Невероятная очевидность чуда - Татьяна Александровна Алюшина

– Ну и хорошо, – покивал председатель.

– А денек-то сегодня какой, – заметила восхищенно Елена Игоревна, посмотрев в окошко, – редкостный. Чтобы в это время, да такое солнце крепкое сияло. Рыбалка, наверное, знатная сегодня. А уж как хорошо сейчас на Костюшку подняться-то.

И на этих словах милой хозяйки Еву осенило идеей.

Ну а раз осенило – будем воплощать!

Ева заканчивала сборы последним штрихом в виде льняного кухонного полотенца, которым она накрыла сложенные для пикника в большой плоской корзине продукты, и взялась за ее ручку, когда в кухню вошел Орловский.

– У нас намечена благотворительная акция для местных жителей? – удивленно посмотрел он на корзину, стоявшую на столе.

– Нет, – отклонила его версию Ева и разъяснила: – У нас с вами, Пал Андреич, намечен пикник.

– Пикни-ик? – подивился Орловский, в два шага оказавшись возле девушки и, мягко сняв ее ладошку с плетеной ручки, подхватил корзину, пояснив для проформы: – Позвольте мне. – И спросил: – И что за пикник? Тематический?

– Я вам все объясню по дороге, – пообещала загадочно Ева.

– Мы поедем на машине? – глядя на старенький, но крепкий джипик, припаркованный у ворот, изумился Орловский. – И откель «дровишки» эти?

– Отчего же «дровишки», – попеняла Ева мужчине за пренебрежительное отношение к заслуженному детищу европейского автопрома. – Отличная машинка. Иван Леонидович выручил, дал напрокат, так сказать, поскольку я решила, что вашей ноге долгие пешие прогулки пока противопоказаны, – и повела рукой широким жестом: – Присаживайтесь, Пал Андреич, прокачу вас, без ветерка и с осторожностью.

– Так вот, – приступила к обещанному повествованию Ева, когда они, проехав улицу до конца, свернули в сторону выезда из поселка. – Одной из достопримечательностей нашей Калиновки является… – задумалась она, подбирая определение, – ну, скала не скала, и надолбом эту непонятную каменную возвышенность, торчащую посреди холмистой, но все же достаточно ровной поверхности не назовешь. Одним словом, выпирает такой приличный кусок скальной породы, который отчего-то носит название Костюшко. Сейчас приедем, и можете сами классифицировать этот взбрык природы, как вам понравится. На вершине горушки находится плоская площадка. А дальше все сами увидите.

И Орловский увидел и заценил.

С плоской вершины этой самой горушки, которая полого поднималась от земли с одного края метров на тридцать пять, пожалуй, ну может, чуть побольше, а с другой стороны заканчивалась резким обрывом, словно кто-то срезал огромным ножом ее часть, как кусок от торта, открывался дивный вид.

Куда делась отрезанная часть «торта» – сие осталось загадкой, как и появление посреди чуть холмистой местности и самого этого каменного выступа в целом.

Впрочем, это не имело никакого значения. Главное, что вокруг растягивался простор, перемешивавшийся с большими островами лесных массивов, прочерченный рекой, делавшей поворот плавной петлей точно напротив горки, с видом во все стороны, и вся эта дивная природная картинка сияла во всей красе поздней, предзимней осени, залитая ярким солнцем.

На плоской вершине было оборудовано место для пикника: крепкий деревянный стол и лавки с двух его сторон, врытые в землю, несколько пеньков вместо стульев и выложенное плитами и огороженное место для мангала.

– Вот, как-то так, – повела Ева рукой вокруг, приглашая осмотреть открывающуюся панораму.

– Здорово! – оценил Павел и, посмотрев на девушку, поблагодарил: – Спасибо, Ева. Сюрприз действительно отличный.

– Я рада, что вам понравилось.

Они долго молча сидели за столом, глядя вдаль, каждый думая о чем-то своем, потягивали горячий черный чаек с липовым цветом, исходивший душистым парком над походными кружками, который заварила Ева в старом китайском трехлитровом термосе. И в какой-то момент это их молчаливое, тихое созерцание приобрело состояние, близкое к медитативному – полное расслабление, остановка бесконечного бега мысли, впитывание в себя красоты природы и переключение на какие-то иные, более тонкие душевные вибрации и настройки.

И странное дело, это их затянувшееся, созерцательное молчание и погружение в свои размышления и мысленные картинки не вызывало ощущения разобщенности, ухода в свои переживания и думы, в которых каждый отгораживался, оставаясь сам по себе, скорее наоборот – их словно объединило чем-то невидимым.

И в какой-то неуловимый момент, на каком-то очень тонком, необъяснимом уровне они оба почувствовали это единство восприятия ими мира и совпадение душевного настроя.

Именно поэтому Орловский и задал вопрос, чувствуя, что здесь и сейчас они оба открылись для какой-то особой доверительности, в которой нет надобности в экивоках и утаивании информации о себе.

Может, только в этот момент, в этом месте, войдя в это удивительное душевное состояние, у них сложилось «окно искренности» – может. Но Павел испытывал странную потребность узнать об этой девушке как можно больше и готовность самому поделиться с ней историей своей жизни.

– Я хотел спросить у вас, Ева, – нарушил он молчание, продолжая все так же глядеть вдаль, – хотя и понимаю, что это болезненный и неприятный вопрос.

– Про маму, – догадалась Ева, так же, как и он, продолжая смотреть туда, где текла и терялась у горизонта речка Калиновая.

– Да, – подтвердил он. – Вы сказали, что она умерла совсем недавно. Но она же была не очень пожилым человеком. Что-то случилось?

Оторвавшись от созерцания пейзажа, он повернул голову и посмотрел внимательно на девушку.

– Случился ковид, – ответила Ева, так и не поворачивая головы. – Самое странное, что заболела именно мама, а не я, при том что я-то всю пандемию работала, в том числе и в ковидном отделении. Но заболела мама и сразу в тяжелой форме, с поражением практически всех легких, и лежала на ИВЛ. Прогнозы и динамика, которую давали специалисты, были очень нехорошими. Но каким-то чудом она справилась с болезнью, и мы смогли ее поднять. Но… Мало того что ковид подорвал всю ее иммунную систему, он дал серьезные осложнения и спровоцировал очень тяжелое заболевание.

– Вы одна с этим ее заболеванием боролись? – задавая вопрос тихим, сочувствующим тоном, спросил Павел.

– Ну как одна… – протянула Ева, – не совсем одна, но…

На самом деле ковид прошелся по жизни Евы разрушительным кулаком. Буквально за два месяца до того, как эта гадость ворвалась в жизнь страны, Ева со своим другом и партнером Виктором Костиным подали заявление в загс. Они решили узаконить отношения и стать официально мужем и женой после всего нескольких месяцев совместного проживания.

Они знали друг друга с института, учились на одном потоке, на лечфаке, только Витя специализировался в хирургии, а Ева в анестезии и реаниматологии. Парой во время учебы они не стали – нравились друг другу, заигрывали и присматривались, но дальше этого дело не двинулось, поскольку оба в тот момент находились в других отношениях. А вскоре и вовсе разошлись по разным больницам проходить интернатуру.