Иван Змеевич и Краса Ненаглядная - Ирина Соляная

жадных человека ждали своей участи. Ваня хотел было пошутить над трясшимися от ужаса скоморохами, но молча сел на спину волка, прижался к его холке. Серый скакун отбросил задними лапами комья земли, и Ваня подумал, что его новый приятель любит порисоваться даже перед такими неблагодарными зрителями.

— Грабежом поживиться не хочешь? Или не царское дело сухари чужие подъедать? — спросил волк.

Ваня вздохнул, не обращая внимания на урчание в желудке.

— В путь! — скомандовал он и бросил через плечо обидчикам, — вспоминайте государева сына, помогать которому вы были должны по царскому указу. Коли услышу худое слово о себе — вернусь.

Глава 12

И вот Ваня снова стоял у камня, на котором было начертано: «Направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — жену найдешь, прямо поедешь — головы не сносить». Почесав в затылке, он сказал:

— Вот и опять не знаю, какую дорогу выбрать. Но в посаде меня чуть на Весняне не женили. Зачем мне налево идти? Жениться пока рано.

Волк хмыкнул и сказал:

— Ох, и доверчивый ты, царевич, ох, и наивный. Разве что полезное на камне напишут? Камень, что забор.

— Все богатыри приезжали к этому камню… Вон и старик-гусляр Афтандил про него пел.

— Ладно, — согласился волк и махнул хвостом-щеткой, — советуйся с ним побыстрее, куда свернуть. Традиции предков — дело серьезное.

Ваня приложил к камню обе ладони и почувствовал прохладу, солнце не успело нагреть его. Как бы Ване хотелось услышать матушкин или отцов голос… Ведь всё время он только и жил, что их умом. Потом пользовался советами Ерошки, потом Краси, потом брата Дмитрия.

Волк топтался на месте, позёвывая.

— И кто только налево ходит? — спросил Ваня то ли волка, то ли камень, — нужно что ли кому-то женату быть? Пойду прямо. Раз я иду против Огненного Змея воевать, то значит это, что ждет меня там опасность и битва. Прямой путь — к острову Буяну!

— Прямо пойдёшь — убитым будешь? — повторил волк то, что было написано на камне, — воодушевляет. Это только на царевичей действует, или на волка тоже? Если что — я средство передвижения. Фольклорный элемент!

Ваня строго посмотрел и сказал:

— Уж больно ты болтлив, волче. Как говорил мой дядька Ерошка, изо рта идут все грехи: домысливание, оклеветание, отчаяние, роптание, шептание, зазрение, прекословие, празднословие, гнев.

Волк кивал и соглашался, и если бы он мог, то наверняка бы расплылся в широкой улыбке. Было по всему видно, что все перечисленные грехи его любимые.

— Так ты едешь, Ваня, напрямки?

— Еду!

Сел царевич на серого скакуна, и через мгновение и следа не осталось от них. Только ковыль распрямился и снова улегся под сильным налетевшим степным ветром.

Долго ли коротко ли, а тропинка кончилась, и уперлась в частокол. Царевич спешился и подошёл к воротам. Постучал колотушкой, висевшей на ржавой цепи. Видно, заезжали сюда не часто.

— Кто такие и откуда? — послышался скрипучий голос, а небольшое оконце в воротах отворилось, — калики перехожие или скоморохи поганые?

— Нет.

— Купцы продажные или мудрецы облыжные?

— Да нет же!

— Повытчики скаредные или нищие ненаедные?

— Открывай, болтун! Царский сын прибыть изволил! — гаркнул волче, и окошко на двери захлопнулось. «Староста, староста!» — завопил недоверчивый стражник.

— Ваня, это деревня дураков, я тебе точно говорю. Живут тут пять поколений, жён и мужей со стороны не берут, от мира забором отгородились, — сказал волк, — пойдём отсюда.

Вскоре Ваня услышал топот ног, с лязгом растворили ворота, растащили их в стороны. Взору открылась деревенька, не бедная, но и не богатая, не большая, но и не маленькая.

Староста деревни, ослепший на один глаз, с бурыми клочками волос на неопрятной макушке, бухнулся Ване в ноги.

— Избавитель! Спаситель! — завопил он.

Жители деревни огляделись и последовали его примеру.

— Вы меня с кем-то путаете? — удивился Ваня, — Я — Иван-царевич, еду по своим надобностям, в лесу заблудился. Тропинка к вам вывела.

— Я тебя предупреждал, что они тут малохольные, — хмыкнул волк и стал красноречиво ковыряться в зубах.

— Не-е-е-ет, не путаем — хитро улыбнулся староста, не вставая с колен, — ибо пророчество было. Юнец вельми пригожий на сером скакуне явится на закате с юга. Принесет с собой избавление и умиротворение.

— Умер от варенья? — переспросил волк, — Ты, Ваня, тут ничего не ешь, пока я не попробую. Отравят наследничка, как пить дать, а потом скажут, что волчью сыть заваривал для обозрения прелестных картин, возникающих в уме.

— Как мы ждали избавителя, как мы ждали нового правителя! На зоре было на зореньке, подымался народ скоренько, лесу молился, дубовой корой причастился, слезами горькими умывался. Ой, приди-приди наше ясно солнышко, ой, взойди-взойди по-над реченькой, прогони тучи темныя, ночку длинную непробудную. Ой, приди-приди богатырь, государев сын, с палицей неподъемною, с мечом булатным, со стрелами калеными. Ослобони нашу сторонушку от Змея Огненного, проклятущего, благодетеля нашего ненаглядного, — запели бабы и девки.

— От благодетеля? — переспросил волк, вздыбив шерсть на холке, — мутные песни у вас, как я погляжу.

— Это на случай, если соглядатаи Змея Огненного подслушивают, — пояснил староста.

— Или Змей Огненный меж нами прячется, ведь он может кем угодно оборотиться, — поддакнула старушка.

— Или на случай, если богатырь Змея не одолеет, — высказал догадку и сам царевич.

Староста махнул рукой, и из избы выбежала шустрая девушка, неся на расшитом рушнике хлеб-соль.

— Отведай, богатырь, — пискнула она.

Ваня попытался откусить от каравая, но тот был таким черствым, что чуть коркой губы не оцарапал. Пришлось потрудиться и кусок отломить. В животе заурчало от голода.

— Извини, богатырь, — сказала девушка и поклонилась, — раз в месяц печём, больно накладно караваи-ждуны печь.

Ваня с кислым видом прожевал сухую корку и оглянулся на волка, тот переминался с лапы на лапу. Пришлось отдать остаток серому скакуну, тот проглотил каравай и сверкнул благодарными глазами. Староста пригласил царевича в избу, и, деловито потирая ладони, стал рассказывать о нелёгком житье-бытье хутора.

— Повадился к