Кукла моего отца (СИ) - Рахманина Елена

Мне хотелось коснуться её, утешить. Обнять. Но я лишь протянул руку и провёл по её щеке большим пальцем, стирая слёзы. И несмотря на то, что в помещении было очень жарко, Теа било в ознобе.

Она поймала мою руку, когда я уже хотел её убрать, и сжала запястье.

– Согрей меня, – сорвалось с искусанных губ. Дважды просить меня нужды не было.

Глава 25

Я ринулся к ней, желая утолить свой голод и забрать её страдания и страх. Губы девушки оказались солёными от пролитых слёз, и я слизывал эти влажные капли с уголка рта, ресниц, порозовевших щёк, забирая её боль. Сейчас мне стало безразлично, кто она. Насколько корыстны, меркантильны были её цели, когда она брала фамилию Сандерс. Оставалось только забыться, не думать, только чувствовать и ощущать. Её.

Здесь и сейчас вся ненужная мишура отпала, и она показала себя настоящей. Хрупкой, ранимой и трогательной до трепета в сердце, которое, я считал, не способно на подобные чувства. И мне нестерпимо хотелось обладать ей целиком и полностью. Безраздельно.

– Можно? – спрашиваю, берясь за рубашку, что была завязана на животе, после того как большая часть пуговиц осталась валяться в Бронксе. И получив нерешительный кивок, я медленно избавляю её от совершенно ненужной детали гардероба.

Под простой рубашкой красивый кружевной бюстгальтер. От капелек воды он уже полностью промок, и мне хорошо были видны тёмные ареолы сосков. Едва ли отдавая отчёт своим движениям, я провёл пальцами по кружевной ткани, сотканной в виде причудливого цветка, очерчивая ареолу. Теа дёрнулась, точно сквозь неё прошёл разряд тока. И там, в её взгляде, желание затапливало пустоту. Вытесняя мучавший её страх.

Губы смыкаются на напряжённом соске, прикрытом тончайшей тканью. Обвожу языком орнамент розы на белье, ощущая переплетение нитей и горячую, едва ли не пылающую кожу мачехи. Прикусываю и тяну, слыша болезненный стон, и чувствую её пальцы, зарывающиеся в мои отросшие волосы.

Всё жду, когда она попросит прекратить. Оттолкнёт и напомнит мне, что всё это неправильно. Что мы связаны обетами, совестью и честью. Но Теа молчит, а я сожгу свою душу из-за болезненного желания позднее. Завтра буду корить себя за то, что посягнул на чужую женщину. Недоступную.

И вновь целую её губы, терзаю их, как терзают меня непрошеные думы, возникшие не к месту. Она нежная, сладкая и сочная, как дикая земляника. Неужели мой папаша мог так же её касаться, оскверняя её кожу своими прикосновениями?

– Йен, ты делаешь мне больно, – задыхаясь, останавливает она меня, и, лишь услышав её голос, я понимаю, что забылся.

Ткань бюстгальтера, затрещав, пошла по швам – это мои руки разорвали бельё и выбросили ненужную тряпку. Это мои руки оставили следы на её полупрозрачной коже, которые могут завтра оказаться синяками. Но я едва ли понял, как это произошло. Ловлю напряжённый взгляд мачехи. Испуганный и возбуждённый одновременно. Слабо представляю, каким она сейчас видит меня.

– Ты грубый, – произносит с укоризной и, несмотря на это, становясь на колени, сама тянется ко мне, попутно поднимая вверх по торсу мою майку. Её движения немного скованны и осторожны, точно она опасается, что это я её оттолкну.

Теа кладёт тонкие пальчики на моё лицо и проводит ими по скулам, будто знакомясь со мной в первый раз. Она целует невесомым прикосновением уголок моих губ, колючий подборок, опускается губами по шее, и я замираю, едва дыша, слыша лишь бешеное биение собственного сердца. В её взгляде рождается немое восхищение, когда подушечки пальцев проходят по кубикам пресса, по низу живота и останавливаются на поясе джинсов. Заметив мой стояк, она, словно обжёгшись, убирает руки, но продолжает смотреть.

Я прикрываю глаза, не зная, что делать с обуревавшими меня вопросами. Как бы ни пытался вытеснить их из своего сознания, но перед глазами, как навязчивая реклама, всплывала картинка соития Теа с отцом. Такая тошнотворная, что меня одолевал только один вопрос: как она могла?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В яйцах закручивалось болезненное напряжение, кажется, если я не кончу в ближайшее время, они просто взорвутся. Член под одеждой неприятно распирает, и, потянув собачку молнии вниз, я освобождаю его. Теа смотрит так, словно никогда не видела мужских половых органов. Я беру её руку и кладу пальцы на свой ствол. В первые секунды она напряглась, замешкавшись, но спустя мгновение изучала его с неподдельным интересом.

Всё её поведение буквально кричало о том, что передо мной неопытная девушка. Но я не мог никак разгадать эту странную загадку. В голову закралась шальная мысль: мой родитель вообще на что-то ещё годится в постели? Может, у них и не было ничего. Эта догадка оказалась до того манящей, что хотелось скорее убедиться в её верности.

Теа убирает руку с члена с таким выражением на лице, словно я отобрал у неё новую любимую игрушку, но я готов играть с ней в эту игру нон-стоп. Мокрые джинсы прилипли к её телу и плохо поддавались. Я сожалел о том, что поблизости нет ничего острого, чтобы разом порвать плотную ткань. Всю её одежду хотелось сжечь, чтобы не осталось ни одной детали, которая могла бы напомнить ей этот день.

Пока мы копошились с её одеждой, она словно немного оттаяла, засмеявшись, когда узкие штаны застряли на бёдрах и приподняв их помогла мне.  Настороженность спала, и на её место пришло нечто новое, пока мне непонятное. Что-то похожее на любопытство и интерес.

Не позволив ей встать, Теа, приподнявшись на локтях, наблюдала за тем, как я избавляюсь от остатков своей одежды.

– Йен, я грязная, – она охнула, будто только что заметила, что стекающая в водосток вода тёмная. Она останавливает меня в тот момент, когда я тянусь к её трусикам, сжав свои пальцы на моей руке.

– Я тебя искупаю, – улыбаюсь ей. И мачеха получает от меня первую улыбку, подаренную ей без издёвки и сарказма. Вижу, как её глаза в ответ загораются, точно где-то внутри неё появился свет, и мне вдруг самому становится от него тепло.

Стягиваю вниз по стройным ногам кружево её трусиков, зачарованно уставившись на блестевшее от влаги загорелое тело. Вода капала ей на живот, скапливаясь в пупке, а переполнив его, спускалась вниз, к голому лобку, пропадая в расщелину между ног.

Увеличив напор воды, я размазал в ладонях пену и провел ей по плечам и ключицам девушки, по упругой груди со вздёрнутыми сосками. Вода тут же смывала с её тела мыльную жидкость, и на место моих ладоней пришли губы.

Мне хотелось её с такой силой, что где-то внутри меня проснулся дикий голод. Я бы съел её целиком, откусывая по кусочкам, медленно смакуя. Но пока сумасшедшая сущность была заперта, я лизал её, кусал, оставляя следы зубов и засосы, как ополоумевший от страсти подросток, впервые дорвавшийся до женского тела.

Глава 26

 Струи душа бьют по моей спине, и она, поднимаясь, повторяет ритуал вслед за мной, взбивая между рук мыльную пену. Я наблюдаю с улыбкой за тем, как Теа, забавно смущаясь, прикасается ко мне, изучая моё тело. Как её тонкие пальцы сжимают член и скользят от основания к головке, а останавливаясь, размазывают предэякулят по ней. Я мягко убираю её руку, не желая кончать раньше времени.

Вновь целую её и опускаю попкой на горячий мрамор душевой. Добираюсь до аккуратного пупка, собирая губами попавшую в него воду. От каждого моего прикосновения к ней девушка вздрагивает, судорожно пытаясь сделать вдох, но воздуха ей всё равно не хватает. Она следит за каждым моим движением так, словно то, как я ласкаю её, для неё в новинку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Хочу попробовать её, узнать, какая она на вкус, целую осторожно её лобок, опускаясь к клитору. Половые губы блестят от смазки, и я ловлю пальцем капельку, скользя между лепестками губ вниз, к тугому колечку ануса, мягко надавливая.

– Йен! – доносится до меня испуганный протест.

Мне хочется задать ей прямой вопрос: был ли у неё секс с моим отцом или с кем-то ещё. Но я оставляю его при себе. Не хочу даже надеяться на подобное.