Лесные палачи - Валерий Георгиевич Шарапов

устроившись на корточках под коровой, неумело доил ее, цедя тонкими струйками молоко в оцинкованное гнутое ведро, двое чистили оружие, расположив разобранные части на рваной цветной клеенке, очевидно, украденной на каком-нибудь и так небогатом хуторе, еще один возился у костра, помешивая деревянным половником в огромном закопченном до черноты котле какое-то варево, распространявшее вокруг запах пригорелой каши, человек пять играли в карты, остальные праздно шатались без дела по поляне.

Гилис на мгновение приостановился, повертел по сторонам головой, разыскивая кого-то глазами. Увидев парня с огненно-рыжими курчавыми волосами и с беззаботно раскинутыми ногами, вольно расположившегося под дубом, он торопливо направился к нему. Привалившись широкой спиной к шершавому стволу, тот с видимым удовольствием, от усердия высунув кончик языка точил оселком широкое лезвие немецкого кинжала. Опухлость на лице, которая недавно занимала всю щеку от укуса рассерженных пчел, заметно спала.

— Дайнис, — обратился к нему Гилис, — доктора вот привели из Пилтене.

Парень угрюмо взглянул из-под рыжих кустистых бровей на подобострастно застывшего перед ним Брокса, прижимавшего к груди саквояж с медицинскими принадлежностями.

— Пускай доктор раненых осмотрит, — не сразу ответил Дайнис, болезненно скривив толстое конопатое лицо с мокрыми от слюны губами. — Да заодно Харальда посмотрит. Что-то его трясучка последнее время донимать стала. Каспар, — окликнул он худого парня с красными, как у кроля, глазами, который неподалеку играл с другими бандитами в карты, время от времени нервно подергивая костлявым плечом, — проводи доктора в наш госпиталь. А вы можете пока отдыхать, — сказал он Гилису и Мелнгайлису. — Потом вам еще одно дельце предстоит сделать. Так что набирайтесь сил.

Парни настолько устали от дальней дороги, которую проделали, все время старательно скрываясь от людских глаз, что сил куда-то отходить далеко у них совсем не осталось. Как только Дайнис разрешил им расслабиться, они тут же неподалеку повалились в траву, разместившись в тени тернового куста, и подложили руки под головы. Вскоре они дружно засопели, сладостно причмокивая во сне румяными губами.

— Пошли, док, — грубо приказал Каспар. — Раненые ждут от вас исцеления. В противном случае… — Он не договорил, но так взглянул на Брокса, что дальнейшие слова тому не понадобились.

Каспар по-хозяйски положил свою бледную, словно безжизненную, вялую ладонь Броксу на плечо, увлекая его к приземистому шалашу, крытому сосновыми лапами. За долгое время они уже успели основательно увянуть, что, однако, нисколько не выдавало местонахождение шалаша, а наоборот, делало его еще более незаметным на фоне высоких лесных трав.

Проводив глазами нескладную фигуру доктора, которая от страха как будто даже еще сильнее съежилась, Дайнис недобро ухмыльнулся и принялся с еще большим остервенением точить кинжал. Прошло не менее получаса, прежде чем острота лезвия его окончательно удовлетворила: за все это время он не раз пробовал жало на большом пальце, несильно царапая выпуклый ноготь с набившейся под него землей.

Чиркнув в последний раз по ладони отточенным лезвием, Дайнис около минуты с нездоровым интересом наблюдал, как напитывается довольно глубокий порез темной кровью. Потом кровожадно осклабился, тяжело поднялся, упираясь широкой потной ладонью в дерн, и широким шагом направился в сторону землянки, где доктор Брокс со скрупулезной тщательностью осматривал раненых и больных бандитов, сильно переживая, что его могут обвинить в халатности или в нежелании их вылечить.

— Док, — обратился к нему Дайнис, беззаботно поигрывая кинжалом, — поговорить надо. Выйди на минуту.

Не сводя испуганного взгляда с ножа, с трудом сглатывая вдруг пересохшим горлом, словно подавившаяся курица, Брокс, подогнувшись, вышел наружу. Судя по тому, что рыжий парень этим не удовлетворился, а сразу направился за ближайшие кусты, такой разговор ничего хорошего ему не сулил. Так оно и вышло. Как только они зашли за кусты, Дайнис резко обернулся и цепко ухватил доктора за отвороты тесного пиджака, с силой притянул к себе.

— Слушай меня внимательно, доктор Брокс, — разделяя слова, грозным голосом сказал парень, прислонив к его шее острие кинжала. — Страна наша маленькая, да и нас, латышей, совсем мало. Поэтому мы должны держаться вместе, чтобы нас не перемолотили. Наша сила в единстве. Мы народ по характеру добрый и веселый, и желаем жить сами по себе. Чтобы никто не вмешивался в нашу жизнь, ни немцы, ни большевики. Немцы возомнили себя нашими старшими братьями, но при этом брали у нас и продукты, и лошадей, и домашних животных и наших людей угоняли на работы в Германию, якобы во славу победы немецкого оружия, а на самом деле всего лишь пользовались нашей разобщенностью и слабостью. По большому счету они даже не считали нашу нацию за людей. Но при них хоть какая-то жизнь была, не все они отбирали, разрешали держать свое хозяйство. У моего отца было очень много земли, скотины, зажиточный был помещик даже при немцах. Но немцев прогнали русские, и теперь Советы властвуют у нас в стране. А все те, кто нищенствовали и при царе, и при немцах, стали большими людьми… Из грязи и в князи. Но они недостойны нами управлять… поэтому мы и боремся с ними, ведем непримиримую борьбу с советской властью, чтобы наша Латвия вновь стала свободной страной. Советы нам не указ как жить. Нам колхозы не нужны, как и не нужны новые законы… Мы желаем жить по старинке, как жили наши предки. И мы, освободители страны, ни перед чем не остановимся. Пока бьются наши сердца, мы будем сражаться с советской властью не на жизнь, а на смерть. Нам терять нечего…

Глаза у Дайниса стали такими колючими, что казалось, будто это уже глаза не человека, а дьявола, и перед напуганным до смерти доктором Броксом внезапно разверзлась ужасная бездна, откуда повеяло таким ледяным холодом, что ему стало не по себе. По спине Брокса вначале пробежал озноб: его лицо стало белее снега, как будто его впалые щеки в мгновение ока покрыл иней. Потом от паха плеснуло жаром, который быстро пробежал вверх по животу, по тощей груди и вызвал на лице доктора обильный пот; он ручейками побежал по вискам, по подбородку, влажные капли упали на руку Дайниса, сжатую в кулак.

Дайнис брезгливо отдернул руку, тщательно вытер ее о пиджак Брокса. Брызгая теплой слюной в его трясущееся лицо с расширенными от страха глазами, сквозь зубы процедил:

— Ты тоже латыш, док. И если я узнаю, что ты сотрудничаешь с Советами, я лично перережу тебе горло. Матерью клянусь.

— Я… я… я… — заикаясь, еле выдавил из себя Брокс, — слу… слу… служу в б-б-больнице. Я… я… врач.

Он хотел еще что-то сказать, но вдруг его лицо жалко