Ясновельможный пан Лев Сапега - Леонид Дроздов

богослужение в Фару Витовта, но неожиданно почувствовал слабость. Распахнул окно, чтобы глотнуть свежего воздуха, и рухнул, потеряв сознание. Мемуаристы оставили много свидетельств о последних днях Стефана Батория. Например, Федор Евлашовский отмечал: «В том же году (1586-м) чудовищного, ужасного и лютого месяца декабря 12-го дня, тот славный и очень достойный государь и монарх великий, король его милость Стефан Баторий умирал в замке гродненском, в милых покоях своих, им самим возведенных» [23, с. 52]. По сей день остается загадкой, что же в действительности стало причиной его смерти.

Через три дня после смерти короля, 15 декабря 1586 года, цирюльник Я. Зигулиц провел анатомическое вскрытие тела, дабы прояснить медицинскую картину болезни, а затем забальзамировал его. Это было первое в Восточной Европе вскрытие. Правда, оно не пролило свет на истинные причины смерти: жаркие споры продлились еще три года. Были выдвинуты три версии: сердечный приступ, кишечная инфекция и болезнь почек (вскрытие показало, что они были неестественно малы). Не исключено, что самочувствие монарха подорвало пристрастие короля к доброму вину (после смерти в подвалах замка нашли более пятидесяти бочек напитка), хотя на самом деле опьяневшим его ни разу не видели. По мнению медиков, король скоропостижно скончался от уремии — острого или хронического самоотравления организма, обусловленного почечной недостаточностью. Лев Сапега, который все время находился рядом с королем, очень волновался. С. Баторий был бодр, на здоровье не жаловался и вдруг за какую-то неделю сгорел от неизвестной болезни [71, с. 357]. Для всех это стало полной неожиданностью, так как среди народа монарха именовали Железным королем именно за крепкое, как все думали, здоровье.

Само собой напрашивался вывод: короля отравили. К слову, и сам король постоянно боялся быть отравленным. Не следует забывать, что в ядах хорошо разбиралась его теща — королева Бона Сфорца. В свое время она вполне могла приобщить дочь — королеву Анну, жену Стефана Батория, к своему ремеслу. А та вполне могла желать смерти короля.

Лев Сапега так описывает случившееся: «7 декабря в 2 часа ночи Баторий со свечой в руках отправился на кухню и провел там около половины часа. Дворцовый слуга Иштан, услышав грохот, побежал на кухню и увидел Батория у дверей. Король, запрокинувшись, стоял на одном колене, голова находилась в положении, характерном для приступа эпилепсии. Под коленом на правой ноге зияла широкая и глубокая рана — хуже, чем от острой и длинной сабли. Лоб и нос разбиты, под правым глазом — ссадина. Иштан едва приволок его к себе и спросил, что с ним случилось. После этого таинственного случая Баторий уже не поднялся с постели. На третий день врачи вынесли неутешительный приговор: „Король не выживет“. И хотя правду о его тяжелом состоянии скрывали, о смертельной болезни государя стало известно придворным. Баторий никого не принимал, только на короткое время допускал к себе перемышльского епископа Войтаха Барановского. 12 декабря 1586 года Стефан Баторий скончался. Речь Посполитая вновь осиротела. Снова пришло время бескоролевья» [71, с. 358] (пер. наш — Л. Д.).

Еще 12 мая 1585 года король написал завещание, согласно которому девяносто шесть тысяч злотых подарил родимой Трансильвании, а тридцать тысяч — любимому городу Гродно, где и пожелал быть похороненным. Местом захоронения был определен главный гродненский костел Фара Витовта. Король велел приготовить для себя саркофаг, так как «этот город и для временного пребывания, и для вечного покоя ему милей всего». После люди сказывали, что Баторий чувствовал приближение собственной смерти.

Любопытная сложилась ситуация, не правда ли? Почти целый год литовские паны-рада и московское правительство вели переговоры о соединении трех государств в одно, при этом очень активно обсуждался вопрос объединения государств во время бескоролевья или в случае преждевременной смерти московского великого князя. В проекте, разработанном Львом Сапегой, предусматривалась ситуация возможной смерти как Федора Ивановича, так и Стефана. Однако король польский и великий князь литовский Стефан Баторий имел хорошее здоровье и активно готовился к войне с Московией. Это наводит на определенные мысли. Как тут не вспомнить византийскую дипломатию с ее традициями, твердыми последователями которой были Андрей Щелкалов и Борис Годунов?

Стефан Баторий умер вскоре после отъезда московского посла князя Троекурова, который, на наш взгляд, попытался сделать то, что в первый раз выполнить не удалось. Московские властители панически боялись войны с Речью Посполитой. Баторий нисколько не скрывал своего желания довести разбирательства с Московией до логического конца. По идее, его должны были остановить и остановили. Смерть Батория была в первую очередь выгодна Московскому государству.

В этой ситуации следует обратить внимание на одно обстоятельство. Король умер в момент, когда его партия в Речи Посполитой занимала господствующее положение. В декабре 1586 года вовсю велась подготовка к решающему походу на Москву. Соответствующее желание королем было озвучено, сейм, призванный к принятию окончательного решения, — объявлен. Средства собирались (немалую сумму пожертвовал Папа Римский). Войска были частично мобилизованы и сконцентрированы на территории Великого княжества Литовского. Сам Баторий находился в своей восточной ставке, в Гродно. Не отмечалось никакой серьезной оппозиции запланированному походу в самом государстве. Общество находилось в состоянии высокой степени консолидации. И вдруг неожиданная смерть главы государства сломала такое грандиозное предприятие. Баторий ушел из жизни во время подготовки к реализации главной цели своей внешней политики: полного разгрома и подчинения Московского государства [74, с. 89].

Если это мнение идеализирует политическую ситуацию в Речи Посполитой накануне смерти короля, то только в некоторой степени. Партия, к которой, безусловно, принадлежал Лев Сапега, любыми средствами хотела раз и навсегда покончить с восточной угрозой. Но другие источники свидетельствуют, что у короля было немало противников. Так, например, российские историки Н. Карамзин и С. Соловьев пересказывают разговор архиепископа гнезненского с московским посланником в Вену, в ходе которого примас Польши делился с православным московитом: мол, Московия, имеет одного непримиримого врага в Литве и Польше — короля Батория, которому жить осталось недолго, у него открылись на ноге опасные раны и врачи не смеют лечить их, боясь этим ускорить его смерть, однако поддержки в народе Стефан не имеет за чрезмерное славолюбие и за плохое обращение с женой, королевой-соправительницей Анной [92, с. 24].

Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Одним из уcлoвий вocxoждeния Cтeфaнa Бaтoрия нa трoны Королевства Польского и ВКЛ была его жeнитьба нa Aннe Ягeллoнкe, пятидесяти четырехлeтнeй cecтрe Сигизмунда II Августа и дочери королевы Боны.