Боги ушли, твари остались - Михаил Владимирович Рогожин

с наслаждением погрузился в неё. Он, разумеется, считал себя непримиримым борцом с фашизмом. Ненавидел его всей душой. Но чем дольше работал в Европе, тем меньше разделял коммунистические догмы своих товарищей. Поначалу это его смущало. Но он никак не мог отделаться от понимания, что две человеконенавистнические системы борются между собой. И он не хотел пасть от рук ни тех, ни этих. Исходя из этого, нужно было решать, что делать дальше.

Прежде всего, следовало обезопасить себя. Ведь как только гестапо займется Аделией, она не выдержит и расколется. А там уж бросят все силы на его поимку. Бежать некуда, спрятаться негде. Лучше всего нанести предупреждающий удар.

Франц вылез из ванной, завернулся в полотенце и поспешил к телефону. Сейчас ему нужен был Воли Мюльбахер, человек, который служит всем и никому.

Слава богу, он взял трубку!

— Куда звоните? — глухо откуда-то издалека раздалось на том конце провода. Это была его манера начинать общение.

— Воли, это Франц!

— О, герр Франц, вы в Вене?

— Да, и намереваюсь срочно встретиться с тобой.

— Это не сложно… В «Захере» всегда заказан столик на моё имя.

— Тогда через два часа.

— Я могу сделать предварительный заказ?

— По возможности скромный.

— Понял, — и положил трубку.

Франц подошел к шифоньеру, открыл дверцу и принялся придирчиво изучать свой гардероб. Ему предстояло начать новую игру — на выживание. И в ней он должен быть комильфо. На операции «Литораль» можно поставить жирный крест.

Глава двенадцатая

Дома Альфред застал старика Виллигута спящим в кресле. Несколько окурков валялись у его ног. Бутылка виски была пуста. Стараясь не шуметь, Альфред направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Но Виллигут открыл глаза.

— Зря ты её отправил, — без всяких объяснений произнес он.

— Сложный вопрос, — Альфред был не готов к обсуждению своего поступка.

— Я долго обмозговывал… Она интересная штучка. Там внутри такое, что нам с тобой и не снилось.

— С чего вдруг такие выводы? — Альфред знал о способности старика тонко разбираться в людях. Поэтому невольно насторожился.

— Не знаю, что там у вас, но в ней кипят бешеные страсти. Кто её напитал такой энергией?

— Я не заметил…

— Потому что, подобно кошке, она еще не выпустила свои когти. Такую женщину нельзя отвергать. За ней стоят неведомые силы…

— Разведка? — напрягся Альфред.

— Разведка?! — старик от удивления прикрыл левый глаз. — Нет. Мистические силы. Она является отмеченной. Не знаю, за какие заслуги и страдания, но в ней — искупление…

Слова Виллигута можно было воспринимать, как бред перепившего мистика, к тому же ещё и бывшего пациента психиатрической больницы, но они возбудили в душе Альфреда новые эмоции. В них не было ни оправдания её появления, ни порицания. Просто констатация того, что он чего-то не понял и не почувствовал.

— Аделия уверяет, что много лет любит меня, — признался он.

— Сядь, послушай, — предложил Виллигут.

Альфред опустился в кресло. Виллигут закурил сигарету, скользнул взглядом по бутылкам, но не потянулся к ним. Альфред знал, если уж старик прекращал пить, значит, какая-то важная мысль занимала его сознание.

— Аделия послана ниоткуда. Не ищи объяснения её появлению. Она сама не сможет объяснить. Нам только кажется, что за нами стоят какие-то мотивы, в результате которых мы что-то совершаем. На самом деле, это всего лишь зигзаги судьбы. Что суждено, то суждено. Нужно только правильно понять и оценить.

— Не в наше время, — парировал Альфред, — сам знаешь, война не терпит компромиссов.

— Ты противоречишь себе. Мы обречены на борьбу. Должны брать свое там, где его находим. Если эта женщина волнует тебя, разрушь всё вокруг неё, оставь выжженную степь и стань её хозяином.

Альфред не ответил. Старику ничего не было известно про Аделию, но он с упорством маньяка талдычил своё. Неужели чувствует больше, чем понимает? Что в ней особенного? Альфред уже успел убедить себя в том, что происходящее — постановочная игра. Но она?.. Неужели такая хорошая актриса?!

— Думаешь, она мне нужна? — спросил напрямую.

— Ты ей нужен. Её женское начало готово подмять тебя, завладеть тобою, подчинить.

— Вряд ли. Я с ней больше не увижусь, — твёрдо произнес Альфред.

— И будешь всю оставшуюся жизнь ощущать комплекс проигравшего. Знать, что где-то существует женщина, оказавшаяся сильнее тебя, перед которой ты предстал слабаком?.. Какой же ты тогда воин? Одна слабость порождает другую: нужно либо побеждать, либо уничтожать.

— Я могу её уничтожить! — вырвалось у Альфреда.

— Так уничтожь!

Альфред взял себя в руки. Сентенции старика подтверждали его опасения, что внутренне он уже не сможет избавиться от своих чувств к Аделии.

— Тебе налить? — спросил старика.

— Нет. Прикажи Ульриху, чтобы отвез меня домой. Эльза заждалась. Чёртова тётка может накатать рапорт о моем отсутствии.

— Тебя охраняют, как национальное достояние.

— Гиммлер боится меня потерять. Пока я жив, в моих жилах течет кровь немецких королей. А значит, существует тонкая нить между великим прошлым и великим будущим Германии.

Произнес это Виллигут без всякого пафоса, даже с какой-то печальной интонацией. И тяжело поднялся из кресла.

Альфред проводил его до машины.

Аделия лежала с открытыми глазами. Сон никак не хотел завладеть её измученным сознанием. Высоко под потолком белел плафон люстры. Он казался неким небесным телом, выделившимся из мрака вечности. Мозг устал от навязчивых мыслей. Всё, что можно передумать, передумала. Возможные варианты перестрадала, даже последнее слово приготовила. Кому? Так… миру. Мысленно представила себе одинокий заброшенный холмик своей могилки, поплакала над ним. Никаких сожалений, угрызений, надежд больше не испытывала. Хотелось забыться, почувствовать себе бестелесной и также слабо отсвечивать, как бездушный плафон.

Аделия поняла, что больше не способна к активным действиям, к отражению ударов судьбы, к любым проявлениям воли.

Неожиданно ночную тишину прорезал женский крик. За ним последовало мужское бормотание. Аделия напряглась всем телом. Крик, но уже сдавленный, повторился. Потом послышались шлепки и удары. Тихие женские подвывания перешли в истерику, которую прервал мужской шёпот, состоявший из грязных ругательств.

Там, в номере напротив, совершалось насилие. Аделия от испуга зажмурила глаза и прикрыла уши руками. Но навязчивые звуки продолжали терзать её душу. И она не выдержала, встала, подошла к окну, приоткрыла тяжёлую штору.

В открытом пространстве соседнего номера просматривалась кровать, подсвеченная настольной лампой. На ней огромная туша, повернутая к окну волосатой задницей, подмяла под себя, судя по заброшенным худым ногам, тщедушное девичье тело. Маленькие круглые пятки колотили по мощной спине насильника. Он только похрюкивал от удовольствия.

На полу возле кровати валялись штаны и черный китель офицера СС. У тумбочки стояли начищенные сапоги.

Судя по стонам, девушка выбилась