Впечатление обманчиво - Татьяна Губейдулина

из оставшейся ему жизни все соки. Будь у него возможность встать, он бы в отчаянии бродил из одного угла комнаты в другой, попытался бы выбить дверь и пинал бы бесчувственные стены. На самом деле его бьющая ключом активность сводилась к обследованию окружающего его пространства при помощи рук. Королю удалось обнаружить целую россыпь каких-то тонких верёвочек на своих коленях, несколько из них он подхватил и засунул в рот, впиваясь в них зубами, пытаясь хоть немного заглушить грызущую его боль.

Самоубийство могло стать выходом, но король не мог на него согласиться по двум причинам. Первая заключалась в том, что у него в распоряжении оставалось не так много жизни, чтобы делать её ещё короче. Вторая диктовалась неискоренимым инстинктом самосохранения и верой в счастливый случай. Мы бы давно перестали быть людьми, если бы в глубине наших даже самых грубых душ не тлел жалкий огонёк надежды на благополучный исход. Находясь в темнице, король не мог ничего предпринять, но за её пределами ему могла представиться возможность изменить хоть что-то. И лучше провести последние мгновения жизни в попытке вырвать эту возможность из злых рук судьбы, чем умереть, так и не попробовав её отыскать.

Парадоксально, но в тяжёлый момент лучшим союзником короля стало смирение, он сумел заставить себя сбросить оковы паники и принялся размышлять над ближайшим будущим. Сможет ли он подать сигнал своим войнам? Убедить их в том, что видимый ими король – подлец и мятежник? А, может, самозванец сам допустит какую-нибудь ошибку и выдаст себя? Шансы на это были пренебрежимо малы, по большому счёту их и вовсе не было, но только на них мог рассчитывать король.

Самым страшным испытанием для него стало ожидание. Ему не хватало окна, чтобы следить за тем, как приближающийся рассвет лениво облизывает стены его родового замка. Шаги на лестнице зазвучали внезапно, топот башмаков накладывался на удары сердца короля, а сам он готовился отчаянно сражаться за свой счастливый случай.

***

Конвоируемый солдатами пленник напоминал бледную тень своего вчерашнего воплощения. Ушла дерзость, безвозвратно пропала надменная улыбка, лицо смягчилось и приобрело болезный вид. Заплетённые косицы превратились в свалявшееся гнездо, и чёрные космы прилипали к взмокшему от пота лбу.

Северянин заглядывал в глаза марширующим солдатам, разевал окровавленный рот, пытался изобразить пальцами какие-то жесты. Но конвой абсолютно не интересовали попытки грязного мятежника вступить с ними в контакт. Лучшее, что они могли сделать, это перестать обращать внимание на жалкие потуги северянина сторговаться с ними. Тогда отчаявшийся пленник отважился удариться головой о плечо впередиидущего командира. Солдаты опешили от подобной наглости, но командир лишь вытащил из-за пояса перчатку с металлическими вставками и резким ударом рассёк щеку северянину. Несмотря на боль, тот не прекращал своих попыток донести до солдат свои мысли. Увы, никто из них не собирался разбираться в его страданиях.

Посреди небольшого пятачка чахлой травы – плаха, а за ней – король. Внешне он нисколько не изменился, но многие тем утром почувствовали исходящую от него ауру угрозы. Никто из советников не отважился встать в тени, отбрасываемой королём. Придворные неосознанно избегали своего монарха, не предпринимая попыток разобраться в своих ощущениях.

Пленник и король встретились взглядами, как и вчерашним вечером один из них стоял на коленях, но роли успели смениться. Видевшие лицо пленника в этот момент уверяли, что оно перекосилось судорогой, а лишённый языка рот прошептал страшные проклятия. Пленник поднял закованные руки и несколько раз указал пальцем на короля. Тот ответил холодным подобием улыбки.

– Я собрал вас здесь, – начал король сильным и уверенным голосом, от которого сжался пленник, – чтобы казнить этого отступника! Мне достаточно известно о его грязных делах, чтобы вынести смертельный приговор! Его стараниями на наших границах льётся кровь и умирают невинные! Его гнусные замыслы несут разруху и запустение! Но я возложу на свои плечи заботы по очищению мира от этой скверны! Не мы начали эту войну, но я приложу все усилия, чтобы закончить её как можно быстрее. Есть ли среди вас несогласные с моим решением?

Уперев руки в бока, король обводил взглядом собравшихся свидетелей казни. Стражники, советники, военные министры и дипломаты – все отрицательно покачали головами, стараясь при этом не смотреть в лицо королю. Из всех только сам пленник издал невнятный вой и предпринял попытку вскочить, но командир конвоя быстро вернул его в сидячее положение.

– Может быть, вы хотите услышать последнее слово мятежника? – Никто не ответил на шутку короля, лишь северянин продолжал мычать и заглядывать в глаза каждому.

В лучах восходящего солнца блеснула извлекаемая из ножен полоска стали. Пленника ткнули головой в испещренную зарубками поверхность плахи. Кто-то оттянул в сторону его длинные волосы, обнажая шею.

Но перед тем, как его тела коснулся холодный металл и наступил конец всем мучениям, над самым своим ухом обречённый услышал предназначавшиеся только ему слова:

– Ты помнишь моё обещание, король? Это тебе за моего старшего сына.

Замах. Миг рассекающей боли. А затем абсолютная темнота…

***

Непроглядная темнота. Единственный источник света – тонкая полоска, проходящая понизу… Король с воем вырвался из кошмара, чтобы пережить его вновь.

Руа Рэр

Граница кадра

Моя мама всегда говорила: «Некоторые сны живут дольше, чем их сновидцы». Я не понимал, что она имела в виду. Думал, однажды она объяснит мне смысл этих слов. Но она умерла. И теперь тайна спит вместе с ней, внутри остывшего сердца.

Каждый вечер я возвращаюсь в квартиру, которая разрушается медленнее, чем я. Здесь холодно так, как бывает только в местах, где нет живых. Тени застыли по углам. Они не двигаются, не растворяются, не исчезают.

Я плохо сплю. А когда сон всё же накрывает, он оказывается не моим – вижу картины, которых не мог видеть, познаю страх, который не принадлежит мне. Я уверен, что подхватил чей-то сон, как болезнь, как инфекцию, передающуюся не через кровь, а через тени, через пустоту. Тот, кто видел этот сон прежде, давно умер, истлел в земле. Но сон продолжает жить. И я застрял в нём.

Лишь одно место скрашивает мои бесконечно одинокие дни. Старый кинотеатр. Здание облезлое, потрескавшееся, но не сломленное. Здесь крутят забытые фильмы. Одни и те же. День за днём. Я прихожу сюда каждую неделю, в четверг. В этот день показывают мой любимый фильм.

Пожилая билетерша сидит за стеклянной перегородкой. Лампы подсвечивают её иссохшее лицо, её сложную причёску, которая похожа на огромный мертвый улей, её жирные губы, что густо смазаны фиолетовой помадой.

– Вам опять то же место? – улыбаясь, спрашивает она, а в её глазах только пустота.

Я киваю, забираю билет, прохожу в зал. Двери закрываются за мной с глухим стуком. Внутри пахнет плесенью, сыростью и затхлостью, впитавшимися в обшарпанные стены. Здесь никогда не бывает светло. Даже экран не даёт настоящего света – он просто раздвигает тьму на мгновение, чтобы потом она сжалась ещё плотнее. Половина кресел сгнили, но всё равно в них кто-то сидит. Я никогда не вглядываюсь, не смотрю на них, не проверяю, дышат ли они.

Я иду тихо, стараясь не шуметь. Бесполезно. Половицы тревожно стонут под моими шагами. Я нахожу своё место и сажусь. Фильм начинается.

Я жду один-единственный момент, единственную сцену, в котором мое сердце, давно потерявшее ритм, вдруг вспоминает как биться. Оно вздрагивает, беспорядочно трепещет как бабочка, пойманная в ладонях, которая отчаянно пытается вырваться.

Девушка. Ангел. Красивая, неправдоподобная, сотканная из света и любви. Она смотрит в сторону, долго, напряжено, а потом внезапно переводит взгляд в зал. На меня. Именно на это место, которое я всегда беру. В ее глазах что-то манящее, неуловимое, что-то, что цепляет меня изнутри. Надежда. Или обещание. Сладостное, прекрасное, близкое. Она начинает что-то говорить, но ее слов не разобрать. Затем она отворачивается. Исчезает.

Я всё равно досматриваю фильм.