Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

Тауэра один, он был пристегнут к дыбе, на него давили тяжелые гири, его прижигали раскаленным железом, и молодой человек взирал на Эдварда с судорожным недоверием человека, обнаружившего, - его кошмар внезапно воплотился в действительность. Даже в самые жуткие мгновения, когда Джордж лежал без сна в серые предрассветные часы до самого восхода, убеждая себя, что не должен позволить Анне рассказать ее версию событий Дикону, он никак не думал об угрозе, сравнимой с полученной. До настоящей минуты Джордж как должное принимал право крови на освобождение от ужасов, которым подвергались другие.

'Нед, ты не можешь... Господи, я - твой брат!'

'Мой брат, правда? Почти забавно слышать это от тебя, Джордж!'

Эдвард наклонился, сомкнув пальцы на тяжелом золотом медальоне, висящем на шее Джорджа, их лица оказались невероятно близко друг от друга.

'Считаешь это удобными для себя отношениями, о которых вспоминаешь при необходимости, а если ее нет, - забываешь о них? Что ты когда-либо сделал, заставившего меня думать о тебе, как о брате? Действительно полагаешь, что пребывание в одном чреве навсегда спасет тебя от расплаты, что ты никогда не будешь привлечен к ответу за свои преступления, грехи и предательства?'

Эдвард резко скрутил цепь. Джордж отпрянул, мускулы на его щеке сократились, но сопротивления он не оказал. Эдвард внезапно дернул, замок поддался, разомкнувшись, цепь с медальоном остались у него в ладонях. На медальоне была выгравирована Белая Роза Йорков. Монарх бросил на него мимолетный взгляд, выпрямился и сдержанно произнес, испугав брата сильнее, чем когда отпустил на волю свою ярость: 'Хочу, дабы ты вернул девушку, Джордж'.

'Нед, я клянусь...Клянусь кровью Иисусовой, у меня ее нет! Нет! Видит Бог, нет!'

'Замечательно...тогда тебе лучше ее найти...правда? Мне известно, твои люди пытаются сделать именно это. Промелькнула мысль, - ведь ты можешь искать ее не ради Дикона. Да, промелькнула у меня такая мысль! И вот сейчас я объясняю тебе, - забудь про свои отчаянные планы отыскать Анну первым и заткнуть ей рот морской водой или грязью. Между тобой и плахой на Тауэрском лугу осталось только одно, тонкая нить жизни Анны Невилл. Истово молись, чтобы она не оборвалась, Джордж'.

Эдвард снова окинул взглядом медальон, лежащий в его руках, Белую Розу Йорков на нем, бросив его затем к ногам Джорджа.

'Сейчас забери эту игрушку и сохрани в сознании, - у тебя нет права чего-либо требовать. Убирайся. Один твой вид вызывает у меня тошноту. Отправляйся домой, зажги свечи и моли Бога, чтобы не Анну опознавать, ты послал Дикона так злорадно. Нет, - у тебя есть завтрашний день. Но совсем мало подобных 'завтра', Джордж. Пока Анна не найдется живой и невредимой. Обещаю'.

Глава девятая

Лондон, октябрь 1471 года

Хью и Элис Броунелл отметили этим летом двадцать пятую годовщину свадьбы. Им повезло больше, нежели многим, - из десяти детей шестеро пережили опасный период младенчества, и сейчас пара являлась счастливыми родителями четверых трудоспособных сыновей и двух здоровых дочерей, собравшихся у их очага, помогающих в управлении постоялым двором и обещающих обеспеченную старость старшим членам семьи.

Они и составили наплыв публики, сгрудившейся в это сентябрьское воскресенье в спальне Хью и Элис, дабы услышать историю, вдруг оказавшуюся не столь легкой в изложении, какой ее ранее представляла Вероника. Она поняла, что теряется перед обступившим ее кругом доверчивых лиц, и на душе совершенно не стало легче, когда девушка осознала, - ее колебания лишь сообщают рассказу намного больше правдоподобия.

'...и поэтому мы не могли там оставаться, не тогда, когда я узнала, что он...он хочет от меня. Я не представляла, что еще делать. Мне некуда прийти, кроме как сюда...Вы мои единственные друзья в Лондоне, во всей Англии. Сознаю, сколь многого прошу от вас, но...Пожалуйста, разве вы нам не поможете?'

Всеобщее внимание обратилось к Хью Броунеллу, ибо решение было за ним. Он являлся седеющим выносливым мужчиной, выглядящим значительно старше своих сорока с лишним лет, худощавым до степени невероятности отцовства столь высоких и ширококостных сыновей. Хью поднялся с медленной обстоятельностью, выработанной необходимостью поддерживать равновесие негнущейся правой ноги, результата падения в юности.

'Не могу сказать, что ваша история хоть как-то меня удивила. Я не скорее ожидаю услышать хорошее о Кларенсе, чем об Иуде. Но не расстраивайтесь. Вы и ваша сестра тут желанные гости на столь долгое время, сколь вам потребуется'.

Это было тем, чего остальные дожидались, и Вероника с Анной оказались окутаны теплотой. Вероника почувствовала покалывающие глаза слезы при взгляде на окруживших ее людей, так охотно предоставляющих крышу, приют и дружбу.

Стефен был старшим двадцатитрехлетним сыном Броунеллов, Вероника приняла робкий кивок и улыбку от Селии, его белокурой жены, юной и находящейся на последних сроках беременности. Шестнадцатилетний Мэтью Броунелл наблюдал за Анной с интересом, лишь слегка ослабевшим от известия, что она плохо владеет английским и едва на нем говорит. Шестнадцатилетняя Кэтрин щупала ткань платья Вероники, замечая его невероятную изысканность для повседневного ношения, но уверяя, что они с матушкой сумеют отыскать для гостьи подходящее красновато-кирпичное в платяном сундуке.

Вероника бормотала слова благодарности, следя, как Анна тает под воздействием материнской заботы Элис Броунелл, тихо отвечая на вопросы по-французски 'да' или 'нет'. Девушка следила, улыбалась, кивала и ощущала вину за рассказанную ложь, принятую без единого вопроса, и за серьезные проблемы, которые она могла навлечь на своих друзей.

Было рано, недавно пробило восемь утра, тем не менее, улицы Лондона уже несколько часов, стоило лишь забрезжиться рассвету, находились в оживлении. Корзинка Вероники начала натирать ей запястье, и она остановилась, чтобы перевесить груз на другую руку. Девушка гордилась своей бережливостью и знала, Элис Броунелл тоже порадуется, ибо у Вероники получилось приобрести шесть