Лесные палачи - Валерий Георгиевич Шарапов

говорю, выходи! — нетерпеливо рявкнул Вилкс, видя, что ездовой настолько напуган, что у него не осталось сил выбраться из брички. — А то я ведь могу и помочь! — предупредил он угрожающе.

В этот момент пятившаяся лошадь остановилась, нервно перебирая ногами. Мускулы под влажной от пота кожей гнедой масти упруго перекатывались, мелкая дрожь волнами пробегала по ее туловищу.

Вилкс поспешно поставил левую ногу на подножку, собираясь вскочить в кузов, но из брички уже выбирался, повернувшись к нему узкой спиной, сам хозяин. За ним маячил еще один пассажир в глубоко надвинутом на глаза цветастом платке. При виде женщины душа у бандита возликовала.

— То-то же, — сказал он как-то сразу подобревшим голосом и, убрав сапог с подножки, отступил назад, дожидаясь, когда будет вылезать баба, повернувшись к нему своим пышным задом. — Шевелись, — поторопил он невзрачного на вид муженька этой особы, если судить по его хилой спине с накинутым на узкие плечи мятым, просторным для тщедушного тела пиджаком, висевшим на нем как на огородном пугале. — Чего ползешь, как… этот самый…

Он не успел подобрать нужные для сравнения выражения, потому что мужчина, спустившись на землю, неожиданно резко обернулся, движением плеч сбросив с себя сермяжный пиджак.

— Господин майор, — растерянно произнес Вилкс, ошалело уставившись на своего командира, которого они с приятелем Гулбисом встретить здесь никак не ожидали и ошибочно приняли за хозяина брички. — Как же так?

Перед ними стоял сам Улдис Культя, бывший офицер латышской добровольческом дивизии СС, имевший во время службы у немцев звание штурмбанфюрер СС, что было равно в армии Латвии званию майора. Нарядно одетый не в привычные для них френч и галифе, а в черный сюртук, белую рубашку, диагоналевые брюки и хромовые сапоги, он выглядел в гражданской одежде этаким франтом.

— Виноваты, господин майор, — в один голос отчеканили Вилкс и Гулбис, выпучив глаза так, что больше уже некуда.

Быстро сориентировавшись в сложившейся для них непростой обстановке, они старательно вытягивались по стойке смирно, понимая, чем может им грозить подобная встреча. У Улдиса Культи хоть и отсутствовала правая кисть руки, и был вместо нее искусно сделанный протез с надетой на него черной кожаной перчаткой, стрелок он был отменный, мог поразить из вальтера любую цель с левой руки практически из самого, казалось бы, неудобного положения.

Все еще продолжая недобро разглядывать подчиненных, непонятно почему щуря свои колючие глаза, как бы мысленно решая для себя непростую задачу, что с ними делать, он вдруг спросил:

— В отряде все спокойно?

При этом он нервно переступал ногами; находиться долго на одном месте у низкорослого Улдиса Культи не получалось по причине его неспокойного характера: в поступках он был резок, в движениях стремителен, отчего иногда его непреднамеренные поступки намного опережали мысли.

— Так точно! — дружно ответили приятели, понимая, что прощены, и, чтобы закрепить успех, тотчас бросились к бричке со словами: «Милостивая барышня, вам помочь?» — своевременно заметив, что спутница командира, подобрав подол сарафана, перекинула пухлую ножку с надетым на нее желтым носком и обутую в коричневую туфлю на низком каблуке через край повозки.

— Данке шон, — ответила женщина по-немецки, когда спустилась вниз, бережно поддерживаемая мужчинами под руки. Окинула их оценивающим взглядом и кокетливо поправила расписной платок, плавными движениями пухлых рук спустив его на покатые полные плечи, выставив напоказ свои объемные мягкие груди, едва прикрытые сарафаном с глубоким вырезом. Это была девица не первой свежести, с пушистыми светлыми волосами, которые тотчас рассыпались по ее оголенным плечам.

— Баба моя, — внес ясность Улдис Культя. — Зузанка из Виестуры.

Гулбис и Вилкс с готовностью заулыбались, продолжая пожирать похотливыми глазами ее практически вываливающиеся наружу белые груди с тонкими голубыми прожилками вен.

— В кузове две бутыли с яблочным вином и связанный поросенок, — возвысил голос Улдис Культя, сильно довольный своим решением взять Зузанку с собой в лагерь, чтобы ее горячая промежность всегда находилась под рукой. — Доставьте все это в лагерь. Лошадь распрягите и тоже доставьте в лагерь. Тарантас спрячьте в дальнем овраге, он нам еще пригодится.

— Господин майор, — с великой осторожностью поинтересовался Гулбис, боясь опять рассердить неуравновешенного командира, — откуда столько добра?

— Наверное, приданое? — предположил необдуманно Вилкс и, испытывая к командиру зависть, подавил вздох. — Помню, когда я сватался…

— Закройся! — суровым голосом осадил его Улдис Культя и со скверной ухмылкой на жестких обветренных губах с издевкой коротко объяснил: — Старик один сжалился, что мы с Зузанкой пешком идем… Негоже, говорит, такой барышне ноги свои обивать по дороге… Вот и подарил… навсегда.

Сказав это, Улдис цепко ухватил женщину за кисть, с силой потянул за собой вглубь леса, бесшумно ступая хромовыми сапогами по упругой траве. Вскоре они скрылись за кустами боярышника, наступила прежняя тишина.

— Убил старика, — глухо обронил Вилкс и размашисто перекрестился. — Царствие ему небесное.

Гулбис с удивлением посмотрел на него и, с неодобрением покачав головой, с молчаливой сосредоточенностью принялся распрягать лошадь.

Улдис Культя тем временем завел Зузанку в самую чащу, где на крошечной полянке рос могучий раскидистый дуб. Там он нетерпеливо повернул ее лицом к дубу, а пышным задом к себе. В секунду сообразив, что от нее требуется, девица охотно нагнулась и уперлась ладонями в шершавую кору ствола, закусив мелкими, как жемчуг, белыми зубами нижнюю губу, замерла в сладостном ожидании.

Задрав дрожащими руками на ее спину подол сарафана, Улдис поспешно спустил ее белые трусики до щиколоток и с нетерпеливым вожделением пристроился к ее объемному выпуклому заду. Тесно прижимаясь к белой, горячей от желания коже, Улдис Культя стал равномерно двигаться взад и вперед, чувствуя, как его девица с готовностью принялась ему помогать, умело двигая тазом.

Охватив ладонями с растопыренными пальцами бархатистые ягодицы Зузанки, Улдис вдруг с удивлением для себя отметил, что видит перед собой не раздвоенный женский зад, а перед его мысленным взором стоит образ того старика, которого он застрелил по дороге, встретившись с ним на пути, когда он возвращался уже с Зузанкой в лагерь.

Этот старик, по всему видно, ехал на базар в городок Пилтене, вез товар на продажу, потому что в бричке у него находились бутыли с яблочным вином и связанный поросенок. На просьбу Улдиса о том, чтобы старик развернулся и довез их с бабой до дальнего леса, последовал категоричный отказ, старик даже в гневе затопал ногами, как видно, беспокоясь, что там отнимут у него вместе с товаром и лошадь. Тогда Улдис скинул несговорчивого хозяина с брички, сам взялся за вожжи, намереваясь ехать. Но старик попался до невозможности настырный и, должно быть,