Умельцы военной поры - Анатолий Михайлович Киселев

обмотки, уложенной на понтонах», «Исследование антикоррозионных и палубных красок» и другим.

Внедрение многих ценных предложений флотских рационализаторов способствовало более эффективному использованию оружия, совершенствованию приборов управления стрельбой. На Черноморском флоте, в частности, эти приборы дополнило устройство, повысившее эффективность стрельбы в ночных условиях при значительной качке корабля.

Как выяснилось в процессе боевых действий, открывать внезапный огонь приходилось не только ночью или при плохой видимости, но и в солнечный день. Поэтому почти все корабли флота получили прибор, увеличивший пределы дальности стрельбы с 30 до 50 кабельтовых (кабельтов — 185,2 метра, кабельтов для артиллерийских целей считается равным 182,9 метра).

Для ведения зенитного огня на флоте сконструировали специальную установку под пулемёт. Смонтированная на канонерской лодке «Буг», она обеспечивала вращение пулемёта в вертикальном и горизонтальном направлениях.

Среди новшеств, предложенных умельцами, заслужили хорошую оценку новые, более совершенные конструкции кольцевого визира для крупнокалиберного пулемёта ДШК, установки, позволявшие крепить эти пулемёты на палубе корабля. На лидере «Ташкент» переделали для большего удобства рукоятку перезаряжания пулемёта, а на корабле «Белосток» изменили конструкцию патронных ящиков, увеличив их ёмкость с 50 до 100 патронов.

Всех больших и малых усовершенствований боевой техники и оружия в годы войны, конечно, не перечесть. Хочется лишь ещё раз подчеркнуть, что творчество флотских изобретателей и рационализаторов оказало существенное влияние на повышение боевой мощи нашего Военно-Морского Флота.

Вторая огневая точка ИЛ–2

«Самолёт был сразу спроектирован в расчёте на лётчика и воздушного стрелка. По этому поводу я дважды (в июне и ноябре) писал в ЦК. Последнее письмо передал 7 ноября 1940 года. Через месяц меня вызвали в Кремль проинформировать о новом самолёте. Объяснил. Мне в свою очередь сказали: „Военные настаивают на одноместном варианте. Они считают, что броня сама по себе неплохое оборонное средство, зачем, мол, ещё стрелок“.

Пришлось доказывать обратное, но убедить не удалось. Так и начали выпускать штурмовик в одноместном варианте… Вскоре с фронта стали приходить известия: вражеские истребители сбивают „илы“. Противник, конечно, сразу же раскусил недостаточную защищённость самолёта сзади.

В феврале 1942 года меня вызывает И. В. Сталин. Он пожалел о прежнем решении запускать в производство Ил–2 в одноместном варианте и предложил: „Делайте, что хотите, но конвейер останавливать не разрешаю. Немедленно дайте фронту двухместные самолёты“.

Мы работали как одержимые. Спали, ели прямо в КБ. Ломали голову: как, не меняя принятой технологии, перейти на изготовление машин с двухместной кабиной?..»

Эти строки, взятые из книги П. Я. Козлова «„Илы“ летят на фронт», принадлежат известному советскому авиаконструктору, трижды Герою Социалистического Труда академику С. В. Ильюшину.

Гитлеровским истребителям удалось сравнительно легко выявить уязвимое место у советского штурмовика. Незащищённый в хвосте огневыми средствами, Ил–2 являлся хорошей мишенью для «мессершмиттов». Вопреки ожиданиям малонадёжной оказалась и броня.

Отличный по всем тактико-техническим характеристикам самолёт имел существенный изъян, который требовалось незамедлительно устранить. Сами авиаторы пытались восполнить эту слабину путём отработки тактических приёмов боя. Например, в отчёте о боевой деятельности 74-го штурмового авиационного полка за первый год войны сообщалось, что, хотя штурмовик и не предназначен для воздушного боя, он не беспомощен перед истребителями противника. Для активной обороны самолёты должны замкнуть круг — так, чтобы каждый штурмовик прикрывал «хвост» впереди идущего товарища. Однако на практике отнюдь не всегда возникала возможность сохранить такой строй, а при его нарушении «хвосты» теряли защиту.

Техники-фронтовики придумали другую хитрость. В книге П. Я. Козлова говорится о том, как работники отдела эксплуатации и ремонта завода, выпускавшего «илы», вскрыв фронтовую посылку — громоздкий свёрток, извлекли из него… деревянный макет пулемёта. Выяснилось, что в штурмовом полку эту болванку размещали в хвостовой части самолёта. Расчёт был прост: вражеский лётчик-истребитель примет подделку за пулемётную установку и не рискнёт атаковать с близкой дистанции. Однако даже самая искусная имитация большого эффекта дать не могла.

Между тем решение вопроса о защите хвостовой части не терпело ни малейшего отлагательства. Выход нашли опять же фронтовые умельцы. «Кое-где в боевых частях лётчики и техники стали сами переделывать одноместные машины в двухместные», — пишет по этому поводу журналист Герман Смирнов в книге «Рассказы об оружии» и тут же цитирует воспоминания Героя Советского Союза полковника А. Карпова:

«С волнением поглядываю на техника, сидящего сзади с пулемётом в руках (по штату стрелки для одноместных Ил–2 не были предусмотрены. Их роль на переоборудованных самолётах первое время выполняли техники или механики. — А. К.). А вот и „мессершмитты“. Обнаружив штурмовики, они сразу же идут в атаку. Техник, предупреждённый мною, зорко следит за ними, выжидает удобный момент. А фашист нагло подходит вплотную. И вдруг всегда молчавший хвост штурмовика оживает. Одна, вторая, третья очереди — виден вспыхнувший ярким пламенем „мессершмитт“. Победа!»

Кто же все-таки первым взялся за переделку — очень нужную, сложную, ответственную, к тому же сопряжённую с большим техническим риском? И как справились с ней люди во фронтовых условиях с их ограниченными возможностями и дефицитом свободного времени, если работникам КБ, чтобы оснастить самолёт двухместной кабиной, приходилось трудиться буквально не покладая рук?

На эти и другие вопросы, связанные с переделкой, отвечают архивы 143-й штурмовой авиационной дивизии. В одном из документов, озаглавленном «Работа по оборудованию одноместного самолёта Ил–2 дополнительной огневой точкой», читаем: «Установка была вызвана значительными потерями наших штурмовиков от истребителей противника из-за отсутствия защиты задней полусферы самолёта… Вначале дополнительными огневыми точками было оборудовано 19 самолётов, затем ещё 47. Впоследствии, когда коллектив инженеров был переброшен на сталинградское направление, было оборудовано ещё 100 самолётов. Установка огневой точки сразу же резко уменьшила потери от истребителей противника, которые стали производить атаки на дистанции не ближе 500–600 м. При попытке атаковать с коротких дистанций воздушными стрелками было сбито немало истребителей. Помимо этого, стрелки имели возможность вести огонь и по наземным целям…»

Занималась переделкой группа офицеров под руководством старшего инженера дивизии инженера-майора Николая Степановича Екимова. Хотелось узнать имена всех авторов. Назвать их мог Екимов. Кадровики ВВС сообщили мне, что Николай Степанович в звании инженера-полковника уволился из армии ещё в 1955 году и встал на учёт в Ленинградском облвоенкомате. Запрос в Ленинград принёс новые данные: Екимов переехал в Брестскую область. Брестский облвоенком известил — Н. С. Екимов проживает в городе Пинске. И вот наконец письмо Николая Степановича:

«243 шад (штурмовая авиационная дивизия. — А. К.) в 1942 году стояла под Старой Руссой на Северо-Западном направлении. Со мной в группе установкой второй огневой точки на Ил–2 занимались Иван Андреевич Антошин, Николай Иванович Алимов и Смирнов (имени, отчества не помню). Вот пока