Москва акунинская - Мария Беседина

Из стен Московского университета вышли тысячи ученых, многие из которых завоевали мировую известность — достаточно назвать имена К. А. Тимирязева, В. И. Вернадского, В. О. Ключевского, Н. И. Пирогова, С. П. Боткина. Выпускниками университета были и те, чьи имена вошли в сокровищницу русской литературы: А. С. Грибоедов, И. А. Гончаров, М. Ю. Лермонтов, А. Н. Островский, Ф. И. Тютчев, А. А. Фет, А. П. Чехов. Эти списки можно продолжать долго, поэтому, ограничившись наиболее общеизвестными именами, перейдем еще к одной особенности Московского университета: он традиционно считался (и был) рассадником вольнодумства. Существует любопытный исторический анекдот на эту тему: М. Н. Загоскин, помимо прочего известный как человек, абсолютно не стеснявшийся в выражениях, однажды был принят великим князем Михаилом Павловичем и его супругой. Разговор зашел о настроениях среди московской интеллигенции того времени.

«— Что, каков Московский университет, Михаил Николаевич?

— Хорош, очень хорош!

— А профессоры?

— Есть очень хорошие!

— А какого они духа?

— Да как бы вам сказать, ваши высочества! Есть старые профессоры, есть и молодые! Старые-то пни пнями, ну эти-то — покорные слуги вашего высочества!

— А молодые?

— Ну, за молодых-то я не отвечаю», — ушел от ответа писатель (из воспоминаний М. А. Дмитриева). Именно в Московском университете действовали революционные кружки В. Белинского и А. Герцена — Н. Огарева.

«Родители г-жи Ламм — люди вполне современные. Ее отец — ординарный профессор Московского университета, известный в кругу студенчества своими передовыми взглядами», — читаем в «Любовнице смерти». Конечно, это не значит, что все профессора или студенты университета были передовыми людьми. Акунин приводит хороший пример: «Иван Родионович Стенич. Тридцати лет, б-бывший студент медицинского факультета Московского императорского университета. Семь лет назад отчислен «за безнравственность». Черт его знает, что имелось в виду», — говорит Фандорин («Декоратор»). Для нечитавших роман уточню, что «безнравственность» заключалась в участии в оргиях садистов. Это, конечно, перегиб, но Л. Н. Толстой в повести «Юность» приводит описание бесцельного прожигания жизни студенческой «золотой молодежью».

Дальше по Моховой, за Воздвиженкой, на крутом холме гордо возвышается один из красивейших архитектурных памятников Москвы — Пашков дом. Сейчас он принадлежит Библиотеке им. Ленина. Собственно, с этого здания и началось когда-то грандиозное книгохранилище, занимающее теперь целый квартал. Д Пашкова дома на холме стоял дворец, принадлежавший A. А. Меньшикову, а в 1782 г. он перешел к П. Е. Пашкову, потомку денщика Петра I. Богатый Пашков построил для себя новое жилище — особняк по проекту B. И. Баженова, который современники прозвали «сказочным замком». Но «замок» оставался в руках рода Пашковых не слишком долго: в начале XIX в. наследники продали его казне. В 1843 г. в Пашковой доме размещался дворянский институт, а с 1849 по 1862 г. — 4-я мужская гимназия, в которой и учился «прадед Петр Исаакиевич». Затем здание было передано Румянцевскому (по фамилии коллекционера, чье собрание положило основу фондам) музею. Постепенно музей трансформировался в Румянцевскую (впоследствии — Ленинскую) библиотеку.

На другой стороне Моховой улицы, где теперь Манеж, когда-то располагался Аптекарский сад — первый ботанический сад Москвы. Кроме того, там стояли богатые дворы духовенства. Недаром Акунин в «Алтын Толобас» помещает на Моховой резиденцию «митрополита антиохийского Таисия». Почему я беру имя этого персонажа в кавычки? Да простят меня господа «акунисты», но Таисий — существо чисто виртуальное. Это именно тот случай, когда история, как говаривал А. Дюма, превращается в гвоздь, на который художник вешает свою картину. Начнем с местообитания загадочного Таисия. Оно в романе указано более чем расплывчато:

«— Где же располагался Опричный двор?

Лицо Вальзера сморщилось в улыбке.

— На Моховой улице — по-нынешнему как раз посередине между Земским приказом и Нарышкинскими палатами…

У фон Дорна отвисла челюсть — в рот сразу сыпануло мелкой снежной трухой.

— Так… Так это ж усадьба митрополита Антиохийского!»

Земский приказ, как мы помним, стоял на Красной площади. Палаты же бояр Нарышкиных в царствование Михаила Федоровича Романова располагались на теперешнем перекрестке Романова переулка и Воздвиженки — действительно на месте Опричного двора. Они были достаточно обширны и тянулись от Большой Никитской до Воздвиженки (я привожу современные ориентиры). При Алексее Михайловиче Нарышкины присоединили к своим владениям участок по ту сторону Воздвиженки, на котором впоследствии (1928–1958 гг.) были построены новые здания Ленинки. Вальзер, очевидно, имеет в виду именно эти, выстроенные на месте бывшего владения бояр Стрешневых, современные для него палаты. Его привязка искомого пункта к местности удивляет: Земский приказ достаточно далеко — если провести на карте города прямую линию от него до новых Нарышкинских палат, она заденет территорию Опричного двора лишь по касательной. Современник нашел бы другие характерные определения для местоположения резиденции «Таисия»: скажем, располагавшиеся на территории снесенного Опричного двора жилища князей Репниных, Морозовых или Грушецких.

Еще более странными выглядят прочие факты из жизни «митрополита Таисия». Взять хотя бы такой интересный момент: православного мужского имени Таисий не существует в принципе. Это легко проверить, посмотрев в святцы. Реально прибывшего в Россию в царствование Алексея Михайловича антиохийского патриарха звали Макарием! Теперь задумаемся над тем, в чем была цель этого визита? Адам Вальзер охотно посвятил в нее фон Дорна: «Таисий прибыл в Россию с той же целью, что и я, — искать Либерею. Официальным поводом было посредничество в споре между царем и прежним патриархом Никоном. Но Никона давно нет, а Таисий уж который год все медлит с отъездом в свою митрополию. Говорит, прирос душой к Москве и великому государю. Я-то знаю, к чему он прирос» («Алтын Толобас»). Официальным поводом для прибытия гостя из Антиохии было приглашение Поместного собора: знатока Священного Писания и признанного авторитета в вопросах православия, Макария попросили пожаловать в Россию, дабы послужить третейским судьей в религиозных спорах, а заодно помочь патриарху Никону в реформации искаженных поколениями переписчиков священных текстов. Только и всего. Честно признаюсь, мне не удалось найти, из какого источника черпал писатель сведения о потрясающей биографии священника-авантюриста («ученейший грек, в прошлом падуанский доктор богословия и католический викарий, перешел в православие и достиг высших церковных степеней»), но все священнослужители, и православные, и католические, с которыми мне доводилось обсуждать эту биографию, выражали сомнение в ее подлинности. Впрочем, Акунин ведь и не обещает читателям, что, руководствуясь его книгами, они смогут сдавать экзамены по истории. Предваряя, например, «Внеклассное чтение», писатель прямо говорит: «Персонажи и учреждения, упомянутые в этом произведении, являются вымышленными. Любое сходство с реальными людьми и организациями либо с подлинными событиями носит случайный характер и не входило в намерения автора». Не следует забывать: Акунин ставит себе целью реконструировать атмосферу той или иной эпохи, а не популяризовать конкретные факты. Реальное прибытие в Москву гостей из Антиохии — не более чем канва, по которой вышивается красочный гобелен. Не смущает же нас тот факт, что с именем Анисия Тюльпанова (который у многих пользуется едва ли не такой же популярностью, как его патрон Фандорин) тоже не все гладко. И Анисия вы в святцах не найдете. Самый близкий вариант — Онисим (в литературе и документах часто встречается слегка искаженная форма Анисим). Но разве Тюльпанов вызывает у нас от этого меньшее сочувствие?

Закончив это лирическое отступление, мы отправляемся дальше. Нас ждет…

Сквер в Брюсовом переулке

Чтобы не прерывать экскурсию, мы по дороге осмотрим несколько мест, которые тоже вписываются в ее тему, правда, косвенно. Тем не менее мне будет приятно, если кому-то увиденное по пути напомнит эпизоды из полюбившихся книг.

Сворачиваем с Моховой на Воздвиженку. Эта улица уходит к Арбатской площади и вливается в возникший на карте Москвы в 1963 г. Новый Арбат. Еще не так давно обе эти магистрали были объединены в проспект Калинина.

Воздвиженка — это древняя дорога, которая некогда вела от Троицких ворот Кремля через Волоколамск в Новгородское княжество. В XV–XVI вв. ее окрестности назывались Орбат, то есть «пригород» — название, после перешедшее к знаменитой московской улице. В XVIII в. на бывшем Орбате был построен Крестовоздвиженский монастырь, и улица стала называться по нему. Вскоре длинное название сократилось до Вздвиженки, или Воздвиженки. Под этим именем она и дошла до наших дней.