Ласточкин крик - Ахмет Умит

ни злобы, ни крови, ни насилия – только нежность, доброта и понимание. Я вполне понимал, что мир этот иллюзорный, но до чего же хорошо иногда ошибаться. Благодаря этой прекрасной иллюзии получалось верить: сколько бы ни было в жизни разных мерзостей, всегда есть возможность куда-то сбежать от них, и для этого совсем не надо умирать, как в песне Мюзейен Сенар.

– Невза-а-ат! – голос Евгении вывел меня из задумчивого состояния. Я повернул голову и встретился со взглядом ее зеленых глаз.

– Ох, Невзат, я уже битый час пытаюсь привлечь твое внимание, – с шутливым упреком добавила она. – Кем, интересно, так заняты твои мысли?

Я громко расхохотался:

– Ну кем они могут быть заняты, кроме тебя!

Евгения слегка поморщилась:

– Ну-ка, перестань, котик, меня умасливать.

Не будь рядом людей, я бы сжал в крепких объятиях пахнущую лавандой любимую женщину.

Оправдываться я не собирался.

– Не придумывай, дорогая. Я действительно ужасно по тебе соскучился…

И вот когда мы, пара зрелых людей, уже готовы были, как юные влюбленные, поцеловаться, раздался тихий голос:

– Евгения, Евгения…

Я обернулся и увидел маленькую девочку, чьи черные волосы шевелил сквозняк. Но куда больше, чем она сама, меня заинтересовала игрушка в ее руках. Это была кукла Барби. Я не верю в сверхъестественное, но обнаружить в мейхане у Евгении такую же игрушку, что и на месте убийства, было жутковато.

– Кукла! Откуда у тебя эта кукла? – сорвалось с губ неожиданно для меня самого.

Девочка не поняла вопроса, нахмурила брови и молча уставилась на взрослого дядю, задающего такие бестактные вопросы.

– Я купила, – вмешалась Евгения, которой явно не понравился мой вопрос, а еще больше мой тон. – Эту куклу купила ей я. Что случилось, Невзат?

Сложно было не почувствовать напряжения в ее голосе.

– Нет, все в порядке. Извини, я просто так спросил.

Она не поверила, но решила не продолжать, а вместо этого повернулась к девочке:

– Азез, ты что-то хотела, маленькая?

Девчушке было около шести лет. Смуглая, очень милая… Прижав куклу к груди, она слегка покачивалась на носочках.

– Пить, – тихо произнесла девочка. – Водичка кончилась…

Евгения нагнулась и чмокнула ее в худую щеку:

– Все в порядке, заинька моя, возвращайся за стол, а воду я сейчас принесу.

Азез помчалась к столу, стоявшему в углу сада; подол ее желтого платьица развевался над маленькими ножками.

– Сирийка, – пояснила Евгения с еле заметным упреком в мой адрес, – одна из тех несчастных сирийских детишек… Что произошло, Невзат, почему ты так взъерепенился? Ты что же, подумал, что она воровка?

Моя несдержанность, конечно же, заслуживала осуждения.

– Нет, прости, все немного не так. Я просто перепутал ее Барби с другой куклой, которую мы нашли на месте преступления. Когда я ее увидел, то почему-то потерял контроль над собой. Прости, я правда извиняюсь. И я вовсе не подумал о ней как о воровке.

На красивом лице моей возлюбленной расплылась понимающая улыбка.

– Понимаю, Невзат.

Ее взгляд скользнул к столу, за которым сидела дюжина человек: женщины были печальны, мужчины подавлены, а дети, как им и подобает, веселились и смеялись, бегали и играли в свои игры.

– Они в очень сложном положении, – пробормотала Евгения. – Я уже сказала тебе по телефону, что время от времени зову их сюда. Они живут в центре для мигрантов в Ферикёе.

С ее губ сорвался тяжелый вздох.

– Погоди, сейчас я им воду отнесу и вернусь. – Она сделала несколько шагов, но потом поспешно развернулась, будто о чем-то вспомнила. – Ох ты боже мой, не думай, что я про тебя забыла… Проходи за свой столик под платан, я уже там накрыла…

– Да ты что? Не переживай за меня, занимайся своими делами.

Пока я шел к столику, мой взгляд вновь упал на Азез. Она что-то оживленно объясняла мальчику, такому же смуглому, как она сама. Я вспомнил мою Айсун. Волосы у дочки были посветлее, чем у маленькой сирийки, да и сама она была покрупнее. Но в чем-то они были похожи. В шесть лет Айсун тоже была очень активной, ее сложно было удержать на месте. Постоянно что-то тараторила, без устали задавала вопросы, на которые ей неважно было получить ответ.

Внутри все сжалось, я больше не мог спокойно смотреть на сирийскую девочку, пришлось отвести глаза.

Евгения, как всегда, расстаралась. Среди разнообразных мезе [24]стояла бутылка ракы, весь вид которой выражал недовольство, что ее все еще не открыли. Сложно было не откликнуться на такой призыв, и в тот момент, когда я уже разбавлял ракы водой, послышался голос Евгении:

– Пожалуйста, не стесняйтесь. Мой дом – ваш дом; если что-то будет нужно, сразу говорите.

Сирийцы смотрели на нее как на святую – с восторгом и глубокой благодарностью. Когда я сделал первый глоток, самый старший из мужчин, сидевших за столом, поднялся на ноги. Высокий и худой, он чем-то напоминал сухое дерево. Сириец говорил так тихо, что я не мог разобрать слов. Видимо, это были выражения благодарности, потому что щеки Евгении зарделись. Моя красавица всякий раз, когда ее хвалили, от смущения готова была провалиться под землю. Но монолог продолжался, и стало ясно, что мужчина перешел на другую тему. Евгения, выслушав его до конца, показала в мою сторону и произнесла:

– Не волнуйся, сейчас мы все расскажем Невзату, он разберется. – И только я собрался сделать второй глоток ракы, они появились у моего стола. – Невзат, позволь представить тебе Медени-бея.

Худой и высокий мужчина смотрел на меня с испугом.

– Добрый день, – я протянул ему руку, – очень приятно.

У него был темный цвет кожи, умные карие глаза и усталое лицо.

– Мне тоже очень приятно, – слегка поклонился он.

Пальцы мужчины были настолько сухими, что я испугался, что если слишком сильно пожму ему руку, то могу их сломать.

– Прошу, – я показал на стул напротив. – Присаживайтесь.

Он посмотрел куда-то в пол:

– Нет, я не хочу мешать.

У него был легкий акцент, но по-турецки он говорил очень правильно.

– Вы никому не помешаете, Медени-бей, – покачала головой Евгения. – Невзат здесь специально, чтобы с вами пообщаться.

Пожилой мужчина скромно уселся на стул, Евгения тоже присела рядом. Повисло молчание, которое пришлось разорвать мне:

– Так вы из Сирии сюда приехали, как я понимаю?

– Да, из Алеппо, – воодушевился он. – Я был переводчиком с турецкого… Учился в Анкаре, в университете Хаджеттепе… Переводил для официальных лиц, бизнесменов, приезжавших из Турции. Мой младший брат Эдхем жил в Латакии. Моя дочка Адевие тоже туда переехала, когда вышла замуж. Мы скучали друг без друга, но все