Заморский тайник - Александр Александрович Тамоников

без таких розысков обойтись было нельзя. Хотя бы потому, чтобы быть уверенными – ни в Москве, ни в Подмосковье иконы и в самом деле нет. И начинать искать ее за пределами столицы. За широкими, просто-таки необъятными пределами – можно сказать и так. Потому что невозможно было установить, в какие такие края и веси отправилась украденная икона. Если рассуждать теоретически, это мог быть весь Советский Союз – от Владивостока до Калининграда.

Ну а кроме того, в Москве проживали несколько страстных любителей всевозможной старины, у каждого из которых имелась неплохая частная коллекция предметов этой самой старины. Понятно, что икона с Иоанном Лествичником в такой коллекции была бы той самой драгоценностью, которая затмила бы собой все прочие предметы коллекции. А если так, то каждый из коллекционеров собственную душу продал бы, лишь бы только прикоснуться к иконе. А уж стать ее единоличным обладателем – тут и говорить не о чем.

Нет, Прилепский ничуть не надеялся, что икона окажется у кого-то из любителей-частников. Собственную душу, конечно, эти люди и впрямь могли продать, если бы она кому-нибудь потребовалась, но икона еще и стоила немалых денег. Очень даже немалых, а их-то у частных ценителей как раз и не было – Прилепский также об этом знал. Ценители-частники были, что называется, чистыми фанатиками, а у фанатиков, как известно, с деньгами всегда напряженка. Фанатизм – это, прежде всего, идея, а идея и большие деньги почти никак не состыкуются друг с другом. Но тем не менее походить вокруг да около этих людей было необходимо – а вдруг они что-то слышали об украденной иконе? Или о чем-то догадываются? Например, знают имя какого-нибудь новоявленного частного коллекционера с большими деньгами, о котором сам Прилепский понятия не имеет? Вполне могло быть и такое…

Ну и кроме того, необходимо было тщательно и вдумчиво отработать всех тех ценителей, которых профессор Матвеев пригласил в свою галерею, надеясь их удивить и поразить раритетом, но поразил их его неожиданной пропажей. Таких ценителей было пятнадцать человек, и работа с ними предстоит большая. Очень большая и притом сложная, потому что к каждому такому ценителю требовался индивидуальный подход, а попробуй-ка его найти, этот подход, когда видишь человека впервые!

Но и это было еще не все. Еще необходимо было сориентировать на поиски иконы агентуру. Опять же – может, кто-то что-то слышал, может, кто-то о чем-то догадывается… Для этого также необходимо было и время, и силы, и нервы, и терпение. Ведь агенты – непростой народ. В большинстве случаев это капризные и непредсказуемые личности. Любой агент может тебе помочь, а может и соврать. Причем соврать не по оплошности и нечаянности, а целенаправленно и умышленно. Да и это еще не вся беда. Еще, чтобы разузнать хотя бы какую-то малость, агентам потребуется время – и никто не может знать, сколько именно времени потребуется.

Да-да, для всего необходимо время. А те, кто украл икону, – у них как раз со временем совсем другие счеты. Им нужно как можно быстрее замести следы. А замести следы в данном случае означает лишь одно – увезти икону из Москвы как можно быстрее и как можно дальше. Поэтому-то Прилепскому и его помощникам, помимо московских розысков, необходимо организовать еще и всесоюзные розыски, причем в кратчайший срок.

А ведь нужно было еще и отыскать внезапно исчезнувшего с профессорской дачи сторожа Федора Кузнецова и допросить его! Ведь как ни крути, а, скорее всего, этот таинственный сторож был свидетелем кражи иконы из профессорской галереи, потому что просто так, по воле случая, сторожа накануне кражи не исчезают в безвестном направлении.

Вот такой-то тяжкий груз свалился на подполковника Прилепского и его помощников-лейтенантов. Вот такой это был «курорт»…

По этому поводу Прилепский организовал короткое совещание с участием всех четырех своих помощников. Были распределены обязанности – кто чем должен заниматься и кто за что должен отвечать. Помощникам нужно было разобраться с коллекционерами-частниками и теми ценителями, которых профессор Матвеев приглашал на ту самую выставку. Одному из помощников – Ивану Котику – было поручено в кратчайшие сроки разыскать сторожа – хоть из-под земли его откопать, хоть из Австралии раздобыть. Сам же Прилепский возложил на себя обязанность по организации всесоюзного розыска иконы. Ну и, конечно, обязанность по общению с агентурой.

– Оно, конечно, все это правильно, – почесал затылок строптивый по своему характеру Иван Котик. – И коллекционеры-частники, и сторож… А только бесполезно все это. Потому что нет иконы в Москве. Далеко уже иконка… Ведь понятно, что не для понта ее воровали, то есть не для того, чтобы втайне погордиться и покрасоваться. Для продажи ее воровали, для наживы. Икона-то просто-таки бесценная! Ну а если для продажи, то искать ее сейчас нужно исключительно на наших западных границах. В первую очередь в балтийских портах.

– И с чего ты это взял? – скептически ухмыльнулся Антон Рябко. – Обоснуй.

– Да тут и обосновывать нечего! – Иван Котик решительно махнул рукой. – Тут все ясно и без того. Как дважды два! Вот смотрите. Допустим, икону увезли во Владивосток. А дальше – куда? В Японию? В Индонезию? На какой-нибудь остров Чунга-Чанга? А кому она там нужна? Кто ее там оценит, а тем более купит? Там, знаете ли, другие представления о прекрасном. Одесса или Новороссийск? В принципе то же самое. В Турции или, скажем, где-нибудь в Африке с иконой Иоанна Лествичника также получится облом. Не те у тамошнего народа ценности! Православная икона – это вам не африканский деревянный идол. Значит, остается Запад. Именно туда большей частью и уходят краденные в Союзе иконы и прочие культурные ценности. Разве мы этого не знаем? Прекрасно знаем! Разве мы никогда с таким маршрутом не сталкивались? Сталкивались неоднократно. Так в чем же дело?

– Да, но почему именно балтийские порты? А поезда? Их в западные страны ходит ничуть не меньше, чем всяких пароходов и теплоходов, – возразил Денис Монахов.

– Довелось мне в пору моей боевой молодости послужить на наших западных границах – на одном из контрольно-пропускных пунктов, – сказал Иван Котик. – А именно на том пункте, через который проходят поезда. Так вот, авторитетно заявляю, что ничего такого ни на пассажирском, ни на грузовом поезде через границу провезти невозможно. Служили, знаем. Советский пограничник – всегда на посту! Встречались изредка самонадеянные личности, которые в этом сомневались, однако их сомнения были их роковой ошибкой.

– А на пароходе, значит, провезти можно? – недоверчиво усмехнулся Денис Монахов.

– На пароходе – можно, – подтвердил Иван Котик. – Увы. Потому что пароход по своему устройству сложнее, чем тепловоз или вагон. И гораздо больше. Следовательно, и мест, где можно спрятать такую малость, как икона, на пароходе больше. Рассказывали ребята… Да дело даже не в том, что именно рассказывали ребята. А в том, что те, кто перевозят всякие запрещенные грузы и предметы через границу, прекрасно обо всем этом знают. Следовательно, икону повезут в благословенную Европу именно на пароходе. Ну, или теплоходе – какая разница. А может, уже и увезли – откуда мы можем знать?

– Это вряд ли, – не согласился Прилепский. – Слишком мало времени прошло с момента кражи. Пока доберешься из Москвы до балтийских портов, пока то да се… Да и пароходы в Европу отплывают не каждый день. А в целом, думаю, ты прав. После нашего совещания я этими делами и займусь. Разошлю, кому нужно, ориентировки, с кем-то созвонюсь – словом, сделаю все, что нужно.

– А почему мы не рассматриваем версию о том, что икону мог купить кто-то в Союзе? – спросил Вячеслав Ласточкин. – Неужели некому?

– Можно сказать и так – некому, – ответил Прилепский. – Уж слишком больших денег она стоит. А большие деньги в основном на Западе. Да и опасное это дело – хранить икону у себя. Икона-то – единственная в своем роде. Это как сидеть на мине, которая рано или поздно взорвется. Кому же охота? Это – первый аргумент, а есть еще один. Икона, скорее всего, украдена, чтобы ее продать – о чем мы уже говорили. На Западе денег за нее дадут больше. Так какой же смысл продавать икону в Союзе? Да, риску в этом случае больше, но и денег тоже больше! Ради больших денег можно и рискнуть.

* * *

Поговорили и разошлись – каждый заниматься своим делом. Почти день у Прилепского ушел на то, чтобы подготовить и разослать в разные места ориентировки, телефонограммы и телеграфные сообщения. А ведь были еще и междугородные телефонные