Заклятый друг (СИ) - Джойс Нэн

Он легонько улыбнулся. И в сердце кольнуло и заныло.

Всё равно серые глаза, ясные и горящие всегда искоркой любопытства, теперь смотрят на меня с разочарованием.

И я больше не могу погладить его по вьющимся непослушным волосам — ведь теперь он мне чужой.

Кладу руки на стол, ладонями вниз. Поверхность дубового массива приятно охлаждает. А Серёжины пальцы в нескольких сантиметрах от моих.

И от этой близости с ним, которая теперь окрашена совсем другими красками, мне опять хочется реветь.

Наверное, я мазохистка.

Я так рада ему. И это после того, какмы расстались.

У меня что-то вроде эмоциональной амнезии. Я забыла о нашей последней встрече, и том дерьме, что между нами произошло осенью. Будто мне об этом кто-то рассказал, кому я не верю.

Не было такого. И быть не могло.

Помню только хорошее. Как ласков он был со мной до всего этого ада. Романтичен. Как много общих тем у нас было для разговоров. О чём мы мечтали.

— Я был в твоём эко-магазинчике сегодня. Там очень уютно.

Первая фраза, которую он сказал. Вот так просто. Будто не пропал без вести, а был в отъезде недельку-другую.

— Спасибо. Зачем ты туда приходил?

— Тебя хотел увидеть. Вчера сюда приезжал. Никто не ответил. Маша, сказала, что ты сегодня здесь должна быть.

— Она в обморок не упала, когда тебя увидела? Все думали, что ты утонул. Надо же, не позвонила и не сказала мне, что ты…

— Я попросил не рассказывать. Хотел твою реакцию сам увидеть.

— И как тебе реакция?

— Доволен, — он улыбается.

И меня удивляет и пугает эта улыбка. Всю жизнь его знаю, но злорадства в выражении его лица никогда не встречала.

Думаю, это вновь приобретённая черта. И источником этого приобретения являюсь я.

— Хороша у тебя подруга. Честно, не ожидал, что она не проболтается.

— Перестань. Она очень выручила, когда я вернулась сюда из Перу. У меня ведь ничего тогда не осталось. Ни работы, ни съёмного жилья, ни денег.

— Камень в мой огород? Тебе не обязательно было уезжать за мной.

— Это была наша поездка. Смысл мне было оставаться в Перу без тебя?

— А смысл было вообще ехать? Если ты ещё до этого сделала выбор не в мою пользу.

Сглатываю.

— Я до сих пор не понимаю… Зачем? Нам ведь было так хорошо. Оставалось потерпеть всего чуть-чуть. Мы через столько прошли. Ты всегда так…так терпелива была со мной. Поддерживала меня. Ты единственная, Даша, единственная, кто знает всю мою подноготную, сколько дерьма мне пришлось пережить! Нужно было просто ещё немного подождать… — он обессиленно выдыхает. — Ты думала, я не узнаю? Каков был твой план?

— Не было никакого плана. Просто так произошло.

— Просто вы потрахались, да? Конечно, ведь он… — Серёжа понижает голос, — ведь он может, да. Почему просто нельзя было сказать мне, что ты хочешь. Что для тебя потрахаться важно стало. Я бы понял. Понял. Ты молодая и здоровая девушка. Но зачем так-то? Тем более с этим…папочкиным трусом.

— Арский кто угодно, но не трус. И он сам добился своих целей.

— Защищаешь его, — кривится, — а ты знаешь, что он предлагал купить тебя у меня? Я просил у него денег на свой проект по солнечным электростанциям. И он предложил: отдай мне Дашу, тогда получишь эти деньги.

— Я тебе не верю.

— Нужно было сказать тебе. Но я не хотел делать тебе больно… Я знал, что ты им восхищаешься, считаешь своим другом. Оказалось, даже больше, чем другом… У вас это с самого начала, да? И когда ты меня к нему в Красногорск притащила — вы уже трахались. Все его друзья знали, что я импотент? Поэтому они так на меня смотрели. Смеялись надо мной. Скажи, а на Байкале, когда мы легли спать, ты дождалась, пока я усну, и пошла к нему? Он знал, что я не могу, да? Рассказала ему? И трахалась с ним в соседней комнате, пока я спал.

— Я с ним не трахалась, Серёжа.

— Извини. Вы занимались любовью.

26. Даша. Прошлая осень

Я прозрачная. Не отражаюсь в зеркале.

Прижимаю ладонь к шее.

Нет. Я существую. Я чувствую боль.

Вздрагиваю от звонка в дверь.

А если это он?

Что тогда мне делать?

Звонок повторяется. А я иду по бесконечному коридору так долго. На ватных ногах.

Тащу сквозь пространство тело, которое мне больше не принадлежит.

От навязчивой трели голова начинает гудеть ещё сильнее.

Я стараюсь быть очень тихой. Он не должен узнать, что я здесь.

Мне приходится встать на мысочки, чтобы заглянуть в глазок. Полусогнутые ноги превращают меня, и без того маленькую, в лилипута. Но я не могу их выпрямить.

Словно готовлюсь к тому, что мне придётся драться. Сопротивляться до последнего. Занимаю боевую стойку.

Только поздно. Это раньше надо было делать.

За дверью Серёжа.

Серёженька. Он не даст меня в обиду.

Тянусь к замку и вспоминаю о том, как выгляжу.

Он не должен это увидеть. Он никогда не узнает, что произошло.

— Даша, ты здесь? — стучит в дверь.

— П… — голос срывается. В горле будто пробка. — Подожди. Минутку.

По стенке пробираюсь в комнату.

Как мне повезло, что Машка на ночной смене.

Что бы я сказала ей, если бы она меня увидела?

Как объяснила?

Я пробежала несколько станций метро под ливнем. По холоду и темноте.

Выгребаю с полок всю свою одежду.

Будь прокляты эти платья и юбки. Майки на тонких бретельках. Которые всё обтягивают и выставляют напоказ.

Я сама виновата.

Он ведь не раз говорил, что я ношу слишком откровенные вещи.

Сама напросилась. Сама к нему пришла.

Выуживаю из горы тряпья два тёмных пятна.

Коричневая водолазка с высоким горлом. Толстые лосины.

Господи, у меня даже на ступне синяк.

Все прячу.

— Ты в порядке? Только проснулась?

Серёжа как весеннее солнце. Светлый. В его глазах тревога, ласка. Он такой добрый.

— Заболела? Чего так тепло одета? — целует меня в лоб.

Пожимаю плечами.

— Да, — приближает лицо вплотную, а я зажмуриваюсь и цепенею. Мне становится дурно. От физической близости даже с ним. — Вон как губы припухли. Как ты умудрилась? Тепло же было вчера?

— Была гроза.

— И что, ты бегала ночью по лужам? Собрала вещи?

— Да.

— И я, — улыбается широко. Втаскивает чемодан в коридор. — Номер я сдал. Никто же не будет возражать, если до отправления в аэропорт я здесь останусь? Когда хозяйка приедет? У тебя, кстати, телефон не абонент.

Я оставила рюкзак в той квартире. А там всё. Телефон. Загранник.

Господи, что мне теперь делать?

— Что с тобой?

Я сползаю по стене на пол.

Впервые в жизни мне хочется стать невидимкой.

Невидимой для всех.

— Хорошая моя, что случилось? — он сидит напротив меня на корточках и испуганно разглядывает.

Соберись, Соболева.

Просто съезди туда и возьми рюкзак.

Уже завтра ты будешь на другом краю планеты.

И больше никогда не увидишь Макса.

…больше никогда его не увидишь…

Ещё вчера от этой мысли мне выть хотелось.

А сейчас я желаю этого сильнее всего на свете.

— Я тебе соврала.

Хмурит лоб.

— Я не собрала вещи. И телефон забыла у ребят.

— У каких ребят?

Встаю.

— Помоги мне. Просто скинь в чемодан всё, что найдёшь в моей комнате. А я сгоняю за телефоном. Ок?

— Всё скинуть? — встаёт вслед за мной. Улыбается. — Вряд ли советский трельяж уместится.

Вымученно улыбаюсь в ответ.

— Обожаю твоё чувство юмора.

Влезаю в кеды. Забираю тысячу рублей из комода.

— Я быстро. Вот ключи на всякий случай.

— А поцеловать? — слышу в спину.

— Всё потом.

Как теперь не бояться?

Как позволять целовать меня?

А когда Серёжа пройдёт психотерапию и сможет заниматься сексом, как я объясню ему, что он у меня не первый?

Спускаюсь на один этаж по лестнице и понимаю, что не могу пересилить боль.

Бёдра ноют. И всё саднит при каждом шаге.

Каким образом я умудрилась вчера преодолеть несколько километров, да ещё и бегом?