Профессия: репортерка. «Десять дней в сумасшедшем доме» и другие статьи основоположницы расследовательской журналистики - Нелли Блай

возвращении сообщила, что она около 150 градусов[14]. Я улыбнулась при таком сообщении, и мисс Груп, видя это, спросила меня, какой была моя самая высокая температура. Я отказалась отвечать. Тогда мисс Грэди решила попробовать свои силы. Она вернулась с отчетом, что температура Луизы – 99 градусов[15].

Мисс Тилли Майард больше всех страдала от холода, но, несмотря на это, старалась следовать моему совету не унывать и продержаться еще немного. Главный смотритель Дент привел какого-то мужчину, желавшего меня осмотреть. Он измерил мой пульс, пощупал голову и осмотрел язык. Я сказала ему, что в помещении очень холодно, и заверила, что не нуждаюсь в медицинской помощи, в отличие от мисс Майард, на которую им и следует перенести свое внимание. Они мне не ответили, и, к моему удовольствию, мисс Майард встала с места и подошла к ним. Она заговорила с докторами и сказала, что она больна, но они не обратили на нее внимания. Подоспевшие санитарки утащили ее обратно на место и после ухода докторов сказали: «Скоро вы поймете, что доктора вас не замечают, и бросите за ними бегать». Перед тем как доктора отошли, я слышала, как один из них сказал (не могу привести его точные слова), что мой пульс и зрачки не указывают на безумие, но главный смотритель Дент заверил его, что в случаях, подобных моему, такие проверки дают сбой. Понаблюдав за мной некоторое время, он заметил, что никогда не видел у умалишенной такого разумного лица. Санитарки были одеты в теплое белье и верхнее платье, но отказались дать нам шали.

Почти всю ночь я слышала, как какая-то женщина плачет от холода и молит Бога о смерти. Другая через равные промежутки времени кричала «Убийство!» и «Полиция!», отчего мое тело покрылось мурашками.

На второе утро, когда мы приступили к своему бесконечному распорядку дня, две санитарки при помощи нескольких пациенток привели женщину, которая минувшей ночью молила Бога прибрать ее. Меня ее молитва не удивила. С виду ей легко можно было дать семьдесят лет, и она была слепа. Хотя в коридорах стоял ледяной холод, одежды на этой старой женщине было не больше, чем на всех нас (как я описывала выше). Когда ее ввели в гостиную и усадили на жесткую скамью, она заплакала:

– Ах, что вы со мной делаете? Мне холодно, мне так холодно. Почему мне нельзя остаться в постели, почему мне не дадут шаль?

Вслед за тем она встала и попыталась на ощупь покинуть комнату. Время от времени санитарки дергали ее обратно на скамью, а потом отпускали и бессердечно смеялись, когда она натыкалась на стол или край скамьи. Потом она сказала, что от тяжелых ботинок, выданных в благотворительном заведении, у нее болят ноги, и сняла обувь. Санитарки заставили двух пациенток обуть ее снова, она же несколько раз повторила то же, сопротивляясь при попытках ее обуть: в конце концов я насчитала семь человек, одновременно пытавшихся надеть на нее ботинки. Затем старая женщина попыталась лечь на скамью, но ее заставили подняться. Она так жалобно плакала:

– О, дайте мне подушку и накройте меня, мне так холодно.

Тут я увидела, как мисс Груп садится на нее, проводит холодными руками по лицу старой женщины и засовывает их в вырез ее платья. В ответ на крики старушки она злобно смеялась, как и другие санитарки, и повторяла свой жестокий поступок. В тот день старую женщину перевели в другую палату.

Глава XIII. Пациенток душат и бьют

Мисс Тилли Майард жестоко страдала от холода. Как-то утром она села на лавку рядом со мной, мертвенно-бледная от стужи. Ее конечности тряслись, а зубы стучали. Я обратилась к укутанным в пальто трем санитаркам, сидевшим за столом в центре комнаты:

– Жестоко сажать людей под замок и морозить их.

Они ответили, что на ней столько же одежды, сколько на всех, и больше она не получит. Именно в этот момент с мисс Майард случился припадок, перепугавший всех пациенток. Мисс Невилл подхватила ее и обняла, хотя сиделки грубо сказали:

– Пусть валится на пол, получит урок.

Мисс Невилл сказала им, что она думает об их поведении, а вслед за тем мне приказали явиться в кабинет.

Как только я туда вошла, появился главный смотритель Дент, и я рассказала ему, как все мы страдаем от холода и в каком состоянии мисс Майард. Без сомнений, я говорила бессвязно, потому что я поведала о состоянии пищи, об обхождении санитарок и их отказе выдать нам больше одежды, о состоянии мисс Майард и о словах санитарок, что, раз лечебница – общественное учреждение, мы не можем рассчитывать даже на простую доброту. Заверив его, что я не нуждаюсь в медицинской помощи, я велела ему идти к мисс Майард. Так он и сделал. От мисс Невилл и других пациенток я узнала, что случилось вслед за тем. Мисс Майард по-прежнему была без чувств, и он грубо ухватил ее между бровей или где-то рядом и щипал, пока ее лицо не побагровело от прилива крови к голове и она не очнулась. Весь день после этого ее мучила ужасная головная боль, и с тех пор ей стало хуже.

Безумна? Да, безумна; и глядя, как совершенно здравый еще недавно рассудок медленно погружается в безумие, я втайне проклинала докторов, санитарок и все общественные учреждения. Возможно, кто-нибудь скажет, что она уже была сумасшедшей за некоторое время до помещения в лечебницу. Но даже если так – разве в такое место нужно отправлять выздоравливающую женщину, чтобы ее окунали в ледяную ванну, лишали теплой одежды и кормили чудовищной пищей?

Тем утром у меня состоялся долгий разговор с доктором Ингрэмом, помощником главного смотрителя лечебницы. По моим наблюдениям, он был добр к тем несчастным, которые оказались в его ведении. Я снова стала жаловаться на холод, и он вызвал в кабинет мисс Грэди и приказал ей выдать пациентам больше одежды. Мисс Грэди сказала, что, если я возьму за привычку жаловаться, мне это даром не пройдет, она меня предупреждала.

Ко мне приходило множество посетителей, искавших пропавших девушек. Однажды мисс Грэди закричала в дверь из коридора:

– Нелли Браун, вас спрашивают.

Я отправилась в приемную в конце коридора: там сидел джентльмен, близко знавший меня многие годы. По тому, как он внезапно побледнел и потерял дар речи, я поняла, что он совершенно не ожидал меня увидеть и испытал ужасное потрясение. В одну секунду я приняла решение, что,