Тюремный доктор. Истории о любви, вере и сострадании - Аманда Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы прижали его к носилкам, а фельдшеры затянули ремни у него на руках и ногах. Мне хотелось закричать:
– Мы изо всех сил бьемся, чтобы спасти тебе жизнь, а ты сам себя убиваешь! Да полежи ты спокойно!
Пришлось напомнить себе: изначально он все-таки хотел умереть. Я смотрела, как его на каталке увозят по галерее, надеясь, что парень выживет. Ему все так же зажимали рану; скорой нужно было как можно быстрей доставить его в госпиталь. Горло он прорезал слишком сильно и глубоко, чтобы отделаться простым наложением швов. Наверняка понадобится массированное переливание крови, если он вообще доживет до больницы.
Заключенные еще громче колотили в двери, но среди тех, кто стоял перед камерой, воцарилось глубокое молчание. Потрясенные, мы переглядывались между собой. Марк заговорил первым: негромко поблагодарил всех за работу. Мы испытывали громадное облегчение от того, что не дали заключенному умереть у нас на руках. Дальше предстояло выяснить, кто он все-таки такой, сколько просидел в тюрьме и за что. Состоял он на учете по «Акту об адаптации», или попытка суицида была спонтанной?
Ответов никто не знал. В Скрабс парень попал пару дней назад. Насколько помнили сотрудники, врача он не требовал; заключенный был иностранцем и оказался в тюрьме за грабеж, дожидаясь вынесения приговора.
Его сокамерник, который и поднял тревогу, был потрясен не меньше остальных. Наполовину азиат, с маленькой бородкой и бритой головой, он тоже ожидал приговора и поэтому ходил в собственной одежде, а не в сером тюремном комбинезоне, который выдают тем, кто уже получил срок. Около 60 % заключенных Скрабс ждут судебного решения, в котором будет сказано, сколько времени им предстоит провести за решеткой. Говорил он с выраженным лондонским простонародным акцентом.
– Я тут много лет просидел. Кочевал из тюрьмы на свободу и обратно с 17 лет, но за все это время еще ни разу такого не видел, – сказал он, пораженно разглядывая лужу крови.
– Он не казался угнетенным или возбужденным? – спросила я.
Я все никак не могла поверить, что человек может вот так вот просто взять и сам себе перерезать горло.
Его сокамерник пожал плечами, постучав в стену ногой.
– Да нет, сидел тихо, не приставал. Проблем у меня с ним не было. Хотя в любом случае я не понимал, что он говорит.
Он закашлялся.
– И кто теперь будет все это убирать? Я лично к этой кровище и пальцем не притронусь.
Один из охранников сделал шаг вперед.
– Ладно-ладно, доктору ни к чему все это слушать, – сказал он и куда-то повел заключенного по галерее.
Все начали расходиться, и я спросила Сильвию, не проводит ли она меня в туалет. Меня до сих пор сопровождали по территории тюрьмы, потому что я еще не получила собственного набора ключей, так что ей приходилось всякий раз отпирать для меня туалет, когда мне надо было им воспользоваться.
Мы молча дошли до медицинского блока, размышляя о происшествии. Собственно, туалет мне не был нужен, просто очень хотелось как следует вымыть руки. Хоть я и работала в защитных латексных перчатках, все равно казалось, что руки в крови, и я не могла избавиться от ощущения ее липкости и теплоты.
Я пробыла в туалете довольно долго, и Сильвия нетерпеливо окликнула меня:
– У вас все в порядке, док?
Я словно впала в трас, наблюдая за тем, как холодная вода течет по пальцам и убегает в черную дыру слива. Перед глазами у меня мелькали брызги крови, вырывавшейся из перерезанного горла. Я находилась словно где-то далеко, пытаясь переварить увиденное, и Сильвии пришлось снова меня позвать:
– Док?
– Уже иду, – отозвалась я.
Потом поглядела на отражение в зеркале: лицо покрывала меловая бледность, в точности как у заключенного, которого только что увезли. Рубашку залила кровь. На лице тоже остались брызги. Я начала яростно оттирать их пальцем.
Сильвия просунула голову в дверь.
– Док?
Я сделала глубокий вдох.
– Да, прости, надо было просто немного привести себя в порядок. Я уже закончила.
Сильвия сказала, что всем, кто находился на месте происшествия, следует явиться в офис начальника тюрьмы для доклада.
– Это стандартная процедура после серьезного инцидента, – объяснила она.
Я еще толком не общалась с высшим руководством. В тюрьме имелось несколько начальников, которых было легко отличить от охраны, одетой в форму, так как те ходили в гражданских костюмах.
Я бросила последний взгляд в зеркало, пригладила руками волосы, сделала еще один глубокий вдох и сказала:
– Ну что ж, пойдем!
Мы прошли по административному блоку к залу совещаний, где уже дожидался начальник тюрьмы. Вскоре все собрались и расселись за большим переговорным столом.
Начальник поблагодарил всех за выполненную работу и спросил, есть ли у кого-то замечания или вопросы относительно того, как все происходило. Далее он сказал, что те, кому нужно немного оправиться после увиденного, могут раньше уйти домой. Однако предложения никто не принял: тот день, когда сотрудник тюрьмы говорит, что его травмировало увиденное, запросто может стать его последним днем на работе.
Обычно в машине по дороге домой я слушала радио, но теперь мне не хотелось препятствовать свободному течению мыслей. Я поудобней устроилась на водительском сиденье, постаравшись расслабить ноги. Хотелось скорее добраться до дома, затолкать одежду в стиральную машину и встать под душ.
Небо посерело, и на лобовом стекле начали оседать мелкие капли.
Я гадала, выжил ли тот парень. Последним, что я слышала от медсестры, ездившей со скорой в госпиталь Сент-Мэри в Лондоне, была новость о его состоянии: стабильное, но критическое. Чудо, что он вообще не умер по пути.
Невольно я вспомнила и Джонатана. Как много лет назад помешала ему перерезать себе горло. Помню, в каком ужасе была от мысли, что стану делать, если он все-таки выполнит свою угрозу. Что ж, спустя много лет другой человек действительно это сделал, но я оказалась рядом, чтобы его спасти.
Было ужасное предчувствие, что это не в последний раз. Я сама выбрала мир, в котором насилие было неотъемлемой составляющей.
Может, тот парень вовсе не собирался кончать с собой. Может, просто настолько отчаялся и перепугался, оказавшись в тюрьме, что не знал, как с этим справиться. Я надеялась и молила Бога, что мы спасли его от совершения необратимой, фатальной ошибки.
Глава восьмая
Ну вот, опять! Я проснулась
