Украинский нацизм. Исторические истоки - Вардан Эрнестович Багдасарян

в чем состоит славянское остроумие, когда оно устремляется на женщину. Я не читал этих пасквилей, и никто из моих знакомых их не читал (что, между прочим, доказывает, что они нисколько не злы, а только плоски и глупы), но уверен, что пасквиль на и<мператри>цу должен быть возмутительно гадок по причине, о которой я уже говорил. Шевченку послали… солдатом. Мне не жаль его, будь я его судьею, я сделал бы не меньше. Я питаю личную вражду к такого рода либералам. Это враги всякого успеха»[94].

И после всех этих нанесенных императорской фамилии оскорблений вдовствующая императрица Мария Федоровна сочла возможным лично ходатайствовать перед Николаем Павловичем о судьбе украинского поэта. Сказывался, вероятно, проникшая даже во дворец романтизация украинства.

Стихи против царицы нельзя объяснить только особым эмоциональным состоянием поэта. Проходят годы (16 лет), и в день смерти Александры Федоровны уже вернувшийся в Петербург поэт пишет следующее:

Хотя лежачего не бьют,

но отлежаться не дают

ленивому. Тебя же, сука!

и сами мы, и наши внуки —

всем миром люди проклянут!

Не проклянут, а только плюнут

на грудью кормленных щенят,

на твой помет. О мука! Мука!

О скорбь моя, моя печаль!

Пройдешь когда ли? Или псами

цари с министрами-рабами

тебя затравят-загрызут!

Не загрызут! А люди тихо

без всякого лихого лиха

царя на плаху поведут.

(Хоча лежачого й не б’ють,

То і полежать не дають

Ледачому. Тебе ж, о суко!

І ми самі, і наші внуки,

I миром люди прокленуть!

Не прокленуть, а тілько плюнуть

На тих оддоєних щенят,

Що ти щенила. Муко! Муко!

О скорбь моя, моя печаль!

Чи ти минеш коли? Чи псами

Царі з міністрами-рабами

Тебе, о люту, зацькують!

Не зацькують. А люде тихо

Без всякого лихого лиха

Царя до ката поведуть).

Так мог писать только человек не вполне психически здоровый. Фобии апостола украинства пестовались далее его адептами.

Была ли понятной сепаратистская и националистическая направленность произведений Шевченко. Судя по материалам полицейского расследования — вполне. Генерал-адъютант А.Ф. Орлов в связи с расследованием о деятельности Кирилло-Мефодиевского общества сообщал: «Шевченко вместо того, чтоб вечно питать бла-говейные чувства к особам августейшей фамилии, удостоившим выкупить его из крепостного состояния, сочинял стихи на малороссийском языке самого возмутительного содержания. В них он то выражал плач о мнимом порабощении и бедствиях Украины, то возглашал о славе гетманского правления и прежней вольнице казачества, то с невероятною дерзостью изливал клеветы и желчь на особ императорского дома, забывая в них личных своих благодетелей. Сверх того, что все запрещенное увлекает молодость и людей с слабым характером, Шевченко приобрел между друзьями своими славу значительного малороссийского писателя, а потому стихи его вдвойне вредны и опасны. С любимыми стихами в Малороссии могли посеяться и впоследствии укорениться мысли о мнимом блаженстве времен гетманщины, о счастии возвратить эти времена и о возможности Украине существовать в виде отдельного государства»[95].

Судя по этому чрезмерному уважению, которое питали и лично к Шевченко и к его стихотворениям все украйно-славянисты, сначала казалось, что он мог быть если не действующим лицом между ними, то орудием, которым они хотели воспользоваться в своих замыслах. Но, с одной стороны, эти замыслы были не столь важны, как представлялось при первом взгляде, а с другой — и Шевченко начал писать свои возмутительные сочинения еще с 1837 года, когда славянские идеи не занимали киевских ученых. Равно и все дело доказывает, что Шевченко не принадлежал к «Украйно-славянскому обществу» и действовал отдельно, увлекаясь собственной испорченностью. Тем не менее по возмутительному духу и дерзости, выходящей из всяких пределов, он должен быть признаваем одним из важных преступников. То, что Шевченко как человек крепкого телосложения был отдан на службу в солдаты в Оренбургский корпус, являлось рекомендательным заключением в связи с вышеприведенной характеристикой. Он был единственный из проходящих по делу Кирилло-Мефодиевского общества, к кому была применена соответствующая мера наказания. Шевченко выделяли среди других апологетов украинства, имея в виду возможные последствия распространения его стихов.

Пантелеймон Кулиш как-то назвал Тараса Шевченко первым украинским историком. Действительно, в его поэзии есть все, что составит в дальнейшем нарратив украинского исторического мифа. Шевченко воспевает в своих стихах гетманщину. Осуждается Богдан Хмельницкий, прельстившийся союзом с Москвой. Россия и русские обличаются за то, что будто бы отобрали у Украины свободу. Достается также в его стихах полякам и евреям. Степень ксенофобии отдельных произведений Шевченко была столь велика, что даже в советское время, к примеру, поэма «Гайдамаки» подвергалась запрету. Для иллюстрации национализма шевченковской поэзии приведем некоторые примеры.

…Московщина,

Кругом чужі люде.

…Насміються на псалом той,

Що виллю сльозами;

Насміються… Тяжко, батьку,

Жити з ворогами!

Степи мої запродані

Жидові, німоті,

Сини мої на чужині,

На чужій роботі,

Дніпро, брат мій, висихає,

Мене покидає,

І могили мої милі

Москаль розриває…

Був я уторік на Україні, скрізь був й все плакав: сплюндрували нашу Україну катової віри німота з москалями — бодай вони переказилися.

Слова, вкладываемые поэтом в уста ведьмы:

І я люта, а все-таки

Того не зумію,

Що москалі в Україні

З козаками діють.

Люди на Украине

Кайданами міняються,

Правдою торгують.

I Господа зневажають, —

Людей запрягають

В тяжкі ярма. Орють лихо,

Лихом засівають…

…Москалі чужі люди,

Тяжко з ними жити

Немає з ким поплакати,

Ні поговорити.

Москалики, що заздріли,

То все очухрали.

Могили вже розривають

Та грошей шукають.

…Ой, Богдане!

Нерозумний сину!

Подивись тепер на матір,

На свою Вкраїну…

…Ой, Богдане, Богданочку!

Якби була знала,

У колисці б задушила,

Під серцем приспала.

Степи мої запродані

Жидові, німоті,

Сини мої на чужині,

На чужій роботі.

Дніпро, брат мій, висихає,

Мене покидає,

І могили мої милі

Москаль розриває…

Москаль в представлении Шевченко —