы! Капитан, что с вами случилось? Откуда вы взялись? Чудеса! Это и правда вы?

– Да-да. Теперь, пожалуйста, заправь свое хозяйство в гульфик и давай зайдем в дом, – ответил Блэкторн, помня о сопровождающих его самураях.

– Что? Ох! Ох, извините, я… – Ван Некк поспешно привел себя в порядок, по щекам его побежали слезы. – О Боже, капитан… Я думал, это джин опять вытворяет со мной свои шуточки. Пойдемте, но дайте мне сначала предупредить их, а?

Покачиваясь, он зашагал в дом – хмель от радости сразу улетучился. Блэкторн шел за ним. Оставив дверь открытой, ван Некк закричал, перекрывая хриплое пение: «Ребята! Посмотрите, кого привел нам рождественский Санта-Клаус!» Он хлопнул дверью, закрыв ее за Блэкторном, чтобы усилить эффект. Наступило молчание…

Блэкторну потребовалось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к свету. Он чуть не задохнулся от смрада, стоявшего в комнате. Все в изумлении уставились на капитана, как на какое-то дьявольское отродье. Потом удивление прошло, и на него обрушились крики радости, приветствия, все его тискали, хлопали по спине и все говорили наперебой:

– Капитан, откуда вы?

– Выпейте-ка!

– Боже, разве такое может быть?..

– Черт-те что, я так рад вас видеть!

– А мы вас мертвым считали…

– Бросьте, у нас все нормально… ну, в основном-то!

– Выметайся со стула, гад-сама. Капитану – самый лучший!

– Эй, грогу! Ну-ка, давай быстро, черт возьми! Мои проклятые глаза сейчас лопнут, если я не пожму ему руку!

Наконец Винк завопил:

– Погодите, ребята! Вы не даете ему слова сказать! Стул капитану и выпить, ради Бога! Сдается мне, он был самураем…

Кто-то протянул Блэкторну деревянный кубок. Блэкторн сел на расшатанный стул, все подняли бокалы, и на него опять посыпались вопросы.

Блэкторн огляделся. Комната, которую освещало несколько свечей и масляных ламп, была заставлена скамьями, грубо сколоченными стульями и столами. На грязном полу – огромный бочонок саке. На одном из столов – грязные тарелки с полупрожаренным мясом, облепленным мухами.

Шесть неопрятно одетых женщин встали на колени, поклонились и попятились к стене.

Его команда, сияя, ждала, когда он начнет рассказ: кок Сонк, помощник боцмана и главный канонир Йохан Винк, немой Соломон, юнга Крок, парусный мастер Гинсель, главный купец и казначей Баккус ван Некк и, наконец, Ян Ропер, еще один купец, сидевший, как всегда, в сторонке с кислой улыбкой на худом строгом лице.

– Где генерал-капитан? – спросил Блэкторн.

– Умер, капитан, умер, – ответили все шестеро, перекрикивая друг друга. И в этом гвалте ничего нельзя было понять, пока Блэкторн не поднял руку:

– Баккус, говори ты!

– Он умер, капитан. Так и не выбрался из погреба. Помните, он болел? После того как вас увели той ночью, мы услышали, как он задыхается в темноте. Так, ребята? – Хор голосов ответил утвердительно, и ван Некк добавил: – Я сидел рядом с ним, капитан. Он хотел пить, но воды не было. Он задыхался и стонал не знаю сколько времени – мы все были до смерти напуганы, – но в конце концов задохнулся и отдал Богу душу. Это было ужасно, капитан…

Ян Ропер добавил:

– Да, ужасней некуда. Видно, наказание Божье.

Блэкторн всматривался в лица, переводя взгляд с одного на другого:

– Кто-нибудь подошел к нему? Попытался помочь?

– Нет-нет, ох нет! – это простонал ван Некк. – Он просто хрипел. Его оставили в яме вместе с японцем. Помните его? Тот, что пытался утопиться в параше. Потом господин Оми приказал самураям вынести Спилбергена наружу, и они сожгли его труп. А тот несчастный япошка так и остался внизу. Господин Оми просто кинул ему нож, и он вспорол себе живот, и его чертовы кишки развалились по всему погребу. Вы помните его, капитан?

– А что с Матсюккером?

– Лучше ты расскажи, Винк.

– Малыш с крысиным лицом сгнил, капитан, – начал Винк. Остальные загомонили, вставляя подробности, излагая историю на свой лад. Крик стоял до тех пор, пока Винк не взревел: – Баккус просил меня рассказать, так заткнитесь, ради Бога! Потом все выложите по очереди!

Голоса стихли, и Сонк подбодрил:

– Валяй, Винк!

– Капитан, у него начала гнить рука. Он был ранен в той схватке – помните драку, когда вас утащили? Боже мой, кажется, это случилось так давно! Рана загноилась. Я пустил ему кровь на следующий день, потом еще через день, а рука почернела. Я предложил вскрыть рану или вообще отнять руку – говорил сто раз, мы все ему говорили, но он не слушался. На пятый день рана стала смердеть. Парни держали его, а я срезал большую часть того, что гнило, но толку не добился. Я знал, что это не поможет, но кое-кто считал, что попробовать стоит. Несколько раз приходил этот негодяй, желторылый лекарь, но ничего не смог сделать. Крысеныш протянул еще день или два, но огневица взяла свое, и он начал буйствовать в бреду. Перед тем как он отдал концы, нам даже пришлось его связать.

– Это правда, капитан, – подтвердил Сонк, смачно почесываясь. – Мы должны были его связать.

– А что стало с его телом? – спросил Блэкторн.

– Они отнесли его на гору и там сожгли. Мы хотели устроить ему и генерал-капитану настоящее христианское погребение, но они не дали. Сожгли их.

Наступила тишина.

– Вы так и не выпили с нами, капитан!

Блэкторн поднес кубок ко рту и попробовал: сосуд был такой грязный, что его чуть не стошнило, сивушный спирт ожег ему горло. Запах немытых тел и пропотевшего, нестираного белья вдруг вновь ударил ему в нос.

– Как грог, капитан? – горделиво осведомился ван Некк.

– Отличный, отличный…

– Расскажи ему, Баккус, расскажи!