Йога Таун - Даниэль Шпек

доверия учеников. Тут я действительно испугалась. Что не смогу зарабатывать на жизнь.

Чужой стоял за спиной и молчал.

А потом однажды вечером в студию ворвался Лоу.

Промокший, как бродячий пес, и бледный, словно всю ночь прокутил. Он смущенно провел рукой по длинным седым волосам и сказал:

– Она пропала.

Глава 9

Застрекотал дверной звонок. Я поднялась с коврика, включила свет и поприветствовала последних верных поклонников, участников занятий в 18 часов. Намасте, намасте, да, у меня все хорошо, просто прекрасно. Пока они переодевались, я позвонила Лоу.

– Люси. – Он говорил хрипло, будто только что проснулся. – Ты как?

– Лоу. Мы летим в Индию.

– Нет.

– Почему?

– Может, она не хочет, чтобы ее нашли.

– Может. Но я хочу с ней поговорить.

– О чем?

Если бы я знала. Но я понимала, что здесь мне не будет покоя. Коринна поступила правильно: если уж скрываешься, то будь последовательной. Не останавливайся на полпути. Если правда то, что сказал Лоу, и Коринна оставила в Индии часть себя, то она отправилась туда, чтобы снова обрести ее. И я не могла отделаться от чувства, что мне не хватает как раз этой части, чтобы все, что рухнуло, снова наладилось.

– Иногда нужно оставить прошлое в покое, – сказал Лоу.

– Если ты не полетишь, я полечу одна.

* * *

Аэропорт Берлин-Тегель, 17 марта 2019 года. Место 33В. Я действительно села в этот самолет. До Дели. Взревели турбины, меня вдавило в сиденье. Я была уже не здесь и не там.

Коробки я перевезла в магазинчик Лоу, а ключ от студии бросила в почтовый ящик. Этим утром ученики обнаружили запертую дверь. Когда Рики позвонила, я не ответила.

* * *

За спиной, двумя рядами дальше, сидел Лоу. Он добыл последний билет, когда понял, что я не отступлюсь. Он такого не ожидал. И я, честно говоря, тоже. Аднану я только сегодня утром отправила сообщение.

Я в Индии. Скоро вернусь. Не жди меня. Поцелуй за меня детей. Люблю, Люси.

Я не хотела исчезнуть бесследно. Бесследно, как Коринна. Но все равно струсила. Аднан примчался в аэропорт, чтобы удержать меня. Его растерянность разрывала мне сердце. Хорошо, что дети при этом не присутствовали, я не смогла бы их бросить. Но на самом деле я их бросила. Моя вина не уменьшилась от того, что я не видела их разочарованные глаза. Лоу торжественно пообещал Аднану, что присмотрит за мной. Словно мне это нужно. Я опасалась, что скорее мне придется присматривать за Лоу. Он совсем растерялся. Встал прежде, чем погасла надпись «Пристегните ремни», и стал уговаривать мою соседку поменяться с ним местами. Ее место возле прохода на его место в середине ряда.

– Простите, – сказала я. Мне было неловко.

Она отказалась, и Лоу рассказывал ей о Коринне, пока ей не надоело и она не встала. Бортпроводник уговаривал Лоу вернуться на свое место, но тот втиснулся рядом со мной. Теперь я еще и о нем должна беспокоиться. Но я была рада, что он все же поехал, пусть и против желания. Потому что между мной и Коринной лежало не только расстояние в четыре тысячи миль, но и дистанция в пятьдесят с лишним лет, которую я должна была преодолеть, чтобы найти ее. И единственное, что могло сократить эту дистанцию, была история Лоу. Мне стало ясно, что кое-что я не понимаю. Потому что они не хотели мне рассказывать или потому что я не хотела знать, чтобы сохранить наш идеальный мир.

* * *

Было время, когда истории помогали навести в мире порядок. В детстве мне на ночь всегда читал Лоу, а не Коринна. Та считала сказки мещанством. А Лоу нравилось додумывать что-то от себя. Сказки братьев Гримм я узнала сначала в версии Лоу, а только потом в оригинале. Белоснежка и семь гномов превращались в кантри-бэнд, Золушку звали Cinderella[35], а на ее балу танцевали персонажи из песен Дилана: «Наполеон в лохмотьях», «Дипломат, который носил на плече сиамскую кошку» и «Коринна, Коринна», которая после полуночи со звонарем из Нотр-Дама подметала «Улицу Опустошения». Позднее, научившись читать, я была страшно разочарована. Не Лоу, а скучными братьями Гримм. С тех пор я знала, что ко всем рассказам папы нужно относиться осторожно или, во всяком случае, с юмором.

* * *

Потом Коринне захотелось свободы. Мне было лет тринадцать. Достаточно взрослая, чтобы все понимать, но слишком юная, чтобы осознать. Они стояли в гостиной у стереосистемы и как раз делили пластинки, когда я вошла. Коринна сказала мне что-то вроде: «Я переезжаю, но буду жить недалеко, ты в любое время можешь прийти ко мне». Лишь увидев белое как мел лицо Лоу, я поняла, что случилось что-то плохое.

– Почему? – спросил он ее почти с мольбой.

– Сам знаешь, – ответила Коринна.

– Мы можем все обсудить.

– Мы двое – да. Но мы не одни. Рядом всегда есть третий.

Я испугалась, решив, будто я виновата, что они не могут поговорить друг с другом.

– Нет, ты ни при чем, – сказал Лоу и ласково погладил меня по голове. Мне было неприятно. Возникло чувство, что я не имею права здесь находиться.

– А кто? – спросила я, и Лоу посмотрел на Коринну тем странным взглядом, который всегда появлялся у него, когда они хотели поговорить о взрослых вещах. Коринна в ответ на этот взгляд промолчала, как молчала только тогда, когда он так смотрел. В остальных случаях она не лезла за словом в карман. Но в этот раз от меня было не отделаться.

– Кто третий? – спросила я, будучи достаточно взрослой, чтобы понимать: иногда бывает больше двух человек.

– Никто, – ответила Коринна и сообщила Лоу, что он может оставить себе «Битлз», если отдаст ей «Дорз». Не дожидаясь ответа, она сняла пластинки с полки и положила в открытую сумку, стоявшую рядом на греческом ковре. Я до сих пор помню лицо Джима Моррисона на обложке, ангельское и угрюмое, словно он бесстыдно пялился на меня.

* * *

Вечером, когда мы с Лоу остались одни, он разрешил мне смотреть телевизор сколько захочу. Но мне совсем не хотелось. Я хотела знать, кем был этот «никто». А Лоу, который наводил порядок в коллекции пластинок, не проронил больше ни слова. Затем он, словно желая отвлечь меня, сказал, что пора спать и что он почитает мне. Но я не хотела слушать истории.

Потом, лежа в своей комнате, я слышала