Игра в лево - право (ЛП) - Андерсон Джек

До того, как Лилит смогла навредить кому-то ещё, Роб распахнул дверь и сделал два быстрых шага, схватил девушку одной рукой за талию, поднял её и, крепко, но при этом осторожно её ухватив, понёс её к Форду Бонни и Клайда, после чего усадил её на землю.

Я всегда забываю, какой он сильный.

Роб: Не до этого сейчас, вашу мать.

Лилит: Ты ответишь за свои слова!

Блюджей лишилась привычной ехидной выдержки, однако её аура презрения никуда не делась. В ответ на выкрик Лилит она молча отошла к своей машине и облокотилась о капот, а затем достала из кармана Мальборо и щёлкнула зажигалкой. Наверное, сейчас лучшей компанией для неё в самом деле был раскалённый табак.

Когда я перевела взгляд обратно на группу, Лилит уже удалилась куда-то в гневе.

АШ: Что она сказала?

Бонни: Я плохо расслышала.

АШ: Что она сказала, Бонни?

Бонни: Что-то про… про то, что Лилит… что мы сговорились.

Роб: Ну твою ж мать… Бристоль, пожалуйста.

Я посмотрела на Лилит: она сидела на траве, устремив взгляд в бесконечность, раскинувшуюся за обрывом. Она не стала жалеть слёз — и я поняла, что это не тот плач, который стоит прерывать. Это было личной между ней и Евой — последний миг скорби, уделённый только им двоим.

АШ: Вижу… не переживай. Я разберусь.

Роб: Хорошо. А я пока пойду что-нибудь сварганю.

Прошёл час. Лилит понемногу успокоилась, и её истерика переменилась безмолвной меланхолией. Поужинав, я подошла к ней.

АШ: Странный вид.

Лилит подняла на меня взгляд и тут же виновато опустила голову.

Лилит: Я тебе губу разбила… прости.

АШ: Да всё в порядке. Это ты ещё Блюджей не видела.

Лилит: Ха, да уж. Должно быть, хреново она сейчас выглядит.

Я опустилась на прохладную землю и обратила взгляд туда же, куда и Лилит — в пучину бескрайнего океана.

Лилит: Блюджей думает, что я в этом замешана… в том, что произошло с Евой.

АШ: Знаю.

Лилит: Она считала нас всех идиотами, а теперь думает, что мы устроили заговор у неё за спиной… господи, какой же бред.

АШ: Мне кажется, сейчас ей жизненно необходимо думать, что это место — выдумка. Ей нужно, чтобы всё вокруг было ложью. И чем сложнее ей найти объяснение тому, что происходит вокруг, тем она… в общей, ей не стоило так говорить. Просто она… скажем так, “запуталась”.

Лилит: Да эта пизда в край ебанулась.

АШ: Эм-м… наверное.

Лилит: Но она права… Я убила Еву… и я убила Аполлона.

Не поняв, к чему Лилит ведёт, я удивлённо на неё посмотрела. Она продолжила, не отрывая взгляда от невозможного горизонта.

Лилит: Сара… она не была создана для этого. И она это понимала. Хотела, чтобы мы развернулись… а я — нет.

АШ: Это было не только твоё решение, Лилит.

Лилит: Только моё. А она… просто последовала за мной. Она всегда шла за мной. Всегда. И я знала, почему. Я знала. Но я не останавливала её, потому что это было так удобно, так легко… потому что глубоко внутри я осознавала, что мне нравится, когда рядом есть кто-то, кто… кто готов ради меня через обручи прыгать. Боже, какой пиздец.

Лилит закрыла лицо руками.

Лилит: Она была слабой. Такой скромной, застенчивой… и в этом ничего такого нет, ведь так? Это нормально, что человек может быть слабым… но я заставила её поехать со мной. Заставила поехать человека, который и до середины озера не осмелился бы доплыть. Последние слова, которые я ей сказала, были ложью. И она это знала.

Лилит несколько раз тяжело вздохнула.

АШ: Что ты имеешь в виду?

Лилит: Я не… я не, я… я любила её, но как… как подругу. Это была игра в одни ворота, и… я не думаю, что её это сильно беспокоило. Но тут она начала исчезать прямо у меня на глазах и сказала это… Как ещё я могла ответить? Разве могла я сказать что-то другое?

Лилит держалась, чтобы снова не впасть в истерику. По её щекам струились слёзы.

АШ: Я не знаю, как поступила бы в такой ситуации.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Лилит: Я видела по её глазам, что она мне не верит. Бля… как много людей умерли, слушая чью-то... утешительную ложь? Как много из них знали, что им врут?

АШ: Думаю, ты поступила правильно, Джен. Лучше, чем поступают многие.

Лилит: Ты не обязана мне это говорить… послушай, ты сильно устала? Ты скоро пойдёшь спать?

АШ: Нет, я пока не устала.

Лилит: Там было немного пива… в сумке Аполлона. Это же не будет… воровством, ведь так?

АШ: Думаю, он бы с нами поделился. Но только если бы мы дали ему сказать тост.

Лилит тихо хихикнула и наконец улыбнулась. Она подошла к машине Бонни и Клайда и вскоре вернулась с упаковкой из четырёх банок.

Следующие полтора часа мы неторопливо с ними расправлялись. Лилит так и не смогла придумать тост, так что мы просто сказали Аполлону “спасибо” и подняли банки к небу. Мы вспоминали его неутомимое чувство юмора, особенно его неустанные попытки поднять нам настроение в первую ночь. Вспоминали, с какой заботой он всегда обращался к остальным — даже находясь на волоске от смерти.

Мы и Еву вспоминали. Лилит рассказала об их совместных злоключениях, о неловких студенческих вечеринках и о будущем Паранормикона. Она улыбнулась и сказала, что, когда радио “неизбежно вымрет”, я всегда могу к ней присоединиться.

После всего, что произошло на дороге, эта ночь была и радостной, и горестной одновременно. Но здесь, на вершине одинокого утёса, радостные чувства в кои-то веки превозмогли над горечью — пусть и ненамного. Под конец очередного ужасного дня мы и на это не рассчитывали.

Следующее утро пролетело, не успев начаться. Удивительно, насколько эффективно может действовать группа людей, когда никто ни с кем не говорит. Даже завтрак стал делом совсем непродолжительным. Чтобы наесться до отвала, мне хватило лишь половины пакетика ореховой смеси. Я оглядела остальных и вспомнила слова Роба: “Чем дольше едем, тем меньше нам требуется еды”. Никто не съел больше чем полмиски. А Лилит и вовсе не притронулась к еде.

К этому времени протокол поездки прочно отложился у всех в головах. Несмотря на разлад и образный разрыв между членами группы, построение автомобилей соблюдалось безукоризненно. Всеобщий настрой был чрезмерно прагматичный. Любой контакт по рации начинался с указания позывных говорящего и адресата. Между машинами установилась равная и очень осторожная дистанция. Все видели, что происходит, когда кто-то нарушает правила, и никто не хотел лишний раз рисковать.

АШ: Сколько нам осталось?

Роб: До чего?

АШ: Ты ведь не доезжал до конца дороги, значит… ты ещё строишь карту?

Роб: Верно.

АШ: Тогда сколько нам осталось до… неизведанной территории?

Роб: Относительно недалеко.

АШ: И что нас ждёт, когда мы дотуда доедем?

Роб: Мы поедем дальше.

АШ: Пока не доберёмся до самого конца?

Роб: Таков мой план. Знаешь, я не стану тебя судить, если ты захочешь поехать обратно. Думаю, тебе не составит труда уговорить кого-нибудь развернуться.

АШ: А тебя я смогу уговорить?

Роб улыбнулся.

Роб: Боюсь, нет. Эта поездка отличается от предыдущих. Дорога брыкается, как никогда прежде. Наверное, знает, зараза, что в этот раз я намерен идти до победного.

АШ: …Куда она ведёт, Роб?

Роб вдохнул, поворачивая налево на тихом т-образном перекрёстке.

Роб: Думаю, в никуда.

Рация зашипела.

Бонни: Роб, ты повернул не туда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Моё сердце в ту же секунду заколотилось как бешеное. Я уставилась на Роба, а он уставился на меня в ответ. Его пронзило то же чувство, что и меня — просто он гораздо лучше с ним справлялся.

Он призадумался на пару мгновений.

Роб: Нет… нет. Я здесь уже проезжал. До этого мы повернули направо.