Сень горькой звезды. Часть вторая - Иван Разбойников

Поп рассердился,

Горохом подавился. Упп!

Вдруг остановилась ребячья молотилка: упал Ворона на землю. В Сараях лежачих не бьют. Разом опустились кулачки, и на миг наступила тишина такая, что, кажется, стало слышно, как бьются в едином порыве разгоряченные мальчишечьи сердца. И в эту тишину ворвался гудок с железнодорожной ветки.

– Паровоз идет! – догадался Вовка. – Бежим Гитлера казнить!

И, моментально забыв про Ворону и звонок на уроки, вся орава умчалась к железной дороге, чтобы с замиранием сердца ждать, когда черная громада паровоза с красной звездой на дымогарной коробке протащит в переплавку обломки военной техники и в лепешку раздавит положенную на рельсы медаль с ненавистным Гитлером, так же, как солдаты с красными звездами раздавили созданное им фашистское государство.

А Петька Воронин поднялся с земли и стряхнул с брюк и спины налипший мусор. Но новую кличку Гитлер стряхнуть с себя не смог – она накрепко прилипла к нему в школе и перекочевала в детскую колонию, куда Петька попал из-за жестки. Случилось это так. Темной октябрьской ночью неизвестный злоумышленник выстрелил в окно участковому милиционеру. Пуля от пистолета «ТТ» пробила стекло и застряла в самоваре, вокруг которого чаевничало семейство участкового. Покушавшегося, как водится, не задержали, хотя и перерыли в улице дома и погреба всех подозрительных. Зато в голубятне у Петьки Воронина нашли целый десяток отстрелянных пуль всевозможных размеров и калибров и два новеньких патрончика от автомата «ППШ». И как Петька ни доказывал, что на представителя власти не покушался и насобирал свое богатство на стрельбище, куда ходил вместе со всеми за свинцом для жесток, двух невыстреленных патрончиков оказалось достаточно, чтобы упечь ни в чем не повинного мальчишку в колонию для несовершеннолетних преступников, а его отца в заведение посерьезнее. «Яблочко от яблони далеко не падает», – сказал по этому поводу директор школы...

– Какая встреча! – распахнул руки для объятия Жорка и сделал шаг к пню, на котором красовался Ворона. – Здорово, Гитлер!

В ответ страшный удар кирзового сапога свалил Жорку на землю. Ворона налетел на поверженного и, невзирая на оцепеневших от неожиданности халеев, пинал и пинал Маримана, стараясь попасть побольнее, – в пах, в живот и по ребрам.

Первым опомнился Колонтаец и не дал озверевшему добить Жорку – сзади одновременным пинком под колено и сильным рывком за плечо швырнул его навзничь, так, что сбрякало:

– Задавлю, сука вербованная!

Однако давить уже нужды не было: Гитлер дергался и бился на песке, а на губах его выступила пена. «Ненормальный!» – догадались халеи и, забрав бутылку и стаканы, на всякий случай пошли в свой барак, чтобы, не дай Бог, не попасть в свидетели, если их собутыльник вздумает подохнуть.

А сегодня у несчастного Жорки все ныло изнутри и снаружи...

Глава шестая. Свежак задувает

Андрея в поездку на Варгас сосватал Яков Иванович, проведавший, что в числе прочего добра, пропадавшего на брошенной буровой, остался достаточный запас солярки. Для геологов, конечно, убыток копеечный, но для колхозных трактора и мотобота как раз то что надо. Чтобы поживиться на дармовщину, хозяйственный мужик выпросил в экспедиции катер-«блоху», погрузил в неводник дюжину гулких бочек и, экономя трудодни для взрослых мужиков, сговорил в помощники Жорке Андрея, уже показавшего свои способности к механике и водоплаванию.

Сразу после того как «БМК» отвалил от гордеевского берега, Андрюха напросился за штурвал: не терпелось попробовать, как управляется катер с неводником на буксире.

– Ну садись, – поморщился от боли в боку судоводитель и уступил Андрею свое кресло. – Только не резко перекладывай руль – неводник будет зарыскивать, дергать буксир, может и черпануть бортом.

– Я осторожно, – заверил Андрей.

– Тогда держи вверх по Неге, до протоки на Варгас, а я прикорну – что-то мне лихо, – капитан откинулся на спинку и опустил веки.

Покачивает изрядно. Даже высокий лесистый берег не укрывает Негу от резких порывов. В пенных барашках ныряют сброшенный ветром сор и обломки веток. Нос катера то и дело втыкается в крутую волну, стекло забрызгивает, и мутная пленка мешает видеть.

Руки сами крутят штурвал влево, где под яром затишье. Маневр не ускользает от внимания дремлющего капитана:

– Андрей! Держи от берега дальше, если ветер обрушит с кромки лесину – нам с буксиром не увернуться, как блоху прихлопнет.

Есть! Руль катится вправо, и нос «блохи» врезается в пенный бурун.

Жорка всем капитанским телом ощутил, как задрожал корпус и дернул натянутый буксирный канат. Превозмогая обострившуюся боль в боку, он оглянулся: там оказалось лучше ожидаемого. Ладно скроенный и крепко сшитый умельцами неводник не в пример «блохе» легко всходил на волну высоко задранным носом. «Если б на него мотор – то лучше и не надо, – подумалось Жорке. – С такими обводами можно и на Оби штормовать. Хотя сегодня на Обь лучше не высовываться – захлестнет. И вообще – зря я в рейс вышел». Андрею же, наоборот, штормовая погода улыбалась. Нравилось, как трудно «блоха» режет волны, как разлетаются по ветру, падают на палубу, в кокпит и на лобовое стекло водяные брызги. Даже холодная капель с брезентового тента над головой не раздражала, а освежала и бодрила.

Все прекрасно! Ветер и солнце, волны