Проклятие Огненной Лошади - Виталий Михайлович Егоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она сидела одна в кабинете, с замиранием сердца ожидая появления мужа. Теперь ближайшие десять лет для него пройдут в таких, а может быть, в еще более мрачных и унылых местах. Ее ум отказывался понимать, какое надо иметь терпение, чтобы выдержать такую обстановку не то что десятилетие, а день, неделю, месяц от силы…
Гулкие шаги в коридоре отвлекли ее от грустных размышлений. Дверь открылась, и в кабинет зашел Смирнов в сопровождении Артемьева. Увидев жену, он воскликнул:
– Люда!
Она шагнула навстречу и попала в его крепкие объятия. Забыв обо всем, они впились губами друг в друга, пока не услышали покашливания тюремного опера.
– Немного отвлекитесь. Я вас проинструктирую.
Мила смущенно отпрянула от мужа. Артемьев вытащил из встроенного шкафа одеяло и простыню, бросил на узкий диван, пояснив:
– Диван раскладывается.
Далее он достал из того же шкафа электрочайник.
– Можете заварить себе чай. Следите, чтобы не перекипела вода, а то устроите мне пожар. Можете смотреть телевизор, хотя зачем он вам? Я вас закрою снаружи, будут стучаться – никому не отвечайте.
Закончив с инструктажем, он посмотрел на часы.
– Сейчас время двенадцать. Я даю вам… – Артемьев призадумался и объявил: – Два часа.
Прежде чем выйти из кабинета, он еще раз бросил взгляд на милое лицо, стройный стан девушки и, немного подумав, с доброй усмешкой обронил, добавив время свидания:
– Я приду ровно в три, к этому времени вы должны быть одеты и готовы.
Когда за работником изолятора закрылась дверь, Смирнов вновь бросился с объятиями к своей любимой. Он, засунув руки под кофту жены, погладил ее по спине и дрожащими пальцами пытался безуспешно расстегнуть бюстгальтер. Если он это раньше проделывал одним мановением, сейчас руки его, огрубевшие в камерном быту, никак не могли разобраться в застежке волнующего женского туалета. Она мягко убрала его руки от себя и шепнула:
– Я сама. Потуши свет.
Смирнов задернул штору, выключил свет, но одна лампа в металлической решетке продолжала гореть, тускло освещая помещение. Он стал искать второй выключатель, но, не обнаружив его, решил, что лампа выключается со стороны коридора. Унимая внутреннюю дрожь, он разложил диван и застелил его простыней. Закончив с делом, Смирнов повернулся к жене и пошатнулся от внезапно прилившей к голове крови – перед ним предстала она в совершенно нагом виде. Ее прекрасное тело белело в полумраке кабинета соблазнительными формами, излучая неодолимое желание близости.
– Какая же ты, Людочка! – восхищенно выдохнул Смирнов и, подойдя к ней, упал на колени, прижавшись головой к груди. – Любовь моя, я так скучал по тебе!
Когда они очнулись, вырвавшись из плена страстной любви, Смирнов взглянул на часы и ахнул:
– Осталось полчаса! Почему, ну почему время летит так быстро?! Остановись же, замедлись, проклятое!
Они быстро оделись, Смирнов убрал простыню, собрал диван.
– Я сейчас приготовлю поесть, – сказала Мила, взяв в руку сумку с передачей. – А ты поставь чайник.
– Не надо, я все возьму в камеру, и там поедим с ребятами, – отказался он от предложения жены и притянул ее к себе. – Люда, иди ко мне, я так соскучился по тебе. Посидим, поговорим.
Мила опустила сумку на пол и села мужу на колени. Тот, уткнувшись носом в ее волосы, тихо проговорил:
– Люда, это наше последнее свидание. Я тебя больше не увижу.
– Почему так говоришь? – удивленно вскинула она голову. – Я к тебе и в Иркутск буду приезжать.
– Нет, этого не случится.
– Почему же?
– Ты слишком красива, чтобы меня ждать десять лет.
– Эдик, что ты говоришь-то? Ты мне не веришь?
– Нет, верю. Но десять лет – слишком долгий срок.
– Но тебе тогда будет всего сорок лет. Для мужчины это не возраст, самый расцвет сил.
– Какой расцвет?! Это на зоне-то расцвет? – горько усмехнулся Смирнов. – Люда, Людочка моя любимая, годы, проведенные с тобой, самые лучшие годы в моей жизни. Я ни на что не променяю это время.
– Эдик, мне не нравится то, что ты сейчас говоришь. Действительно, как будто прощаешься со мной. Ты что, разлюбил меня?
– Да, нашел здесь зэчку, – горько сыронизировал Смирнов и, поцеловав жену в щеку, прошептал на ухо: – Тебя разлюбить невозможно, второй такой нет на свете.
– Так в чем дело?..
Она не успела договорить. Послышался звук открывающейся двери, Мила быстро вскочила с колен мужа и стала перед зеркалом поправлять волосы.
Зашел Артемьев, опять же с доброй усмешкой смерил взглядом Милу и поинтересовался:
– Ну как, молодые? Все ли у вас в порядке?
– Спасибо! – улыбнулась тюремному оперу Мила. – Все у нас нормально.
– Тогда вызываю конвоира.
Когда появился конвой, прежде чем выйти из кабинета, Смирнов крепко обнял Милу и прошептал:
– Прощай, любимая.
У нее навернулись слезы, она, еле сдерживая рыдания, произнесла:
– До встречи, любимый.
Артемьев проводил Милу до контрольно-пропускного пункта и, глядя ей в глаза, сообщил:
– Автобусная остановка тут недалеко. Если вы не запомнили, меня зовут Семен. Я всегда к вашим услугам.
С этими словами он сунул ей в руку клочок бумаги.
Мила, выйдя из изолятора, раскрыла бумагу и прочитала записку с довольно прозрачным намеком: «Телефон 424141, звоните в любое время. Семен».
Она усмехнулась и скинула письмо в урну для мусора.
Прошла неделя. Как-то раз Мила пришла с работы и готовила ужин, в это время зазвонил телефон. Она взяла трубку и услышала голос Щукина:
– Людмила Алексеевна, крепитесь. Эдуард в изоляторе покончил жизнь самоубийством.
Мила, ничего не говоря, опустилась на пол и долго сидела в прострации. Она слышала, что из трубки доносится голос Щукина, который пытался с ней говорить. Так она просидела довольно долго. Начальник угрозыска давно уже отключился, были слышны прерывистые сигналы телефона. Мила встала, положила трубку на место и легла на диван. Она не плакала. Плачут, когда несчастье приходит внезапно, а когда его ждешь постоянно, плачет невидимыми слезами душа человека. На последней встрече с мужем в изоляторе она предчувствовала какую-то беду, и это предчувствие не покидало ее до сегодняшнего вечера, превратившись в страшную реальность. Она вспомнила последние слова мужа и сделала вывод, что он уже тогда решился на отчаянный шаг, чтобы расстаться с жизнью.
Повторно зазвонил телефон. Это был Щукин.
– Людмила Алексеевна, почему бросили трубку? Вам плохо?
– Нет, все нормально. Николай Орестович, как это произошло?
– Он повесился в камере. Дождался, когда всех выведут на прогулку, а он отказался, ссылаясь на боли в спине, и повесился.
– Где он сейчас?
– В морге.
– А похоронить его я смогу? Мне выдадут его?
