Тирант Белый - Жуанот Мартурель

На девятый день призвала к себе Услада-Моей-Жизни королевну и со светлой улыбкою на любезном лице возвратила ей все имущество. И вот как сказала она об этом.

Глава 371

Великая добродетель, любовь и благородство, что явила ты, госпожа, к пленнице, истинно заслуживают награды, потому почитаю я своим долгом сделать для тебя все, что в моих силах. Надеюсь, оценила ты, как я трудилась с опасностью для жизни, дабы отвратить от твоей милости и жителей города жестокую и немилосердную кару, — и услышал Господь мои упорные молитвы, и помог мне. Не за позор, а за счастье почитаю я то, что была твоею рабыней, ибо истинно благородна ты, госпожа моя, и достойна великих почестей. И не подумай, будто возрадовалась бывшая раба, что в единый миг вознесшаяся на королевский трон: известно мне, что блага, коими меня одарили, были отняты у тебя, как случается на войне. Но тому я рада больше жизни, что своею рукою и от всей души вернуть могу то, чем завладела: протяни же ко мне руки и возьми ключи от этого города и от иных замков и крепостей, обрети свое наследство и власть — вновь всему здесь будь хозяйкой. Хоть и угодно было Господу, чтобы попала я в плен и стала рабыней, не думай, что ниже я тебя родом и происхождением. Посмотрим же теперь, отплатит ли той же монетой бывшей христианской пленнице благородная мавританская королевна: вернула я тебе все блага, что ты потеряла, порадуй же теперь мою душу и обратись в истинную веру вместе с твоими подданными, и знай: одна надежда видеть твою милость христианкой большей радостью полнит мою душу, чем ежели бы сделали меня властительницей всей Берберии.

И с этими словами Услада-Моей-Жизни вложила ей в руку ключи от города.

Видя такую любезность и щедрость, упала королевна на колени, заплакала обильными слезами и в порыве благодарности хотела было поцеловать ноги бывшей рабыне, но остановила ее Услада-Моей-Жизни и сама стала рядом на колени. При виде такого почтения смиренно заговорила королевна:

Нет нужды словами доказывать свое происхождение, ибо дела человека говорят сами за себя, а поскольку в делах явила ты великое благородство и щедрость, ведомо мне, кто ты и чего стоишь. Безмерно благодарю я тебя, госпожа, за любовь твою и милость, но нипочем не приму я от тебя ключи от города, ведь более меня достойна ты владеть им, я же всем тебе обязана, даже самой жизнию, а потому готова служить тебе столько, сколько ты мне служила, и за великое счастье почту быть твоей рабой до самой смерти. А коли хочешь, чтобы перешла я в твою веру — да будет на то твоя воля, по первому твоему зову с благоговением и любовью приму я святое крещение.

И так отвечала ей Услада-Моей-Жизни:

Госпожа моя, должно тебе взять ключи и власть, коих ты заслуживаешь. И, как согласна твоя милость принять крещение, отныне стану я почитать тебя как сестру. Молю тебя не отказываться более от власти твоей, коли не хочешь ты обидеть меня, все равно возвратится тебе то, чем ты владеешь по праву.

С покорностью приняла королевна ключи, дабы угодить девице, и возвратилась в свой дворец. Тем временем Услада-Моей-Жизни покинула город и отправилась прямиком в лагерь, где принял ее Тирант и все христиане с большими почестями. И рассказала она Тиранту, как вернула королевне за ее добродетель город и власть, Тирант же остался доволен, ибо довольна была сама Услада-Моей-Жизни.

Однако сеньор д’Аграмун, услышав новость, так сказал:

Не худо было бы меня спроситься! Дал я святой обет, так как же быть мне теперь?

И вот что отвечала ему Услада-Моей-Жизни.

Глава 372

О, ловкая обманщица судьба! Видно, искушает она тебя славою твоего отца, одержавшего великие победы во Франции над жестокосердными англичанами, приберегая лавровый венок для сына, пред одним именем которого трепещет враг, потому жаждешь ты теперь новых побед и удачи. Однако ж природа и положение обязывают держать слово — можешь ты обвинить и осудить, но не в силах пойти на попятный иль откреститься, вспомни же сказанное тобою: уже отпустил ты вину этому городу и отступился от зла, что хотел принести ему. Чего же ты теперь хочешь? После бурной радости и счастья прийти с карающим мечом? Думаю, недостойно сие такого рыцаря, как ты, всеми любимого, и тем самым совершишь ты еще больший проступок. Вспомни, что сказал Аристотель: удивителен союз любви и милосердия, ибо сообщает он должное величие достоинству мужчин и доброте женщин. Заглуши же гнев твой, ведь все жители города — друзья твои и слуги. Знай, что сказал царь Давид: злодею не дано благодарить, но вдвойне злодей тот, кто забывает о полученной награде, а добрый друг подобен запертому ларцу с пряностями — хоть и не попробуешь его содержимого, зато всегда насладишься ароматом. Но к чему множить назидания? По доброй воле простил ты врага, и этого довольно, я же, не в пример тебе, желаю жить по чести и совести, и не отобрать у меня чести, ибо достойно я трудилась, и не отобрать совести, потому что она чиста. Пусть другие судят иначе, но моими устами глаголет истина. Так чего же ты хочешь? И какой же обет ты дал? Что занесешь свой меч над каждым жителем этого города? Что ж, довольны будут горожане помочь тебе, дабы смягчить гнев твой, потешить волю и освободить совесть от презренной клятвы. И вот как поступим: сиятельный король возьмет меч твой за рукоять, а великий Маршал возьмет за острие, и пройдут под твоим мечом все жители города[672]. И тогда будешь ты освобожден от обета, и простятся тебе вины, и снимется с тебя бремя, я же специально приму сан, дабы благословить тебя и отпустить с миром.

На этих последних словах девицы все вокруг рассмеялись. И, не мешкая, поступили так, как сказала Услада-Моей-Жизни: все жители города прошли под мечом сеньора д’Аграмуна во исполнение его обета. Вслед за тем спросила Услада-Моей-Жизни королевну, не хочет ли она немедля креститься, как и обещала, на что та, не раздумывая, согласилась и сей же час благоговейно приняла она святое крещение, а вслед за ней еще тысяча триста мавров. Вскоре вся провинция стала христианской, а монах, приезжавший прежде за пленными, теперь по просьбе Тиранта прибыл в Берберию уже как папский легат, и все вокруг — и мавры, и новообращенные христиане называли его не иначе, как «христианский падре».

Прежде чем покинуть город, порешил Тирант выдать королевну замуж за Мельхиседека. А звали королевну мавританским именем Жуста[673], но после крещения не захотела она принять другое имя. И Услада-Моей-Жизни по просьбе Тиранта принялась уговаривать королевну согласиться на брак, и все прочие также ее молили, и в конце концов она уступила и дала свое согласие. И велел тогда Тирант устроить грандиозные празднества, приличествующие такому случаю. Надо сказать, что Жуста была величайшая праведница, достойная в делах и скромная в речах, бесконечно почитавшая Пресвятую Деву Марию. По велению благочестивой правительницы построены были в землях ее мужские и женские монастыри, сама же она отличалась великой добродетельностью, помогая страждущим и давая приют нищим скитальцам.

Лишь только закончились пышные свадебные празднества, Тирант вместе с королем Скарианом отправились на завоевание соседней провинции, принадлежащей брату тремисенского короля, и взяли они с собой Усладу-Моей-Жизни. Укрепив свою власть в той провинции, поставил Тирант правителем и военачальником храбрейшего рыцаря по имени Антиох, весьма отличившегося в сражениях. Антиох же был большим другом Мельхиседека, который теперь правил в Монтагате, и поскольку они проживали всего в трех милях друг от друга, нередко навещали друг друга, и оттого еще более окрепла их дружба.

Тиранту в радость и в удовольствие были беседы с Усладой-Моей-Жизни, и случилось, что однажды зашла у них речь о Принцессе и том положении, в каком пребывал Император. И укорила девица Тиранта тем, что, покоряя Берберию, в ратном пылу позабыл об обещании прийти на помощь Императору и его дочери. Тирант же отвечал, что, прежде чем двинуть войска, желал бы получить точные известия о том, что творится в империи, и попросил он тогда Усладу-Моей-Жизни рассказать, как сложилась судьба ее после того, как выбросило ее волною на берег с тонущей галеры, и какие несчастья пришлось ей претерпеть. И тут припомнила девица все муки и напасти, выпавшие на ее долю, и от жалости к себе самой горько заплакала, но вскоре осушила она свои слезы и так отвечала Тиранту.

Глава 373

Не найти мне слов, чтобы передать те страхи и сомнения, терзавшие измученную мою душу, когда, нагая и босая, закоченевшая от невыразимого холода, оказалась я на берегу свирепого ревущего моря, изнемогши от борьбы с огромными волнами, что смыли меня с галеры. Одно лишь спасло меня: поминутно возносила я молитвы, уповая на милость великую Пресвятой Богоматери, зная, что никогда не оставляет Она в беде того, кто благоговейно чтит Ее. Ибо великая скорбь и страх сковали мою душу, и уж виделась мне моя могила, и вороны да грифы иль иные хищные птицы летали надо мною, дабы полакомиться мертвечиною, ведь, кабы не темная ночь — спасительница девиц да женщин, страшно подумать, какая беда могла со мной приключиться. В полном отчаянии, ниоткуда не ожидая помощи, брела я, озираясь по сторонам, в поисках какого-нибудь уголка, где могла бы укрыться, и, к счастью, несмотря на непроглядную ночь, увидала рыбацкую хижину. Войдя туда, нашла я две бараньи шкуры, связала их веревкою и надела на себя, дабы спастись от смертельного холода. И всю- то ночь не могла я сомкнуть глаз, кляня злую судьбу. Но прошу вас, сеньор Тирант, не бередите мои раны и не заставляйте воскрешать мои страдания: едва вспомню я о том, что вынесла по вине вашей милости, бьет меня дрожь и кажется, сто раз лучше принять мне смерть, чем вновь пережить все это. А известно вам, что гнев склоняет людей к жестокости, любовь пробуждает милосердие, терпение же усмиряет гнев. Потому лучше мне умолкнуть, чем вспоминать злоключения мои да напасти, и так уже изнемогли от них моя душа и тело.