Невероятная очевидность чуда - Татьяна Александровна Алюшина

И встретились лишь через несколько лет на дне рождения бывшего одногруппника Евы, с которым в свое время дружил Виктор.

Оба к тому моменту были свободны и одиноки, ну и вспомнилась былая симпатия, и как-то оно само все закрутилось-завертелось. И уже буквально через месяц они съехались, а еще через пару месяцев Виктор сделал Еве предложение. А она подумала, всерьез сомневаясь в необходимости этого шага… Дело в том, что маме Виктор не очень-то понравился, но отговаривать дочь или как-то влиять на ее выбор Лилия Олеговна и не думала, но мнением своим с дочерью поделилась. Обдумав и взвесив все за и против, Ева все же приняла предложение Виктора.

Они вовсю готовились к важному событию, копили и собирали деньги, решали, как проводить это значимое мероприятие, Ева шила платье, и вдруг… Ковид, локдаун, и мама в реанимации на ИВЛ – без сознания и без всякой надежды.

Витя был постоянно рядом, полностью в проблеме, поддерживал и помогал всем, чем мог, Еве. А когда случилось чудо и мама пошла на поправку, он кружил плачущую от счастья Еву на руках и сам расчувствовался до повлажневших глаз.

Все начало постепенно возвращаться в привычную колею, мамочка хоть и очень медленно, но шла на поправку, Ева с Виктором назначили новую дату свадьбы, отмененную из-за локдауна. Однажды маме стало настолько плохо, что на скорой ее привезли в больницу, причем в ту, в которой работал хирургом Виктор, и после обследования Лилии Олеговне врачи вынесли страшный диагноз.

В памяти Евы отчего-то очень ярко, в деталях, запечатлелся момент, как они стояли под дверью кабинета, где проходил консилиум врачей, изучавших анамнез мамы Евы, и Виктор крепко сжимал ее ладошку. Стояли вот так и отчего-то не разговаривали – не обменявшись ни одним словом, ждали.

А когда к ним вышел лечащий врач Лилии Олеговны и начал объяснять, что показали результаты обследования, Ева каким-то обострившимся чутким восприятием происходящего вдруг остро ощутила, почувствовала, как по мере того, что говорит врач, Виктор медленно-медленно отпускает ее ладонь и убирает руку в карман своей медицинской робы.

Доктор протянул им бланки с результатами проведенных обследований, и пока они их изучали, у Евы возникало и все больше крепло странное ощущение, будто истончаются и обрываются какие-то невидимые энергетические и душевные нити, которые связывали ее с Виктором и она остается совсем одна… Она так явно, так четко это чувствовала, что даже не удивилась, когда Виктор, внимательно изучив все анализы Лилии Олеговны, сунул их в руки Еве и, ничего не говоря, просто ушел.

Вечером, когда Ева вернулась из больницы домой, он встретил ее в прихожей и, не дождавшись, пока она хотя бы снимет верхнюю одежду и скинет сапоги с уставших ног, объявил о своем решении:

– Ев, я думал весь день и понял, что не готов жить в том, что предстоит тебе и Лилии Олеговне, – и, не в силах смотреть девушке прямо в глаза, извинился: – Прости. Лучше сразу, чем пытаться, пробовать и изводить друг друга.

– Ладно, Вить, – уставшая и морально опустошенная после страшной новости, очень трудного разговора с мамой и консилиумом врачей, да еще после отработанной вечерней смены, Ева приняла спокойно его решение. – Ты иди. Я сейчас не могу ни о чем с тобой говорить.

И он ушел. А на следующий день, пока Ева была на дежурстве в больнице, он вывез из квартиры все свои вещи. С того дня они больше не виделись и не разговаривали даже по телефону – Еве было не до выяснений и разговоров, а ему… Да хрен бы там, что ему – неинтересно. Пустое.

– То есть не потянул Витя осложнений, – кивнул понимающе Орловский.

– Если честно, для меня его побег тогда был во благо, – призналась Ева, – хотя я этого не осознавала и поняла сей факт намного позже. А тогда я была сосредоточена исключительно на маме. И потом, – пожала она равнодушно плечами, – я понимаю, почему он так поступил. Виктор – отличный хирург и грамотный врач, он прекрасно знал, что это за болезнь и что нас ждет впереди: в том состоянии, в котором после ковида находилась мама, ей эту хрень было не победить, это без вариантов. Знал он и то, что в последней, терминальной стадии мама сляжет и будет лежать не меньше года, нуждаясь в постоянном уходе. Как, собственно, и случилось. И как я и наши родные и близкие ни боролись и какие только связи и деньги ни подняли на борьбу с этой гадской болезнью, но… Все это Виктор отчетливо понимал и принял такое для себя решение. И слава богу, что принял и ушел. Все эти четыре года я была сфокусирована только на маме и ее болезни, а еще на работе и периодической учебе, поскольку нам необходимо постоянно повышать квалификацию, изучать новые медикаментозные и аппаратные разработки, новые методики, осваивать параллельные специализации, так что учеба у меня перманентно и помногу. И сверху всей этой ноши громоздить на себя еще и достаточно капризного и амбициозного мужчину – это уж совсем перебор.

– В одиночку было проще? – переспросил Павел.

– В прикладном, практическом смысле мы с мамой были вдвоем. Но не одиноки. У мамы есть братья, мои дядья, и их семьи, и у них всегда были очень близкие отношения с сестрой. Только оба они живут и работают далеко, не имея возможности находиться рядом. Но старались приезжать и они, и их жены, и дети, мои двоюродные братья. И не просто так, формально навестить, посочувствовать и уехать, а вполне реально помогали, хоть это и были эпизодические наезды. И все эти годы вся родня несла всю тяжесть материальной стороны. Есть еще и мой брат Алексей, у них вообще с мамой особенные отношения с самого его рождения были, очень близкие и заботливые. И уж все эти четыре года он так вообще был невероятно внимателен и трепетен с ней. Но Леша – государственный служащий и работает в другой стране, у него очень ответственная служба, и он не имеет никакой возможности часто приезжать. А вот его жена, Катя, она старалась приезжать при любой возможности и помогала мне с мамой, особенно в последний год, когда мамочка уже стала лежачей. И понятно, что и Леша посылал деньги и помогал всем, чем мог: и связи свои подключал, и доставал лекарства, которых у нас в стране нет. Мне очень помогал главврач моего отделения, договариваясь со своими коллегами и друзьями об отдельных палатах для мамы и