В чужом пиру - Виктория Волгина

Вечерами, в Лерины выходные, они много вспоминали, делились обидами и переживаниями сегодняшнего дня. Там, на кухне, Лера однажды сказала Ольге о мучительном ощущении себя травой перекати-поле, которую ветер оторвал от корней и несёт всё дальше, а бедное растение не знает, когда и где остановится.

– Ты словно прочитала мои мысли, – сказала Ольга, – просто я не находила слов.

Теперь, живя в Москве, Ольга помогает дочерям и внукам, сама получая гроши. Старшая дочь живёт в большом дорогом южном городе. Там она спаслась у тётки, Ольгиной сестры, от мужа-бандита. Ольга ночью, тайком, отправила дочь со своей матерью на поезде, за которым подоспевший бандит бежал с пистолетом в руке.

Тогда, в начале девяностых, среди шестнадцатилетних глупеньких красивых девочек была мода выходить замуж за бандитов. Лера знает тому немало примеров. Бандит тогда был окружён романтикой невиданной доселе красивой жизни с мешками денег, иномарками, коттеджами, ресторанами, деликатесами, шмотками… Молодые глупенькие головы кружились.

В семье Лериных дальних родственников обе красивые девочки, поочерёдно, в шестнадцать лет вышли замуж за бандитов. В итоге старшая красавица дочка, прожив с бандитом два года, потом десять лет ждала его из тюрьмы, храня суровую верность. Свадьбу они, под слёзы её родителей, сыграли уже в тюрьме. Десять лет спустя, уже выйдя из глупого возраста, она не смогла прожить с ним и года. В результате осталась бездетной, ожесточённой и разочарованной. Живёт с родителями и мечтает уехать за границу. Она – родительская боль.

Младшая хорошенькая их дочка повторила судьбу старшей с небольшой разницей. Мужа в тюрьму не сажали, но после десяти лет красивой жизни он при странных обстоятельствах погиб в автокатастрофе, и она осталась молодой вдовой с двумя детьми. Она – тоже родительская боль.

Ольгина красивая девочка лишилась мужа благодаря стараниям матери. Этот бритоголовый бугай стал поднимать руку на дочку, и Ольга стала видеть её личико в синяках и кровоподтёках. Обладая обширными связями, Ольга начала угрожать бугаю тюрьмой или расправой. Тот на какое-то время утихал, потом опять появлялись синяки и кровоподтёки. Тогда Ольга приняла решение и разорвала этот союз, отправив дочку к богатой сестре – это была та самая девочка, которая родилась на Ольгино восемнадцатилетие. Фамильная черта – характер, ум и хорошее образование сделали из неё успешную бизнес-леди.

Сейчас, по прошествии времени, Ольгина дочка сама удивляется своей глупости и не желает даже слышать о бывшем муже. А тот, задолжав в городке каким-то авторитетам большие деньги, скрылся в безразмерной, всех вмещающей Москве, живёт инкогнито и работает где-то на заводе. Алименты не платит – исполнительный лист его не находит. Бандитское время ушло, оставив разбитые женские судьбы.

– Ох, Инке нечем платить за квартиру. У Инки нет зимних сапог! Ох, Никите (старшему внуку) надо оплатить гимназию! – всё это стала слышать Лера, приходя к Ольге на выходные. Когда нужды старшей дочери оплачивались, начинались переживания по поводу младшей дочери и её детей. Младшая живёт в городишке, тоже разведена. И всем внукам надо покупать одежду и оплачивать телефоны. Крутясь-вертясь, беря зарплату авансом, занимая и получая что-то от Леры, Ольга таким образом как-то держит дочерей на плаву. Лера просто физически ощущала, как она разрывается на пять частей.

– Оля, – говорила ей Лера, – остановись, тебя так надолго не хватит. Что же будет тогда с твоими детьми?

Но она по-другому жить не умеет.

– Они мои дети, – отвечает, – мне их жаль.

Лера, поневоле закрученная в торнадо бесконечных Ольгиных проблем, так иногда от этого уставала, что выходные не приносили ей отдыха.

Бабка Евдокия умерла в мае на девяносто третьем году жизни, Ольга закрыла ей глаза и сделала всё остальное, что полагается в таких случаях. Эта её работа закончилась. Родственники тепло с ней попрощались. Было сказано много слов благодарности, и материально не обидели. Было сказано и то, что им очень понравилась Ольгина «сестра».

Лере было приятно. За три года жизни у Евдокии ей приходилось часто общаться с её родственниками, они приглашали её на застолье в праздники, для них она была уже продолжением Ольги.

Лера расстроилась: и бабку жалко, несмотря на всю вредность, и заканчивалось опять её легальное положение.

Ольга уже созванивалась с одной женщиной, Лера её немного знала через Ольгу. Женщину звали Ниной, она была не против подработать и согласилась приютить Леру. Начинался ещё один этап Лериной нелегальной жизни.

Вдруг из небытия возникла Динка. Посидев дома без денег, она вынуждена была опять приехать и устроиться на работу. По той же энской цепочке нашла Леру, позвонила, и они договорились встретиться на Чистопрудном бульваре.

Лера пришла вовремя, но Динка пришла раньше и прогуливалась по аллее. Обнялись и сели на скамейку:

– Видишь, девица прогуливается? – спросила Динка.

– Да, тоже ждёт кого-то.

– Меня пасёт, – сказала Динка знакомую фразу. Девица, как на грех, встала рядом с ними и стала что-то читать на стенде. Динка красноречиво взглянула на Леру.

– А когда из дома выходила, то два амбала пасли, – продолжала в своем репертуаре Динка.

«Недолго она опять проработает, – думала Лера. – Ей серьёзно надо лечиться. Но как об этом скажешь? Будет кровная обида и разрыв отношений».

При следующей их встрече за Динкой «вела наблюдение» молодая чета корейцев с детской коляской.

«Кобыла» и «кощи-мощи»

У Нининой старушки, куда Лера переселилась после смерти Ольгиной Евдокии, квартира была однокомнатная. Лере пришлось ютиться в маленькой кухоньке на коротком деревянном топчане, от которого утром болели бока. Плохо было и то, что Нина вставала в пять-шесть часов утра, заходила в кухню, готовила еду для старушки и собачки (она привезла с собой из дома собаку) и шла с собачкой гулять. Вечером ложилась спать с петухами. Физически у неё Лера не отдыхала. И спокойной жизни не было. Каждую среду и воскресенье приходил старушкин сын, и Лера с утра пребывала в беспокойстве – ей же нужно было исчезнуть к его приходу. А когда он придёт – никому не известно. Лера уходила гулять и иногда гуляла полдня, пока приходил-уходил хозяин. От усталости, уныния спасали смешные случаи. Рядом с домом Нининой старушки пролегал проспект Мира, он и был местом Лериных «прогулок». Гуляла она однажды и захотела пить. Смотрит – киоск. Денег она с собой не взяла и решила на залежавшуюся в кошельке мелочь купить маленькую бутылочку «колы». Подошла к киоску, выгребла целую горсть мелочи и стала отсчитывать тридцать пять рублей. Вдруг слева раздался голос:

– Дама, я только освободился, дайте рубль.

Лера, не глядя:

– Не мешайте, сама на бутылку «колы» набираю.

И продолжала считать. Сразу же раздался возмущённый голос за спиной:

– Женщина, да купите вы у меня какую-нибудь хрень за три рубля!

Тут уж Лера оглянулась и увидела синюю рожу.

– Отстаньте, нет у меня, – отбилась она от рожи, продолжая считать. Немедленно справа прозвучал хриплый женский голос:

– Да так вашу мать, дайте хоть рубль!

«Окружают», – мелькнуло в голове, в то время, как киоскёрша кричала бомжам:

– Отойдите от покупательницы!

Продолжая считать, Лера невольно краем уха слышала, как киоскёрша говорит бомжу, первому попросившему у Леры рубль:

– Эти тебе не компания. Посмотри, какой ты видный мужик, помоешься, поброешься…

– Побреешься, – неожиданно поправил её бомж.

Тут Лера невольно взглянула на него: чистый, не синий, не опухший, глаз ироничный.

– Да, – уловив этот взгляд, усмехнулся бомж, – я москвич, у меня здесь дочь, но мне стыдно к ней идти. Освободился – запил, документы украли, вот – бомжую.

– На Речном вокзале за тысячу рублей можно сделать паспорт, – поучала его киоскёрша. – Разгрузи что-нибудь, и ты с документом. Жалко тебя, такой мужик пропадает.

Дальше Лера не слышала, у неё не хватало десяти копеек до тридцати пяти рублей.

– Не хватает, – машинально сказала она вслух. Тут бомж-москвич осведомился:

– А сколько вам не хватает?

– Да десяти копеек, – в досаде сказала Лера.

– Так я вам дам, – проговорил бомж-москвич и протянул Лере недостающую монетку. И Лера взяла! И купила «колу». Когда отходила от киоска, за спиной трио бомжей весело вопрошало:

– Может, вам ещё надо сколько-нибудь?!

Лера, давясь от смеха, убегала от киоска. У киоска надрывались от смеха бомжи.

Вернувшись к Нине, Лера рассказала случай.

– Да, – сказала не лишённая остроумия Нина, – это называется «пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Нина тоже страдала от непредсказуемых приходов хозяина. Она не боялась, что хозяин в чём-то её уличит. Нина было из той же породы чистюль, что и Ольга. В квартире всё блестело, старушка лежала в белоснежном белье (машинки не было, стирала всё руками), всё было сварено ещё с утра. Но кому приятно быть в ожидании весь день? Соседки ахали: