Ласточкин крик - Ахмет Умит

же жили хорошо… А потом началась война, и все пошло прахом: теперь ни семьи, ни дома, ни родины… Мою дочку, брата, его жену убило одним взрывом. Они все прятались в одном доме, и всех убила одна ракета… – В глазах мужчины заблестели слезы, две капельки задрожали на кончиках длинных ресниц. – Ладно, не буду вас мучать пересказом собственной биографии. В итоге мы оказались в Турции.

Чтобы как-то разрядить напряжение, я с сочувствием в голосе произнес:

– Мы рады вас принимать здесь. Как вам у нас, все в порядке?

Он слегка заколебался, не будучи уверенным, стоит ли ему говорить правду или нет.

– Все в порядке. Вернее, все было в порядке… А потом мы потеряли Фаххара…

Я не понял, кого он имеет в виду:

– Фаххара?

– Фаххар – это второй сын моего младшего брата Эдхема. После смерти родителей мы забрали его к себе. Кроме меня, он единственный мужчина в семье.

Я показал взглядом на игравшую в догонялки девочку:

– Он брат Азез?

Медени перевел свои печальные глаза на малышку:

– Да, Фаххар ее старший брат, у них большая разница в возрасте.

Евгения внимательно слушала старого сирийца.

– До чего же правильно вы поступили, когда взяли к себе племянников, – произнесла она восхищенно. – Вам за такое стоит руки целовать, Медени-бей. Вы удивительный человек.

Его худая спина сгорбилась.

– Ну что вы, все это по воле Аллаха. Он повелевает, а мы лишь исполняем.

Мы начали отходить от темы, и требовалось вернуть ее в прежнее русло:

– Так что же с Фаххаром? Что с ним случилось?

Медени-бей пару раз сглотнул:

– Фаххар, наш Фаххар пропал. Вышел утром из дома и не вернулся.

Слезы помешали ему говорить. Мы с Евгенией переглянулись, ни у кого из нас не хватало смелости возобновить разговор. Дали мужчине немного проплакаться, справиться со своим горем. Это долго не продлилось, и вскоре он, шмыгнув носом, поднял голову.

– Прошу прощения… Все и так сложно, а тут это еще навалилось. До чего же сложно сыну человеческому жить в этом дольнем мире…

Я протянул ему стакан воды:

– Выпейте, поможет.

– Спасибо, – ответил он с благодарностью. – Большое спасибо.

Он вытер слезы тыльной стороной сухой ладони и продолжил говорить:

– Три дня… Фаххар пропал три дня назад.

Вот и все. Снова замолк.

– И никаких вестей от него?

– Нет, ничего. Ему тринадцать лет… Очень умный и очень воспитанный мальчик. Он недавно нашел работу в кондитерской в Шишли [25]. Работал там месяц. В тот день сказал, что ушел на работу, но так и не вернулся.

– Вы ходили в кондитерскую? Что там говорят?

Его задел мой вопрос, и он слегка повысил голос:

– А как я мог не пойти? Сразу же, в первый вечер. Поговорил с хозяином. Тот очень удивился. Потому что тем же утром Фаххар ему позвонил, сказал, что заболел и на работу не придет, останется дома. Но мы его так и не дождались ни тем вечером, ни следующей ночью.

– Вы обращались в полицию?

Легкая обида на его лице сменилась агрессией:

– Конечно, обращался! Они меня выслушали, записали мои показания. Сказали: «Если что-то узнаем, позвоним». Но день прошел – звонка не было, второй день прошел – снова не звонят. Я опять пошел в участок. «Не волнуйтесь, мы занимаемся вашим делом, – сказали они, – но пока безрезультатно». Мы не знаем, что нам делать. Пытаемся говорить с разными людьми, но они нам не верят, думают, что мы жалость к себе пытаемся вызвать, денег выпросить… А мы просто переживаем за нашего ребенка…

Мне нечего было сказать, и я предпочел сосредоточиться на главном:

– Вы разговаривали с друзьями Фаххара? Он, возможно, мог уехать из Стамбула. Например, попробовать через Грецию прорваться в Евросоюз.

Щеки Медени вздрогнули, лицо сморщилось:

– Нет, Фаххар бы так не поступил. Если бы уехал, то точно предупредил бы нас. Мы в очень большой беде… пожалуйста, ради Аллаха, помогите нам!

Глаза мужчины снова наполнились слезами.

– Все в порядке, Медени-бей, – постарался я его успокоить, – не накручивайте себя, он мог, например, пойти в те места, о которых вы не знаете, например, к какому-нибудь приятелю. Но мы все узнаем, не волнуйтесь, сейчас я позвоню коллеге.

Я набрал номер Мюнира, но тот не ответил. Я снова повернулся к Медени:

– Выключен. Потом еще наберу. И как только что-то узнаю, сразу свяжусь с вами.

Сириец попытался в знак признательности поцеловать мне руку, но я отдернул ее. Рассыпавшись в благодарностях, он вернулся к столу, где сидели его родственники.

– Ты должен найти Фаххара, – произнесла Евгения. Ее глаза увлажнились, но тон был решительным. – Ты должен найти племянника Медени-бея. Куда в таком возрасте может пропасть парень?

У меня было много вариантов ответов, и, к сожалению, почти все они ничего хорошего не предвещали. Поэтому я просто попытался успокоить ее:

– Не волнуйся, Евгения. Не волнуйся, я найду мальчишку. Обещаю тебе, я выясню, что произошло.

13

Кладбище непохороненных детей

У дверей дома меня встретил Бахтияр, будто бы и не замечавший жары. Пес поднялся с земли и завилял хвостом. Стоило мне выйти из машины, как он вразвалочку подошел поближе и беспардонно потерся о штанину. Я погладил его по мягкой шерстяной голове.

– Привет, Бахтияр! Как дела, дружок?

Пес уперся мне в ногу лбом. Он уже забыл, что случилось вчера, – мы снова были друзьями.

Любимец квартала покрутился вокруг меня, видимо, предлагая поиграть, но у меня не было на это сил.

– Прости, дорогой, уж очень я устал. Давай в следующий раз.

Он посмотрел на меня так, будто хотел сказать: «Эх, ну да ладно, ничего страшного», и вновь растянулся на земле слушать тихое бормотание моих соседей, которые, стремясь поймать хоть какую-то прохладу, коротали ночь на балконе.

Дома меня встретило знакомое тиканье. Я бросил взгляд на старые напольные отцовские часы, стоявшие под лестницей: 00:37, не так уж и поздно. У Евгении я надолго не задержался – после разговора с Медени-беем у нас у обоих пропало все настроение, даже ракы и мезе потеряли свой вкус. К тому же на меня накатила дикая усталость. Евгения видела, в каком я состоянии, но все равно попросила остаться. Я сказал, что не смогу, и она отпустила меня, заставив перед уходом выпить собственноручно сваренный кофе.

Пока я поднимался по лестнице, усталость накатила еще сильнее – я с трудом поднимал ноги, чтобы шагать со ступени на ступень. Больше всего хотелось растянуться на кровати и спать, спать, спать.