Невеста каторжника, или Тайны Бастилии - Георг Борн

Бофор вздрогнул и севшим голосом пробормотал:

– А что если это он сам, Марильяк? Что если ублюдок все‑таки жив?

Но Марильяк уверенно успокоил его:

– Тогда мы – единственные, ваша светлость, кто пока знает об этом. И, значит, можем принять все необходимые меры.

Но герцог продолжал, охваченный тревогой и злобой:

– Если он был на Тичинелло, клянусь, это он! Скажите мне, Марильяк, где умер мушкетер? Знаете ли вы точно, где он окончил свои дни? Вы мне только сказали, что он умер. Но где?

Марильяк коротко пояснил:

– Близ Павии – так значилось в донесении.

– Значит, при Тичинелло! – Герцог злобно расхохотался. – Именно так. Значит, весьма вероятно, что этот неизвестный набоб, швыряющийся золотом, и есть ублюдок или наследник, или его доверенный. Я хочу знать точно, слышите? Надо непременно выяснить истину!

– Что вы намерены предпринять, ваша светлость? – осторожно спросил виконт.

– Я поеду с вами в Париж, Марильяк, – ответил герцог. – Вы понимаете, что означает, если этот маркиз и есть побочный сын короля? Если он нашел сокровища? Да, это он. Нет никаких сомнений! Что‑то мне настойчиво говорит, что это он… – лихорадочно бормотал Бофор. Марильяк даже поежился, настолько ужасен был вид герцога – рыжие жесткие волосы встали на голове щетиной, борода растрепалась, глаза дико блуждали. – Это он, Марильяк!

Виконт решился возразить:

– Мое слово вам порукой, ваше сиятельство, что это не сам незаконнорожденный. Я это чувствую всем нутром. А через несколько дней мы точно убедимся в этом, узнав истину.

– Через несколько дней! – взорвался герцог. – Через несколько часов вы хотите сказать! – И, вскочив со стула, герцог бросился к выходу.

Марильяк поспешил за ним.

Усевшись в карету виконта, поджидавшую у подъезда дворца, они отправились в Париж. Герцог пребывал в неописуемом волнении, нетерпеливо подгоняя кучера. Мысль о возможности того, что ублюдку удалось остаться в живых и убежать с каторги, приводила его в сатанинскую ярость. Ужас, гнездившийся в глубине его души, не давал покоя, но герцог ни за что не признался бы даже самому себе, что боится мести Марселя, который когда‑то поклялся отплатить ему смертью за смерть матери.

Через несколько часов карета наконец подкатила к городским воротам и, миновав их, помчалась по мощенным булыжником улицам, направляясь к парижскому дворцу герцога.

Там, прячась за выступом стены и опасливо озираясь, притаился мавр Гассан. Он словно кого‑то поджидал.

Как только герцог и Марильяк вошли во дворец, лакей Валентин с таинственным видом приблизился к виконту.

– Я не знаю, ваша милость, что это значит, – прошептал он, – но черный слуга маркиза уже давно чего‑то выжидает в переулке неподалеку.

Марильяк переспросил:

– Мавр маркиза?

Валентин утвердительно кивнул.

– Может быть, он поджидает тебя, – предположил Марильяк, – потому что твое угощение на днях настолько ему понравилось, что захотелось еще?

– Я не решался выходить, чтобы выяснить это, без вашего позволения, – признался Валентин.

– Ну, так иди и спроси, чего хочет этот мавр! – Марильяк нетерпеливо махнул рукой.

Слуга торопливо направился к дверям, а виконт, приблизившись к застывшему в мрачной задумчивости герцогу, проговорил:

– Скоро, вероятно, мы получим наконец объяснение всему, ваша светлость.

Бофор, словно очнувшись, прорычал:

– Я не хочу ничего знать, кроме одного – кто этот незнакомец, кто этот набоб, кто этот маркиз!

Марильяк уверенно откликнулся:

– Мы узнаем это, ваша светлость.

Спустя несколько минут Валентин возвратился. Марильяк нетерпеливо шагнул ему навстречу.

– Ну, нашел ты этого арапа?

Лакей ответил вполголоса:

– Да, ваша милость, да! Но толку от того было мало. Он словно онемел. Мне ничего не удалось выведать у него, как я ни старался.

Марильяк нахмурился и с недоумением спросил:

– Но что же он делает в этом переулке? Следит за дворцом герцога?

Лакей развел руками.

– Не знаю, ваша милость. Он ничего мне не сказал, только ухмылялся и вертел головой. Я хотел заманить его в трактир и подпоить, но он и слушать не стал.

Марильяк, не переставая недоумевать, бросил:

– Так замани его сюда, во дворец.

– Ничего не получится, ваша милость, он не пойдет, – ответил лакей уверенно. – Он не двинется с места, где стоит как статуя вот уже несколько часов. Головой ручаюсь, здесь что‑то не так!

Тем временем герцог, который в мрачном раздумье вышагивал по комнате, не слыша ни слова из разговора Марильяка со слугой, принял какое‑то решение. Он внезапно остановился и повернулся к виконту:

– Проводите меня вниз, Марильяк. Возьмите с собой свечу. Я хочу осмотреть склеп.

Неожиданное и странное намерение нисколько не удивило виконта – у герцога бывали необыкновенные и диковинные причуды. Марильяк давно привык к этому. Кивнув, он велел Валентину подать канделябр с зажженными свечами и, выйдя вместе с герцогом через потайную дверь, стал первым спускаться по узкой каменной лестнице, ведущей в подземелья.

Обдумав разговор с королем, герцог захотел убедиться, по–прежнему ли пуст саркофаг сестры или незаконнорожденный с мушкетером, которых он считал похитителями ее трупа, тайком вернули тело на место.

Марильяк обернулся и знаком велел Валентину, оставшемуся у потайного входа, следовать за ними, полагая, что слуга может неожиданно понадобиться.

Герцог медленно спускался по истертым ступеням. Мрачные мысли теснились в его голове. Возможно ли, чтобы ублюдок сумел остаться в живых, да еще завладеть сокровищами убитого грека? Этот вопрос сверлил его воспаленный ненавистью мозг. Сомнения терзали его. Как черные хищные птицы, набрасывались на него неотвязные подозрения, заставлявшие в который раз мучительно пересматривать доказательства гибели Марселя и вероятность его воскрешения в облике этого загадочного чужестранца. Если побочный сын короля действительно спасся, если его не настигла смерть, тогда страшная опасность нависала над герцогом Бофором.

Если проклятый ублюдок узнал тайну своего рождения и из этого почерпнул решимость и силу, чтобы победить и уничтожить своих врагов, то в таком случае и всемогущий герцог де Бофор, так долго и уверенно сметавший все препятствия и преграды и устоявший даже в опаснейшей борьбе с самой маркизой де Помпадур, оказывался перед лицом страшной и неотвратимой угрозы падения и гибели. Нет, этого ни в коем случае нельзя допустить!

В глубокой задумчивости герцог спускался в склеп. Марильяк следовал за ним, неся в высоко поднятой руке канделябр с зажженными свечами.