Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга

Его руки уже минуту, как исчезли с моей шеи, а я все не решалась обернуться.

— Хочешь, я поучу тебя рисовать? — наконец выдохнула я и обернулась.

— Да, — ответил он быстро, и глаза его заблестели как-то не по-пьяному. — Под звездным небом Килларни, например… Я предпочитаю боди-арт…

Я еле сдержалась, чтобы не выругаться, вскочила на ноги и швырнула ему в лицо худи.

— Ключи не швыряй, — улыбнулся Шон. — Велосипед в машине, а если ты отправишься в коттедж пешком, то придется делать еще и массаж ног…

Хорошо, что он сам вовремя заткнулся. Я накинула куртку и проверила, что ключи продолжают лежать в кармане, но к рюкзаку нагнуться не успела. Шон уже сам его собрал и закинул себе за плечо, в другой руке он нес смятый пакет от бургера и пустую бутылку. Тропинка в этот раз показалась слишком короткой — так хотелось убраться подальше от кельтских крестов. Шон не протянул руки и даже опередил меня на два шага, но лучше бы шел сзади, потому что я еле удерживала руку в кармане, чтобы не отряхнуть его спину от травинок и комочков земли. Нарочно ведь не стряхнул худи!

У церкви так никто и не объявился, а вот улица стала довольно оживленной. Шон поздоровался с парочкой стариков, я для вежливости улыбнулась и быстро отвернулась, поймав не понравившийся мне взгляд. Заодно прибавила шагу, пытаясь увеличить между нами расстояние. Казалось, что на меня смотрят изо всех окон, и все поголовно уже записали Шона в мои любовники. Как он вообще мог вернуться в деревню после такого идиотского поступка?

Или он только что сочинил красивую историю? Неужели он считает меня идиоткой, которую купит подобная слезливая романтика. К тому же, господин Констебль противоречит сам себе — в пабе он заявлял, что никогда бы не позволил увести у себя жену. Или же я просто наступила на его больной мозоль… Только Шон Мур вовсе не выглядит расстроенным или обиженным. Он ухмыляется после каждой своей фразой, будто кошка, играющая с мышкой, уверенная, что та уже не вырвется из кровожадных когтей.

Я не смотрела не только на ирландца, но и на его машину.

— Лана, не надо за мной ухаживать, я же мальчик…

Я машинально отперла левую дверцу, но шарахнуть ей уже не могла. Сжав ключи в кулак, я медленно обошла машину, и Шон успел изнутри открыть для меня дверь. Я пристегнула ремень и в полном молчании, даже с выключенным радио, вывела машину с парковки паба.

— Не в ту сторону! — Шон крутанул руль, разворачивая машину в верном направлении.

— Блин! — выдохнула я по-русски, и по улыбки Шона догадалась, что ругательства на всех языках мира звучат одинаково. — Я предупреждала, что водить не умею.

— Во всех справочниках для американских туристов есть этот пункт: не езжайте против движения! Но если ты доедешь до Корка, я уверен, ты перестанешь путаться.

— Шон! — я ударила по тормозам и остановила машину посреди дороги, благо ни в одну, ни в другую сторону не наблюдалось никакого движения. — Я не поеду с тобой в Корк. Я не пойду с тобой в поход! Я не буду с тобой спать!

— Переведи ногу на газ, — голос Шона обжигал, что искусственный лед. — Ни Корк, ни поход не подразумевают постели. Я пообещал тебе не использовать фразеологических выражений и говорить четко. Да, я действительно не прочь переспать с тобой, как любой нормальный мужик. Но у меня даже в шестнадцать не было подобных навязчивых идей. Я действительно в июле уеду в Корк и буду слушать фидл Деклана с тобой или без тебя. Я все равно сяду на велосипед и отправлюсь со старшими племянниками в поход — с тобой или без тебя. Ты можешь уехать, не увидев Ирландии. Это твое право. А у меня есть право сказать женщине, что она мне нравится.

— Допустим, ты сказал это. Допустим, мне это даже было приятно услышать в первый раз. Но прекрати повторять это каждые пять минут.

— У тебя слуховые галлюцинации, Лана. Я не настолько пьян, чтобы не контролировать свой язык. Неужели в тебе не осталось ничего русского, и ты, как глупая американка, в каждой фразе ищешь намек на сексуальные домогательства! Лучше шоколадку съешь.

Он достал из бардачка плитку и коснулся краем моих губ. Я откусила кусок и громко выдохнула.

— Я побоялся отломить для тебя. Еще подумаешь, что я жду, что ты оближешь мне пальцы.

Я стала усиленно жевать шоколад, устремив взгляд на дорогу, но сколько бы я не казалась себе воплощением внимательности, овца очутилась на дороге слишком неожиданно, и я так вдарила по тормозам, что Шон чуть не выронил шоколадку.

— Fuck!

На дорогу выбрело еще две овцы и уставились то ли на меня, то ли на машину.

— Можешь перевести на паркинг. Это надолго.

— Я так чуть оленя не сбила, — выдохнула я.

— Овца не так страшно.

Шон загадочно улыбнулся и протянул мне квадратик шоколадки. Я сощурила глаза и сомкнула губы на его пальцах. Он выжидающе смотрел на меня, и я заставила себя коснулась кончиком языка подушечки указательного пальца. Его ресницы не дрогнули, а я до боли вцепилась в руль. Через секунду влажными пальцами Шон коснулся моей маленькой сережки и поправил замочек. Затем мизинец скользнул к уголку моих губ, и его губы сложились в довольную улыбку:

— Sounds like you're thinking about changing your answer from firm "no” to «maybe someday». (Кажется, ты думаешь, а не сменить ли твердое "нет" на "Быть может в один прекрасный день".)

Овцы неожиданно закончились, чтобы дать мне возможность не стать абсолютной овцой, и я вдарила газу, но тут же вновь ощутила руку Шона на своей.

— Езжай посередине дороги. Там начинается каменная стена. Ее просто не видно за кустами. И вообще следи, чтобы в зеркале было видно песчаную полосу.

— Может, ты сядешь за руль?

Я готова была отдать руль даже абсолютно пьяному. Если навстречу попадется машина, я с ней точно не разъедусь. Но Шон лишь покачал головой и демонстративно принялся поедать шоколадку.

Глава 12 "Сдавшие нервы"

Я хотела забрать у Шона велосипед, но ирландец сказал, что оботрет его и подкрутит цепь. Очередная уловка, чтобы остаться в нашем коттедже, но я лишь махнула рукой. Теперь Лиззи примет огонь на себя и выйдет победительницей, как в прошлый раз. Только с первых шагов в гостиной я поняла, что дом пуст. Понимание этого пришло на манер дешевых детективов. Я заметила приоткрытую дверь, за которой стоял брошенный мольберт. Лиззи никогда не оставляла двери открытыми и кисти немытыми, а тут они разноцветным веером громоздились в банке. На всякий случай я заглянула в пустую спальню, пройдя мимо открытой настежь двери в ванную комнату.

Сердце уже выстукивало отчаянный ритм. Я вышла к озеру и тронула холст — краска полностью просохла. Я запомнила последний сделанный до моего отъезда мазок, и на новые Лиззи не могла потратить более получаса. Что она делала все оставшееся время? Если бы она решила передохнуть, то непременно вымыла бы кисти или хотя бы завернула в полиэтилен. На кончиках самых крупных начала образовываться пленка из краски.

— Красиво, — раздался за спиной голос Шона, хотя я не услышала, как под его ногами хрустел гравий. — Только никогда не видел, чтобы вода принимала здесь фиолетовый цвет.

Я резко обернулась, и выражение моего лица заставило ирландца вытащить руки из карманов. Долгие секунды я не могла подобрать слова, чтобы ответить на его вопрос, потому что не понимала, что происходит.

— Я должна позвонить, — наконец выговорила я и дрожащими пальцами схватила протянутый телефон.

Я набрала номер Лиззи и подпрыгнула, когда из спальни донеслась знакомая мелодия.

— Нечего волноваться!

Шон зашел следом и правильно оценил обстановку. Только просить меня успокоиться было лишним. Я понимала, что Лиззи не ушла прогуляться. И даже не из-за телефона, а потому что Мисс Брукнэлл никогда не оставляла подобного бардака, если останавливалась не на десять минут. Она не могла пойти размяться, потому что мы бы встретились либо на дороге, либо сейчас на озере. И кисти не врали — она не брала их в руки по меньшей мере часа два.