Проклятие Огненной Лошади - Виталий Михайлович Егоров

class="p1">– Все, иди отсюда! – со злостью бросил руководитель. – Вот так рождаются предатели.

– Вот видишь, какой он! – воскликнул Щукин, когда за Совенко закрылась дверь. – Не дай бог, случись война, он первым пойдет прислуживать врагам!

– Да ладно, его понять можно, – махнул рукой Смирнов. – Боится, что привлекут за укрывательство. Он будет стоять на своем, обратное я не смогу доказать.

– Ладно, держись, все будет хорошо, – на прощание напутствовал Щукин. – Чем смогу, помогу, пусть родные обращаются.

17

Мила, узнав, что муж находится в следственном изоляторе, упала на диван и полдня проплакала. Вечером пришла мама, которая уже знала о нагрянувшей беде. Она села рядом на диване и, гладя волосы Милы, говорила слова утешения:

– Ты слишком не убивайся. Эдуарда подержат, подержат, да и выпустят, ведь он защищал честь своей любимой девушки, а за это судят не так строго. Жизнь продолжается, тебе надо защитить диплом, заниматься воспитанием дочери. Людочка, доченька моя, все образуется, надо надеяться и верить.

Мила привстала с дивана, обняла маму и сквозь слезы проронила:

– Эдика посадят, и надолго. Я это чувствую.

К тому времени, когда начался суд над Смирновым, Мила защитила диплом и осталась работать при университете. Наступали девяностые, народ был озабочен добыванием хлеба насущного, поэтому суд над каким-то милиционером не привлек сколь-либо серьезного внимания.

Перед судом адвокат поговорил со своим подзащитным:

– А может быть, нам говорить, что потерпевший выхватил нож со стола, куда ты его ранее положил по опрометчивости?

– Этот вариант не пойдет, – отказался Смирнов. – Есть один свидетель, который утверждает, что ножа возле трупа не было.

– Совенко?

– Да, он.

– Что за урод такой! – в сердцах воскликнул адвокат. – Его надо самого привлекать к ответственности за укрывательство. Если тебя осудят за умышленное убийство, я добьюсь того, чтобы он пошел следом.

– Вряд ли, – махнул рукой Смирнов. – Следователь сделал его железным свидетелем обвинения, суд тоже будет придерживаться этой линии.

Суд длился полмесяца и закончился вердиктом: признать Смирнова Э. С. виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 103 УК РСФСР, и назначить ему наказание в виде десяти лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима.

Для Милы это был удар. Своим чутьем, которое ее никогда не подводило, она поняла, что лишилась человека, с которым познала первую настоящую любовь. Она знала, что прежней счастливой жизни рядом с любимым мужчиной уже никогда не будет, вердикт приговора поделил ее жизнь на «до» и «после». Казалось, что она потеряла интерес к жизни: безучастно ходила на работу, вечером брала дочку из детсада, ужинала и ложилась спать, чтобы завтра повторить в точности то же самое. В промежутках этой монотонной жизни она носила продуктовые и вещевые передачи своему мужу в тюрьму.

В понедельник перед ноябрьскими праздниками ей позвонили:

– Людмила Алексеевна?

– Да.

– Вас беспокоит бывший начальник Эдуарда Николай Орестович Щукин. Слышали про такого?

– Да, Эдик много о вас рассказывал.

– Людмила Алексеевна, Эдуарда на днях этапируют на зону в Иркутскую область. Я был в изоляторе и встретился с ним. Он очень сильно просит организовать с вами свидание. Как вы на это смотрите?

– Ой, конечно! – воскликнула она. – А это возможно?!

– Я договорюсь с оперчастью тюрьмы, организуем.

– А когда?

– Я вас предупрежу. Скорее всего, в ближайшие выходные.

Впереди была почти неделя – пять или шесть дней до долгожданной встречи. Эти дни Мила жила грезами о предстоящем свидании. Она купила для мужа толстый нательный костюм импортного производства, носки, бритву, щетку и всякую мелочь, запаслась продуктами. Хотя Смирнов и не курил, она прикупила и папиросы, зная, что курево наравне с чаем в тюрьме приравнивается к свободно конвертируемой валюте.

В конце недели она сходила в салон красоты, хотя это было излишним – она была и так блистательна.

В субботу утром позвонил Щукин и предупредил Милу, что завтра с утра он заедет за ней, чтобы поехать в изолятор. В эту ночь она спала плохо. Она с нетерпением ждала наступления утра, вновь и вновь представляя, как произойдет свидание с любимым человеком, которое, может быть, окажется последним, прощальным аккордом их совместного сосуществования. Десять лет для нее казались целой вечностью, она даже не бралась думать, что может произойти за это время, сможет ли она дождаться мужа, переживет ли любимый годины заточения вдали от нее.

Под утро она не заметила, как уснула. Ей снился сон. Д’Артаньян приставляет к ее груди шпагу и произносит речь:

– Миледи, ты убила всех моих друзей. Так умри же сама, исчадие ада, дочь сатаны!

– Не-е-ет, не я их убивала!

С криком отчаяния она резко села на кровати. Все ее тело было покрыто холодным потом.

18

Утром, когда она спустилась вниз, начальник угрозыска, увидев ее через стекло автомашины, толкнул водителя в бок:

– Теперь я понимаю Эдуарда. За такую и постреляться не зазорно.

Посадив ее в машину, Щукин поинтересовался:

– Ничего не забыли?

– Вроде бы нет, – пожала она плечами.

– Тогда трогай, – приказал он водителю и обратился к Миле: – Людмила Алексеевна, кто надоумил Эдуарда идти в судьи?

– Он сам решил. Я сомневалась, а он был непреклонен.

– Правильно сомневались. Если бы не это его решение стать судьей, про него никто бы и не вспомнил… Эх, я же предлагал ему вернуться обратно в уголовный розыск!

– Вот видите, как получилось, – покачала она головой. – Сам же нашел себе проблему на ровном месте.

– Ладно, Людмила Алексеевна, не переживайте. Что случилось, то случилось, сейчас придется уповать на досрочное освобождение. Лет через шесть может выйти на свободу.

– Шесть лет… – задумчиво произнесла она. – Это ж сколько терпения надо.

Щукин провел Милу до кабинета на втором этаже и, поговорив с оперативным сотрудником изолятора, представил его Миле:

– Его зовут Семен Петрович Артемьев. Он уже получил указание руководства и все организует. До свидания, Людмила Алексеевна, если что-то будет нужно, звоните.

– Спасибо, Николай Орестович, – поблагодарила Мила начальника угрозыска. – Я даже не знаю, как вас отблагодарить.

– Какие могут быть благодарности, – махнул рукой Щукин. – В свое время Эдуард был моим лучшим сыщиком, это дань уважения к нему.

Мила осмотрелась. Она находилась в темном и мрачном кабинете, обитом какими-то деревянными панелями. Стекла зарешеченного толстой арматурой окна, очевидно, выходящего во двор изолятора, были тусклы и грязны, и, если бы не горящая лампа, в кабинете было бы темно даже днем. Тонким обонянием она уловила до боли знакомый запах камеры.

Тюремный опер, с плохо скрываемым интересом разглядев ее с ног до головы, удалился