Ветер богов - Богдан Сушинский

Террористка молчала, уронив голову на оголенную, увядшую грудь, призывную прелесть которой генерал успел заметить даже в короткие минуты их покушенческого свидания.

— Кто конкретно прислал вас сюда? — спросил Семенов, явно теряя интерес к этой даме. — И откуда: из Москвы, Читы?

Закрыв руками лицо, Лукина продолжала молчать.

— Заговорит, — пообещал Имоти. — Еще два-три часа сексуальной пытки, и она расскажет все. Предложил бы и вам, господин генерал, поразвлечься, но, боюсь, побрезгуете.

Семенов метнул на Имоти гневный взгляд: как этот полуазиат вообще мог позволить себе молвить такое, и решительно направился к двери.

— Пока не трогать, — по-японски бросил Имоти ожидавшему их за дверью лейтенанту. — Никого к ней не впускать. Она еще пригодится.

— Зачем вы приводили меня сюда, подполковник? — угрюмо спросил Семенов, когда они вновь сели в машину. — Только откровенно. Чтобы убедить, что Лукину подослала не ваша контрразведка?

Несколько минут Имоти ехал молча, и генералу даже показалось, что он попросту не расслышал его слов.

— Вы с подозрительностью относитесь к Сото, господин командующий. Мы ведь уже не скрываем, что она является нашим агентом, но вы должны понять, что командование Кван-тунской армии обеспокоено вашей безопасностью. В течение двух лет это уже четвертая попытка покушения на вас, разве не так?

— Что конкретно вы предлагаете?

— Сото. Мы предлагаем вам Сото. В качестве служанки, любовницы, личного секретаря, телохранителя. Она сгодится на все случаи жизни. Кому придет в голову, что эта маленькая хрупкая японка прекрасно подготовлена в разведывательно-диверсионной школе, владеет множеством приемов джиу-джитсу и прекрасно читает лица своих клиентов, то есть обладает даром предугадывания их мыслей и поступков?

— Так ведь можно же было сказать об этом попроще, в соболях-алмазах, а не подсовывать ее, как подстилку.

— Мы попроще не можем, господин командующий, — рассмеялся Имоти. Рассмеялся впервые за все то время, пока они знакомы. — Иначе развеяли бы легенду о нашем особом, японском коварстве.

— Вы правы, — обреченно вздохнул генерал. — Я уже должен был смириться со всем. В том числе и с коварством.

— Для начала влюбитесь в Сото. Не грешите против истины, это ведь совсем несложно.

— Весь ужас в том, что сей этап собственного «усмирения» я уже, кажется, прошел.

— Почему заявляете об этом столь неуверенно?

— Уже хотя бы потому, что слишком много здесь всего такого… неуверенного, — повертел рукой Семенов. — Мне подсовывают какую-то бабенку… Причем подсовывают нагло… И я должен проглатывать это молча… В конце концов, в соболях-алмазах!

— Когда вы собираетесь выразить какую-то очень важную мысль, господин командующий, вам не нужно тратить много слов, достаточно произнести это свое «в соболях-алмазах». И всему штабу бессмертной Квантунской императорской армии все станет ясно, — рассмеялся подполковник.

— А ведь бывают случаи, когда больше и сказать-то нечего. Кстати, до меня… Эта самая Сото… С кем она была?

— Ну, это уже откровенная ревность, господин генерал!

— И все же. Генерал Судзуки? Нет?

— Успокойтесь, нет.

— Ну хотя бы замужем?..

— Ее муж был истинным самураем. Служил на Филиппинах. Когда его попытались взять в плен, совершил обряд харакири.

— Ишь ты. А ее родители?

— Теперь у нее уже не осталось никого. Последняя из древнего самурайского рода.

— Ишь ты, в соболях-алмазах…

19

Лунное сияние потопно поглощало небольшую комнатку, отведенную Скорцени на вилле «Эмилия», растворяя в своих невидимых струях ночной мрак и наполняя все пространство едва осязаемыми призраками. Легкий пушистый туман поднимался над озером, словно дымок над колдовской чашей; прибрежные сосны порождали таинственные тени; томные голоса двух скорбящих сов, перекликающихся через неслышно клокочущую бездну, воспринимались как пение загробных птиц на яблонях у райских врат.

Скорцени понимал, почему князь Боргезе избрал это озеро и почему так привязан к этой местности, отдавая сырому кратеру Алессандры предпочтение перед теплыми лагунами морского побережья. Отто казалось, что здесь образовался свой, замкнутый, затерянный в горах мир, порождающий особую духовную ауру. Стоя на берегу этого озера, начинаешь абстрагироваться от всех земных чувств и привязанностей и ощущать себя посланником Вселенной. Или по крайней мере — человеком, поддерживающим связь с Высшими Силами, иными мирами.

В последние дни Скорцени предавался подобному мировосприятию все чаще и чаще, с большим упоением. На то были свои причины.

Перед отъездом сюда Скорцени встречался с Вернером фон Брауном, отцом «Фау», как его называли. Однако тема ракет, управляемых смертниками, довольно быстро оказалась исчерпанной. Причем исчерпал ее сам штурмбаннфюрер, неожиданно для конструктора спросивший его, в каком состоянии подготовка к за-пуску во Вселенную первых астронавтов.

Широкоскулое мясистое лицо фон Брауна покрылось легкой испариной. Он отодвинул от себя папку с какими-то бумагами и нервно пошарил волосатыми пальцами по заваленному чертежами столу, словно пытался нащупать пистолет.

— Вы задали этот вопрос как официальное лицо? — наконец нажал он на спусковой крючок своего раздражения.

— Пока нет. Но у меня есть предчувствие, что и этим фюрер тоже поручит заниматься мне. Слишком велик его интерес к общению с магелланами Вселенной, нашими Учителями из иных миров.

Браун недоверчиво взглянул на Скорцени и подергал себя пальцами за щеку — как делал всегда, когда пытался потеребить свою увядшую сообразительность.

— Что ж, если учесть, что заниматься пилотируемыми ракетами и торпедами поручили именно вам… — поделился своими догадками-сомнениями, — то почему бы не предположить и то, о чем вы только что упомянули?

— Тем более, что предположить нечто подобное не так уж трудно.

— И все же я не могу доверять вам какие-либо сведения до тех пор, пока вы не будете иметь право получать их официальным путем.

— Секреты ракетостроения, господин конструктор, даются вам значительно легче, чем канцелярские формулировки, — успокоил его Скорцени. — Сейчас этот вопрос интересует меня лишь в общих чертах, в принципе. Коль я уж занимаюсь пилотируемыми ракетами, отправляя своих камикадзе прямо к Господу…

— Если в общих, то такая подготовка ведется.

— Значит, мои сведения верны.

Лицо фон Брауна принадлежало человеку, лет на десять старше своего владельца. Все, кому приходилось встречаться с конструктором, поражались несоответствию возраста этого технического гения и его лица. Вот и сейчас он смотрел на Скорцени взглядом умудренного жизнью старца, давно забывшего, как следует объяснять молодым обычные житейские истины.

— Было бы странно, если бы фюрер не пытался связаться с Высшими Посвященными Вселенной не только путем медиумической связи, но и через космическое посольство. Конечно же, такие работы ведутся. Причем довольно успешно, — заученно постучал фон Браун костяшками пальцев по столу.

— То есть вы верите, что, кроме Бога, там, на небесах, существует еще некто? Который знает о нашем существовании и внимательно следит за всем тем, что происходит в нашем мире?

— И даже навязывает свое видение мира, — все с той же вселенской усталостью в голосе подхватил Вернер фон Браун. — Как, впрочем, и свою волю.

— Значит, вы верите во все это?

— Вот что вас интересует в первую очередь? — отлегло от сердца конструктора. — Я бы выразился точнее: меня, всех нас, конструкторов, создателей ракет просто-таки вынуждают верить в нашу странную связь и нашу зависимость от космоса.

— Вынуждают?

— Не гестапо, естественно. Высшие Силы. Мы показались бы слишком безразличными ко Вселенной, если бы не стремились познать ее.

— Но желают ли эти силы нашего визита в космос? Что, если в их планы не входит принимать каких-либо гостей с Земли?

Фон Браун запрокинул голову и, прикрыв глаза, несколько минут тягостно молчал, словно молился или испрашивал у Высших Сил совета: отвечать ему на этот вопрос шефа диверсантов или не стоит? И если отвечать, то в каком духе?

— Будь у них такое желание, нам не пришлось бы изобретать то космическое колесо, которое они давно изобрели. Взяли да подарили бы нам свои идеи и свою технологию. Как видите, облагодетельствовать нас таким снисхождением они не спешат.

— У них могут быть веские причины.

— Можете не сомневаться, веские.

Скорцени закурил — он курил крайне редко и лишь тогда, когда нужно было сосредоточиться, — и какое-то время молча рассматривал бумаги на столе главного конструктора.

— Ясно, что их должна настораживать агрессивность землян, наша склонность к войнам. Вопрос в том, владеете ли вы такой информацией или же основываетесь только на предположениях.