Заброшенный в природу - Милен Русков

его взгляду было видно, что он ничего не понял. Я тоже не понял, но, честно сказать, меньше всего стал бы сейчас размышлять над словами нашего кучера.

— Поторопись, Хесус, — спустя немного времени крикнул доктор. — А то упустим Лопе.

— Иду, иду, сеньор, — ответил Хесус и спустя минуту-другую действительно появился, застегивая на ходу штаны.

— Что ж поделаешь, сеньоры, — сказал он, проходя мимо. — Все мы люди…

— И то правда, — пробормотал доктор. — Где есть одно, там есть и другое.

Я сразу понял, что он хотел сказать, и засмеялся. Без ложной скромности должен заметить, чтобы читатель впредь не удивлялся, что я схватываю на лету, догадываюсь о невысказанном, усваиваю новые знания с потрясающей быстротой и, как утверждают люди, со мной хорошо знакомые, с удивительной проницательностью. Не подумайте, что я хвастаюсь, просто воспринимаю эти свои качества как данность. В конце концов, я не мог бы быть иным, но только таким, каков я есть на самом деле. К счастью, в отличие от многих, мне другого и не нужно. Мысль об этом приносит мне глубокое удовлетворение, несмотря на то, что меня немного мучает моя нынешняя бедность. Но у таких людей, как я, это не продолжается долго. Взять хотя бы доктора Монардеса…

— Севилья, сеньоры.

— Да, действительно.

На сцене «Театра Марии Иммакулаты» Хесус, воздев к небу руки, вопит:

— Святые угодники! Жена моя мертва, она отказалась стирать!

Он принимается рыдать и рвет на себе рубашку, сшитую, наверное, специально по этому случаю из какой-то скатерти в желто-красных квадратиках, взятой в таверне. Потом изо всех сил пинает ведро с водой. Брызги попадают на зрителей, сидящих в первом ряду, и они начинают роптать. Но их недовольство заглушают бурные овации, которые устраивают люди Лопе, сидящие в левом углу партера. Поднявшись с мест, они восторженно рукоплещут. Делать нечего, я тоже следую их примеру. Хесус, улыбаясь до ушей, сбегает со сцены.

Дон Гарсия де Бланко строго отчитывает свою хорошенькую дочь, которая отказывается выходить замуж за хитрого мавра Альфонсо, представившегося аристократом из Арагона, хотя по сути он — мориск[5]из Гранады. Рядом с доном стоит местный священник Родригес. Смиренно сложив руки на груди, он убеждает красивую Марию отдать руку и сердце «аристократу» Альфонсо, потому что хитрый мавр пообещал ему сто дукатов за помощь. Кроме того, они договорились обмануть дона Гарсию, чтобы потом поделить его состояние. Девушка в рыданиях убегает, за ней следуют священник и сам дон Гарсия, в задумчивости положив руку на лоб.

На сцене появляется настоящий возлюбленный Марии — кабальеро Моралес. Он верхом на коне, с обнаженной шпагой в одной руке и знаменем Эрнана Кортеса — в другой. Конь накрыт желтым плащом с красными львами Габсбургов, из-под которого виднеются грязные порванные сапоги Энрике и еще две ноги. Но это не ноги Хесуса. На этот раз ему повезло.

Кабальеро Моралес пламенно говорит о любви. Он рассказывает, что во имя любви сражался в Америке, воевал против турок, берберов, а также в Италии и Нижних землях. Убил много врагов. Под бурные аплодисменты он размахивает шпагой и знаменем Кортеса. Конь в это время скачет от одного края сцены к другому. С моего места на балконе отлично видно, кто в это время имитирует ржанье коня за левой кулисой — разумеется, Хесус. Отличный выбор.

Внизу люди Лопе вскочили на ноги еще с появлением кабальеро и не прекращают хлопать и бурно выражать свои чувства. Я тоже не могу усидеть на месте. Наконец кабальеро Моралес клянется Святой Кровью, что завоюет руку и сердце красавицы Марии или погибнет. После чего он покидает сцену, а я могу сесть. Облегченно вздохнув, я закуриваю сигариллу. В темноте сцена словно отдаляется, долетающие до меня звуки я воспринимаю как далекое жужжание, как журчание потока. Дым обволакивает меня, убаюкивая…

Люди — словно этот маленький, полутемный театр, — думается мне, — где разыгрываются их пьесы. А когда выйдешь наружу, оказываешься в природе. Там все озарено другим светом. Без разницы — день это или ночь, свет совсем иной. Начинаются улицы, дома, Гвадалквивир, мосты вдали, люди, снующие туда-сюда, начинаются холмы, дороги, облака, оливковые рощи, виноградники, реки, ветер… И этому нет конца. Все бесконечно. Природа, одним словом.

Вдруг я замечаю, что все люди вокруг меня стоят, и быстро вскакиваю с места. Сигарилла мешает мне, и я бросаю ее вниз, в партер. Не знаю, что с ней сталось потом. Но зато вижу, что происходит на сцене. Кабальеро Моралес обнимает донью Марию, все так же не выпуская шпагу из рук. Рядом лежит пронзенный коварный мавр. Дон Гарсия де Бланко, подняв руку, торжественно благословляет влюбленных. В стороне Хесус и еще несколько деревенских пинают в зад продажного священника, размахивая знаменем Эрнана Кортеса и постепенно выталкивают его со сцены. В этот момент появляется якобы умершая супруга. «Ну ты даешь, Лопе, — думаю я. — У тебя уже люди воскресают». Но нет, она не умерла, а просто потерялась в лесу. Супруги обнимаются, и она начинает ругать за что-то Хесуса. Кабальеро и Мария, тоже обнявшись, подходят к ним. Кабальеро с улыбкой берет у Хесуса знамя Кортеса и дает ему в знак благодарности две мелкие монеты. Пока Хесус и его супруга раскланиваются, на сцене вновь появляется конь, на этот раз — с шестью ногами. Кабальеро Моралес и Мария взбираются на него, кабальеро произносит несколько напутствий публике, обещая ей счастливую жизнь в будущем. Помахав рукой, оба покидают сцену с правой стороны. Помнится, утром Хесус говорил, что это будет трагедия, но Лопе, судя по всему, в последний момент изменил свой замысел.

После этого дон Гарсия произносит заключительный монолог. Но в тот же момент зрители в партере начинает покидать зал — никто не любит слушать заключительные монологи. Люди Лопе пытаются им помешать, но тщетно — их слишком мало. Нужно отменить эту старомодную практику произносить заключительные монологи. В наше время люди не хотят слушать монологи, они хотят действий. Но артист быстро понимает, что к чему, и заканчивает монолог, выкрикнув: «Да здравствует король!» Все застывают на месте. На сцену взбирается Лопе. Прижав руку к сердцу, он раскланивается. Вскоре к нему присоединяются все артисты. Хесус тоже там, и я бы сказал, что он играл замечательно. Другие тоже играли недурно. В конце концов, и Лопе не так уж плох. Конечно, кое-что нужно усовершенствовать, но некоторые сцены ему удались блестяще. Если немного подумать, то я могу даже точно указать, какие места следует улучшить. Вокруг меня публика неистово