Тюремный доктор. Истории о любви, вере и сострадании - Аманда Браун

могут выглядеть безобидными, – сообщил нам офицер, проводивший тренинг. –  Но не дайте себя обмануть. Телефоны здесь так же опасны, как наркотики, которые проносят контрабандой. С их помощью можно вести преступную деятельность, угрожать жертвам, устраивать сделки с наркотиками и использовать как тюремную валюту. Старенькая «Нокиа» запросто может стоить 300, а то и 400 фунтов.

Слушатели потрясенно охнули.

После любопытнейшей лекции, во время которой я узнала все о контрабанде и о жестких правилах безопасности, которые должна была соблюдать, мне, наконец, разрешили получить собственный набор ключей. Офицер выдал круглый пластиковый номерной жетон; его я должна была сдавать по утрам на проходной в обмен на связку ключей, которые могут потребоваться для прохода в медицинский блок и в крылья тюрьмы. Ключей от камер мне не полагалось. Если надо осмотреть пациента в камере – неважно, по какой причине, – следует вызвать охранника и попросить его меня сопровождать.

Однако самое главное наш наставник приберег на конец. Прежде, чем приступить к нелегкой теме, он сделал глубокий вдох.

– Никогда, ни при каких обстоятельствах, повторяю, ни при каких, – он поднял вверх указательный палец, – не сообщайте заключенным, которых должны везти в госпиталь, когда их повезут и куда.

Некоторые из медсестер понятливо кивнули, но остальные стали недоуменно переглядываться. Он прочистил горло.

– Как некоторые из вас знают, в прошлом году простая перевозка заключенного в госпиталь Хаммерсмит закончилась трагедией.

Те, кто шептался на задних рядах, внезапно замолчали.

– Заключенный, сидевший за вооруженное ограбление, убедил одного из врачей, что ему очень плохо и что его надо отвезти в госпиталь к специалисту. К сожалению, ему удалось узнать дату, время и место консультации, которые он сообщил своим приятелям. У входа в госпиталь на троих наших офицеров напали мужчины в масках, приставив им пистолеты к головам.

В комнате воцарилось молчание; все в душе переживали эту страшную историю. Офицер выждал мгновение, потирая пальцем бровь, словно сомневался, досказывать ли остальное. Мы ловили каждое его слово.

– Нападавшие грозили охранникам, что застрелят их, если те не отпустят их товарища. Естественно, наши парни сняли с него наручники. Никто не стоит того, чтобы из-за него погибнуть.

Аудитория согласно закивала.

– Беглеца удалось поймать через пару дней, двадцатилетний срок ему еще продлили. Одного из нападавших полиция арестовала, второй скрылся.

Из задних рядов кто-то спросил:

– А что с охранниками, они не пострадали?

Офицер сделал еще одну паузу, на этот раз длиннее, и у меня появилось страшное предчувствие, что ответ не будет походить на «жили долго и счастливо», иначе он уже бы все рассказал.

Он потянулся за стаканом с водой, стоявшим на столе, к которому до этого не прикоснулся. Осторожно отпил глоток.

– К сожалению, этот инцидент положил конец карьере тех, кто в нем участвовал, и мы лишились трех отличных охранников. У одного из них началась тяжелая депрессия, и он совершил попытку самоубийства.

В комнате воцарилась тишина. Я точно так же лишилась дара речи, как все остальные.

– Поэтому, леди и джентльмены, мы и не любим возить заключенных в госпиталь, если только речь не идет о жизни или смерти; особенно по субботам и воскресеньям, когда персонала и так не хватает. И если кого-то все-таки надо везти, никогда не сообщайте им заранее дату или место.

Предупреждение явно касалось в первую очередь меня и еще нескольких медицинских работников, находившихся тут же. Очень тревожно было думать, что наши решения могут обойтись так дорого.

– Так что, пожалуйста, следите за тем, чтобы не выдавать никакой информации касательно консультаций в больницах до самой последней минуты. Тогда у них не будет возможности спланировать побег.

Стоило ему закончить, как в коридоре завыла сирена. Все повскакали на ноги, со скрежетом отодвигая стулья, и побежали на рабочие места. Я же отправилась на проходную, чтобы сдать жетон и получить свою связку ключей. Она казалась особенно тяжелой с учетом груза ответственности. Страшно было даже представить, что чувствовали те охранники, когда их держали на мушке, наверное, вся жизнь промелькнула у них перед глазами. Выбор между тем, отпустить заключенного или быть убитым, на тысячи миль отстоял от решений, которые я принимала в своем уютном врачебном кабинете.

Однако даже такой ужасной историей меня было не испугать. Я закрепила ключи на цепочке и спрятала в кожаный карман у себя на ремне, решив, что, работая в тюрьме, лучше поменьше о таком думать, пока не возникла необходимость.

Глава десятая

Заключенные, прибывающие в Скрабс, волоча в руках огромные прозрачные пластиковые мешки с вещами, являли собой поистине печальное зрелище.

Сидя в докторском кабинете в приемнике, я слышала, как их мешки скребут по полу коридора. Всех отправляли в большую временную камеру напротив кабинета, и дверь с грохотом захлопывалась у них за спиной. Там они дожидались, пока медсестры их опросят. Из Королевского и окружных судов прибывали самые разные люди. Отчасти это напоминало отделение скорой помощи в больнице. Я не знала, кто следующим войдет в двери и в каком состоянии он будет, приходилось быть готовой ко всему. У меня оказывались и грубые, агрессивные мужчины, взбешенные воздержанием от алкоголя и наркотиков, зачастую рецидивисты, и те, кто попал в тюрьму впервые, страшно нервничал и пребывал в полнейшем шоке. Люди разных национальностей, из разных социальных слоев: от богачей до бездомных. Шок и ужас от тюрьмы испытывало большинство, за исключением разве что некоторых бомжей, радовавшихся, что теперь у них будет пища и крыша над головой. Однако в основном все испытывали тревогу. Частенько кто-нибудь срывался и ударялся в слезы у меня в кабинете, зная, что здесь другие их не видят. Новичков сначала опрашивали медсестры, которых в вечернюю смену работало две или три.

В восемь вечера всех переводили из приемного отделения в подвале в «Центр первой ночевки» на четвертом этаже, где новоприбывших продолжали осматривать. В тот вечер я, вместе со всеми остальными, поднялась в Центр, чтобы доработать до конца смены в 22:00.

Как обычно, я не знала, какие преступления совершили мои пациенты; сестры уведомляли только о тех случаях, когда речь шла о чем-то особенно жестоком: убийстве либо особо изощренном насилии, поскольку таких заключенных следовало также отправлять к психиатру.

Об Азаре меня предупредила моя дорогая подруга Хадж – одна из сестер, – но не из-за тяжести его преступления, а потому, что он находился в глубочайшем шоке от того, что оказался под стражей.

Я как раз пролистывала карту этого юноши из Дубая, когда он показался в дверях. Его появление меня