Санта действительно существует? - Эрик Каплан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если вы злобно хохочете над чужой бедой, вы — жестокий человек, но если вы улыбаетесь с состраданием, с вами все в порядке. Один мой друг любит говорить: «В мире есть два типа людей: те, кто плачет от счастья, и те, кто не плачет. Они жалеют друг друга: последние первых, потому что видят их слезы, первые последних, потому что те никогда не были счастливы». Возможно, людям, которые не смеются над пошлыми шутками и черным юмором, вообще никогда не бывает смешно33.
Эпизод шоу Мэри Тайлер Мур под названием «Хихик повержен в прах» (Chuckles Bites the Dust), сценарий которого создал Дэвид Ллойд, описывает наше противоречивое отношение к юмору. Клоун Хихик погибает во время циркового парада — он оделся в костюм Питера-Ореха, и злобный слон попытался расколоть его скорлупу. Лу Грант и Мюррей Слотер смеются над этим; их поведение шокирует Мэри — человек же умер! Будучи протестанткой, она с детства сопереживает бедам ближних. Смех кажется ей неуместным и жестоким, и она бранит коллег за бесчувственность. Лу объясняет ей: «Мы смеемся над смертью, потому что когда-нибудь она посмеется над нами». Мэри проникается идеей Лу и понимает, что была не права. Позже, на похоронах клоуна, священник произносит над его могилой последние слова, которые одновременно кажутся и смешными, и очень грустными.
«Клоун Хихик приносил радость миллионам детей и взрослых. Мы навсегда запомним его персонажей: и Питера-Ореха, и Мистера Фи-Фай-Фо, и Билли-Банана, и мою любимицу Тетушку Ю-Ху». В этот момент Мэри уже едва сдерживает смех. Она вспоминает, как клоун Хихик заканчивал шоу в образе Тетушки Ю-Ху — разворачивался к камере и показывал зрителям слово «Конец», написанное на его штанах. Мюррей предлагает похоронить Хихика именно в таком наряде.
Между тем священник продолжает свою речь: «Мы будем чтить его память не только потому, что он веселил нас. Все, что делал Хихик, имело глубокое значение. Помните излюбленную фразу Мистера Фи-Фай-Фо? Когда его заклятый враг Сеньор Бабах сбивал его с ног гигантским огурцом, Мистер Фи-Фай-Фо всегда вставал, отряхивался и говорил: “Я ударился своим фу-фу”. В его словах — мудрость жизни. Время от времени мы все падаем и ударяемся своими фу-фу. Давайте же отныне будем относиться к этому с такой же простотой, смелостью и честностью, как Мистер Фи-Фай-Фо».
В течение всей проповеди Мэри пытается удержаться от смеха, и наконец священник это замечает и обращается к ней: «Вы хотите рассмеяться? Не сдерживайте себя. Вперед, хохочите от души. Это понравилось бы Хихику. Он жил для того, чтобы давать людям смех. Слезы его оскорбляли. Он ненавидел плачущих людей. Так что вперед, милочка, посмейтесь как следует».
В этот момент Мэри начинает рыдать.
Данный эпизод показывает нам, почему так трудно написать философскую книгу о юморе. Как только мы понимаем, что юмор — единственная адекватная реакция на какую-либо ситуацию, он перестает быть неприличным, и мы уже не можем рассмеяться.
Удивительно и то, что похороны предназначены для выражения скорби — а Мэри слишком стесняется показывать свои чувства на публике. Зачем мы вообще кого-то хороним? Зачем нам церемонии, предназначенные для грусти и слез, если на них мы боимся грустить и плакать? И, если уж на то пошло, зачем в мире существуют церемонии плотской любви, которые уничтожают в ней всю сексуальность, или философские книги о юморе, которые делают его менее смешным? Скетч комик-труппы «Монти Пайтон» о сырном магазине посвящен противоречию между нашими социальными ролями и истинными желаниями. Все начинается с того, что явно богатый и знатный покупатель просит продавца в магазине взвесить ему сыра. Первый перечисляет разные сорта сыров, а второй все время отвечает, что их у него нет. В конце концов покупатель начинает подозревать, что, хоть он и находится в сырной лавке, сыра тут нет вообще. Разговор продолжается следующим образом.
Покупатель: «Что насчет венесуэльского бобрового сыра?»
Продавец: «Сегодня его нет, сэр».
Это совершенно дурацкий вопрос, и продавец мог бы на него не отвечать. Кажется, будто он в курсе дела, что они с покупателем играют в какую-то игру, но не показывает, что знает об этом, — и одновременно показывает, так что покупатель начинает чувствовать, что дело сдвинулось с мертвой точки.
Покупатель: «Хорошо, не будем мудрить. Чеддер?»
Продавец: «Боюсь, здесь он не пользуется спросом».
Покупатель: «Да в мире нет сыра популярнее!»
Продавец: «Только не здесь, сэр».
Покупатель: «Какой же сыр пользуется спросом здесь?»
Продавец: «Ильчестер».
Покупатель: «Понятно».
Продавец: «Да, сэр, он необыкновенно популярен».
Покупатель: «Вот как?»
Продавец: «Точно, это сыр номер один!»
Покупатель: «Правда?»
Продавец: «Да».
Покупатель: «Ильчестер?»
Продавец: «Именно».
Покупатель: «Ладно, идет. Уж он-то у вас есть? Только не говорите “нет”».
Продавец: «Сейчас взгляну, сэр. Э-э… нет».
Покупатель: «Плоховатый у вас магазин».
Продавец: «Лучший в округе».
Покупатель: «Почему вы так думаете?»
Продавец: «Он очень чистый».
Покупатель: «И явно не осквернен сыром».
Продавец: «Вы еще не спрашивали про лимбургский сыр».
Покупатель: «А стоит?»
Продавец: «Как знать…»
Покупатель: «Ладно. У вас есть… ДА ПРЕКРАТИТЕ УЖЕ ИГРАТЬ!»
(Ранее в этом скетче продавец спросил покупателя, не раздражает ли его человек, играющий в углу на греческой гитаре бузуки, и тот ответил, что ему «по душе любые проявления терпсихорического характера». Тем не менее монотонная музыка, сопровождающая скетч с самого начала, явно действовала покупателю на нервы, и наконец он не выдержал.)
Продавец: «Я же говорил».
Покупатель: «Так у вас есть лимбургский сыр?»
Продавец: «Нет».
Покупатель: «Ну естественно. Нетрудно было догадаться. Вряд ли стоило рассчитывать на иной ответ. Скажите…»
Продавец: «Да?»
Покупатель: «…у вас вообще-то есть сыр?»
Продавец: «Да, сэр».
Покупатель: «Правда?»
Продавец (помолчав какое-то время): «Нет. На самом деле нет, сэр».
Покупатель: «Значит, нет?»
Продавец: «Нет. Ни крошки. Я сознательно вас обманывал, сэр».
Покупатель: «Что ж, мне жаль, но тогда мне придется вас пристрелить».
(Достает пистолет и стреляет в продавца.)
Покупатель: «Какая бессмысленная трата человеческой жизни!»
Вся шутка строится на британской вежливости и классовой системе. Аристократ считает себя слишком хорошо воспитанным, чтобы разозлиться на представителя среднего класса, а тот не может прямо послать аристократа ко всем чертям. Вместо этого он использует социальные условности, чтобы провести пассивно-агрессивную атаку на покупателя и потянуть его время. Любые социальные контракты (не важно, действующие в американском или британском обществе, классовые или неклассовые) пугают нас. Мы хотим молока и не получаем его, а когда пытаемся разрешить эту загадку, чувствуем себя настолько подавленными, что готовы убить любого из-за своего несчастья.
Разумеется, также этот скетч рассказывает нам о Холокосте, о смерти европейской цивилизации и обеих мировых войнах.
Томас Манн в своем романе «Волшебная гора» сравнил довоенную Европу с туберкулезным диспансером, пациенты которого спорят, что лучше — вера или логика. Скетч о сырном магазине идет дальше. Он показывает нам, что довоенная европейская цивилизация представляла собой смертельный танец людей, привязанных к своим социальным ролям, в которые они больше не верили. Владелец знает, что у него нет сыра, а покупатель — что он ничего не получит. Этот разговор неприятен каждому из них, но люди постоянно делают то, чего им не хочется: священники проповедуют веру в Бога, в которого сами не верят, короли правят странами и казнят людей, хотя и в королей тоже никто не верит. Каждый совершает какие-то бессмысленные движения, пока кому-нибудь это не надоедает и он не начинает убивать.
Неужели все так и есть? Нет, все гораздо глубже. В одной из версий скетча, которую я нашел в интернете, владелец наконец признается, что сыра у него нет. Тогда покупатель говорит: «Я задам вам этот вопрос еще раз, и, если вы скажете “нет”, я прострелю вам башку». Продавец отвечает «ладно», покупатель снова спрашивает, есть ли у него сыр, слышит ответ «нет» и достает пистолет.
Так что же, «Монти Пайтон» считают, что все вопросы нужно решать насилием? В еще одной слегка измененной версии скетча, попавшей на пластинку «Галстук в тон носовому платку» (1973), владелец признается, что намеренно тратил время покупателя, хотя ему известно, что тот в итоге его застрелит.